Голова шевельнула глазными яблоками и раскрыла рот.

— Я не знаю, кто ты, — сказала она, — но убеди короля дождаться Пелиаса здесь.

Просперо невольно отшатнулся.

Конан свирепо хлопнул крышкой ларца.

— Рассказывай, — потребовал граф.

Король опустился в кресло, скрипнувшее под его тяжестью. Граф остался стоять.

— Садись, — Конан махнул рукой, и Просперо опустился в кресло напротив.

— Это чудовище, — король ткнул пальцем в сторону ларца, — проникло во дворец через дымоход. Там по-прежнему висит его веревка. — Просперо оглянулся на камни. — Остальное ты знаешь со слов Паллантида.

— Так, — сказал граф. — Что дальше?

— Дальше! — Конан грохнул кулаком по столу. — Этот ублюдок своим заклятьем погрузил Зенобию в сон, колдовской сон, который распадется только тогда, когда он подохнет!

Просперо хранил молчание. Король немного успокоился.

— Ты видел голову, — хмуро произнес он, — тело же находится в темнице. Этот ублюдок, Зольдо, говорит, что не может умереть сам. Его отправит в преисподнюю лишь какой-то дьявольский талисман, а я единственный, кто может добраться до него, сохранив свою шкуру. Поэтому он желает, чтобы я принес этот треклятый талисман ему.

— И что же? — спросил Просперо, видя, как король вновь закипает.

— Вернее, не ему, а Пелиасу, — поправился Конан, — тот знает, что с ним делать.

— Значит, ты отправляешься к Пелиасу, — задумчиво проговорил граф.

Конан ответил утвердительным кивком.

— Да, я захвачу с собой в мешке эту башку. Если Пелиас подтвердит то, что она мне наговорила, мне придется выполнить ее условие. Проклятье! — выругался он.

Граф погрузился в молчание, обдумывая услышанное.

— На время моего отсутствия ты будешь регентом, добавил король.

Просперо рассеяно пошевелил пальцами.

— Почему голова просила меня убедить тебя остаться? поинтересовался он.

На лице короля появилось выражение крайнего неудовольствия и досады.

— Боится потеряться в пути, — раздраженно фыркнул он. Желает, чтобы я отправил к волшебнику гонца, уверяя, что тот не замедлит объявиться.

Просперо снова умолк.

Немногим более года назад король однажды покинул свое королевство, отправившись на поиски жены, которую похитили прямо из дворца. Во время пышного бала ее унесло в когтях жуткое чудовище, вызванное с Гор Ночи колдуном из далекого Кхитая, решившим уничтожить Конана. Тогда король в одиночку, в одежде простого наемника, отправился в путь. И сейчас снова в жизнь его ворвалась магия, опять коснувшись королевы.

— Может быть, стоит прислушаться к совету головы? задумчиво произнес Просперо. — С Пелиасом тебя связывают давние приятельские отношения… Помнишь, он же помог тебе, когда Зенобию утащило мерзкое исчадье Нергала, науськанное черным кхитайским магом!

— О нет, Просперо, — возразил король. — Чтобы Пелиас покинул свое логово, свои книги, зелья и прочую колдовскую дребедень? Если такое и случится, то я не знаю, что может быть тому причиной, но только не моя Зенобия! Если что понадобиться ему самому, тогда еще можно ждать его появления, ну а в противном случае надо добираться до него.

— Понятно, — кивнул Просперо. — И все же я попытаюсь тебя убедить…

Конан прервал его взмахом руки.

— Друг мой, — сказал он, — я благодарю тебя, но ты меня не переспоришь. Я боюсь.

Чего-чего, а вот такого заявления граф никак не ожидал. Он с пораженным видом воззрился на короля. Синие глаза Конана прищурились.

— Я боюсь, Просперо, — король тяжело вздохнул. — Я знаю Пелиаса несколько лет, с тех пор, как впервые увидел его плененным в Алой Цитадели. Он могущественный чародей, который зарылся в свои свитки и знать не хочет ничего кроме них — по крайней мере, так было раньше. Но иногда у них, у колдунов, что-то щелкает в голове, и тогда нам обычным людям, приходится несладко. Вспомни Ксальтотуна, Просперо! Зачем его вызвали Валерий, Тараск и Амальрик? И что из этого вышло? А теперь ночью в моем дворце появляется невесть какая нечисть и вынуждает меня добывать чародейский талисман, и для кого? Для Пелиаса! Зачем? Что, если Пелиас решил перестать быть отшельником? А?

— Ну, тогда он обязательно должен откликнуться на твой зов.

Конан тяжело вздохнул.

— Эх, Просперо, мудрость твоя в тот раз тебя подвела. Неужто ты думаешь, что если у Пелиаса окончательно съехали мозги набекрень, я позволю ему появиться в столице моего королевства? Нет, я еще в своем уме! Я никогда особенно не жаловал колдунов и доверять им впредь тоже не собираюсь. Решено, я отправлюсь в Ханарию к нему сам и выведаю все, что смогу. — Конан замолчал на мгновение, лицо его помрачнело еще больше. — Зенобия попала в беду, и оставить это так просто я не могу. Но если происшедшее — дело рук Пелиаса, то пусть побережется — я никому не спускал подобных шуток со мной!

Граф понял, что разговор окончен. Он все-таки задал последний вопрос, хотя знал ответ на него заранее:

— И когда же ты намерен отправиться?

— Немедленно.

Король легко поднялся из кресла, и граф тоже поспешил встать. Конан уже потянулся за ларцом, когда в покои торопливым шагом вошел Паллантид.

— Государь, какой-то человек хочет пройти во дворец, — доложил командир Черных Драконов. — Он желает видеть ваше величество и уверяет, что вы знакомы. Стража напугана, потому что он — колдун. Его имя — Пелиас.

Седовласый, но стройный, как юноша, в длинных шелковых одеяниях и с деревянным посохом в узкой руке, чародей появился перед графом и королем. Упругим шагом он вошел в королевские покои и приветствовал Конана изящным почтительным жестом и словами:

— Друг мой, сколь рад я видеть тебя вновь! — Точеные черты волшебника озарила широкая улыбка. — Я думаю, ты удивлен: Пелиас покинул свои занятия и отправился в путешествие. Приношу свои извинения за то, что пришлось немного попугать стражу — уж очень недоверчивые у тебя солдаты, а мне, прости, ждать недосуг.

— Ты вовремя появился, Пелиас, — загремел Конан, прервал речь чародея. — Надеюсь, ты мне объяснишь, что все это значит! — Он грохнул кулаком по ларцу.

— Зная твой горячий нрав, именно за этим я и появился, ничуть не смущаясь, ответил волшебник. Между делом он поприветствовал, как старого знакомого, графа Просперо. Лучше прикажи принести вина и еды — в дороге я проголодался, да и в горле порядком пересохло.

— А, так значит, то ты мне его подослал? — Конан навис над Пелиасом, сверля чародея взглядом. Рядом с варваром волшебник казался тонким хрупким деревцем, выросшим по соседству с исполинским стволом дуба.

— И да, и нет, — ответил чародей и посмотрел в глаза киммерийцу. Веселость его пропала во мгновение ока; теперь лицо Пелиаса стало бесстрастным, а взгляд — жестким и решительным.

— Друг мой, поверь мне: твоей королеве ничего не грозит, если ты выполнишь то, о чем просит Зольдо, сказал он, устало опускаясь в кресло. Маг положил посох на колени и поинтересовался: — А, кстати, где он сам? Где Зольдо?

— Один кусок здесь, другой — в темнице. — Король стоял, уперев руки в бедра, и синие его глаза, сверкавшие из-под смоляных прядей, пылали бешенством. Он не мог смириться с предательством чародея; казалось, еще немного, и король набросится на него.

— Не горячись, Конан, смири свой гнев и выслушай меня, голос Пелиаса оставался спокойным, тон — дружеским. Однажды я говорил тебе, что судьбы — твоя и твоей королевы — тесно переплетены с судьбами мира. Ты тогда не принял моих слов во внимание. Твой гнев — результат этого. Если б ты прислушался к моим речам, то воспринял бы происшедшее гораздо спокойнее.

— Хорошо, рассказывай, — проворчал киммериец. Он отступил на шаг и застыл, скрестив на груди руки.

Пелиас печально вздохнул:

— Может быть, ты прикажешь принести немного вина? Конан громко хлопнул в ладоши. Появившемуся слуге, который испугано косился на волшебника, он приказал: