Кристофер слушал с некоторым интересом, поскольку ему всегда было любопытно, как появились Везделки.

– А серии получились таким же образом? – спросил он.

– Именно, – ответил Флавиан, явно считая, что Кристофер очень хороший ученик. – Возьмем Седьмую, которая является гористой серией. В доисторический период земная кора, должно быть, вздымалась там гораздо чаще, чем здесь. Или Пятая серия, где вся земля стала островами – и ни один не превышает размерами Францию. Теперь миры в одной серии одинаковы, но в каждом по-разному текла история. Разницу составляет история. Самый простой пример – наша серия, Двенадцатая, в которой наш мир, который мы называем Миром А, ориентирован на магию – и это обычное дело для большинства миров. Но следующий мир – Мир Б – откололся в четырнадцатом веке и повернулся к науке и технике. Следующий за ним – Мир В – откололся во времена римлян и разделился на большие империи. И так далее до девятого. В серии обычно девять миров.

– Почему они нумеруется задом наперед? – спросил Кристофер.

– Потому что мы думаем, что остальные миры произошли от Первого. В любом случае, Великие Маги Первого раньше всех обнаружили другие миры, они и установили нумерацию.

Это было гораздо лучшим объяснением, чем то, которое дал Такрой. Кристофер почувствовал, что обязан Флавиану за него. Так что когда Флавиан спросил:

– А теперь, как думаешь, почему мы называем двенадцать миров Родственными?

Кристофер посчитал, что должен ответить:

– Они все говорят на одних и тех же языках.

– Очень хорошо! – произнес Флавиан – его бледное лицо порозовело от удивления и удовольствия. – Ты такой хороший ученик!

– О, я абсолютно гениален, – горько произнес Кристофер.

К несчастью, когда наступала очередь практической магии, Кристофер был совсем не гениален. С доктором Посаном он привык к чарам, которые в самом деле что-то делали. Но с Флавианом он вернулся к мелкой элементарной магии вроде той, которой занимался в школе. Кристоферу было до смерти скучно. Он зевал, что-нибудь опрокидывал и, сохраняя особое рассеянное выражение лица, чтобы Флавиан не заметил, что он делает, заставлял чары работать, пропуская больше половины шагов.

– О, нет, – встревоженно сказал Флавиан, когда заметил. – Это магия уровня кудесника. Мы примемся за нее через пару недель. Однако сначала ты должен изучить базовое колдовство. Когда ты станешь следующим Крестоманси, для тебя будет важно суметь понять, злоупотребляет ли ведьма или волшебник магией.

В этом состояла проблема с Флавианом. Он всегда говорил:

– Когда ты станешь следующим Крестоманси.

Кристофера охватил горький гнев.

– Габриэль де Витт скоро умрет? – спросил он.

– Не думаю. У него осталось еще восемь жизней. Почему ты спрашиваешь?

– Просто блажь, – ответил Кристофер, сердито думая о папе.

– Ох, – произнес Флавиан, обеспокоенный тем, что не может удержать интерес ученика. – Знаю: мы пойдем в сад и займемся изучением свойств трав. Возможно, эта часть колдовской науки тебе понравится больше.

И они вышли в сад, в промозглый серый день. Лето в том году было из тех, которые больше похожи на зиму, чем многие зимы. Флавиан остановился под гигантским кедром и предложил Кристоферу изучить старинные знания о древесине кедра. Вообще-то Кристоферу было интересно услышать, что кедр является частью погребального костра, из которого возрождается Феникс, но он не собирался позволять Флавиану это заметить. Пока Флавиан говорил, взгляд Кристофера упал на отдельную разрушенную часть замка, и он знал, что если спросит о ней, Флавиан лишь ответит, что они займутся сбивающими с пути чарами в следующем месяце. И это посеяло в его душе желание узнать еще одну вещь.

– Когда я буду учиться приклеивать чьи-нибудь ноги к месту? – спросил он.

Флавиан покосился на него:

– Мы не будем изучать магию, влияющую на людей, до следующего года. Пойдем теперь к кустам лавра и рассмотрим их.

Кристофер вздохнул, следуя за Флавианом к большим кустам лавра возле дороги. Он мог бы догадаться, что Флавиан не станет учить его ничему полезному! Когда они подошли к ближайшему кусту, из гущи блестящих листьев возник рыжий кот, потягиваясь и раздраженно оглядываясь. Увидев Флавиана и Кристофера он рысью направился к ним, и цель большими буквами была написана на его свирепой вислоухой морде.

– Берегись! – поспешно воскликнул Флавиан.

Предупреждения Кристоферу были не нужны. Он знал, на что способен этот конкретный кот. Но он был так поражен, увидев Трогмортена здесь, в Замке Крестоманси, что забыл отойти.

– Кто… Чей это кот? – спросил он.

Трогмортен тоже узнал Кристофера. Его хвост поднялся – еще более тощий и змееподобный, чем когда-либо, – и он остановился, уставившись на Кристофера.

– Уон? – недоверчиво произнес Трогмортен.

И снова двинулся вперед, но гораздо более величаво – будто первый министр, приветствующий иностранного президента.

– Уон, – сказал он.

– Осторожнее! – предупредил Флавиан, благоразумно отступая назад за спиной Кристофера. – Это кот из Храма Ашет. Безопаснее не приближаться к нему.

Конечно, Кристофер знал об этом, но Трогмортен столь очевидно собирался быть вежливым, что он рискнул присесть на корточки и осторожно протянуть руку.

– Да, и тебе «уон», – сказал он.

Трогмортен вытянул вперед казавшийся изъеденным молью нос и ткнулся им в ладонь Кристофера.

– Великие небеса! Ты понравился этой зверюге! – воскликнул Флавиан. – Никто не осмеливается приближаться к нему ближе, чем на ярд. Габриэлю пришлось наложить на весь парковый персонал особые защитные чары, в противном случае они грозились уйти. Обычные чары не мешают ему выдирать из людей полосы.

– Как он сюда попал? – спросил Кристофер, позволив Трогмортену вежливо исследовать его руку.

– Никто не знает. По крайней мере, о том, как он прибрел сюда из Десятой серии. Мордехай нашел его в Лондоне и, смельчак, принес сюда в корзине. Он узнал его по ауре и сказал, что если он смог, то сможет и большинство волшебников, и его убьют ради его волшебных свойств. Большинство из нас считает, что это не такая уж и потеря, но Габриэль согласился с Мордехаем.

Кристофер еще не запомнил имена всех строго одетых людей, собиравшихся за воскресным столом.

– Мистер Мордехай это кто? – спросил он.

– Мордехай Робертс – мой близкий друг, но ты его еще не встречал, – ответил Флавиан. – Он сейчас работает для нас в Лондоне. Возможно, теперь мы можем продолжить с изучением трав.

В этот момент из горла Трогмортена вырвался странный звук – словно скрежет не слишком хорошо подходящих друг другу деревянных шестеренок. Трогмортен мурлыкал. Кристофер был неожиданно тронут.

– У него есть имя? – спросил он.

– Большинство людей зовут его просто Это Существо, – ответил Флавиан.

– Я буду звать его Трогмортен, – сказал Кристофер, и шестеренки Трогмортена закрутились еще громче.

– Ему нравится, – заметил Флавиан. – А теперь, пожалуйста – рассмотри этот лавр.

С дружелюбно прогуливающимся рядом Трогмортеном Кристофер выслушал всё о лаврах и обнаружил, что так воспринимать информацию гораздо проще. Его забавляло, как Флавиан тщательно старался держаться вне досягаемости Трогмортена.

С тех пор Трогмортен в  своей сдержанной манере стал единственным другом Кристофера в Замке. Они оба придерживались одного мнения о его обитателях. Однажды Кристофер видел, как Трогмортен столкнулся с Габриэлем де Виттом, спускавшимся по розовой мраморной лестнице. Трогмортен зашипел и  бросился на длинные худые ноги Габриэля, и Кристофер был очарован и восхищен тем, с какой скоростью эти длинные худые ноги взлетели обратно по лестнице, чтобы убраться подальше.

После каждого урока с Габриэлем Кристофер ненавидел его еще больше. Он решил, что комната Габриэля всегда выглядит такой темной, вопреки множеству окон, потому что отражает его личность. Габриэль никогда не смеялся. Он не терпел медлительности или ошибок и, похоже, считал, что Кристофер должен изначально, на уровне инстинкта знать всё, чему он его учил. Проблема состояла в том, что в первую неделю, когда Флавиан и Габриэль рассказывали ему о Родственных мирах, Кристофер уже знал о них всё благодаря Везделкам, и, кажется, из-за этого у Габриэля сложилось мнение, что Кристофер – хороший ученик. Но потом они перешли на разные виды магии, и Кристофер никак не мог усвоить, почему волшебство и магия кудесника не одно и то же, или чем чародейство отличается от колдовства, а оба они от магизма.