Он шевельнул белой рукой. Где-то прозвенел колокольчик, и пухлая молодая леди прошуршала в комнату.

– Мисс Розали – мой главный помощник, – сказал Габриэль де Витт. – Она проводит тебя в твою комнату и поможет устроиться. Я назначил Флавиана Темпла твоим учителем, хотя он мне крайне необходим, и, конечно, я и сам буду давать тебе уроки дважды в неделю.

Кристофер последовал за шуршащей юбкой мисс Розали мимо ряда дверей по длинному коридору. Похоже, его чувства никого не волновали. Он задумался, не продемонстрировать ли их, подняв еще один ураган. Но на это место были наложены чары – сильные, плотные чары. После обучения у доктора Посана Кристофер стал чувствителен ко всем чарам, и хотя он не был уверен, для чего предназначены эти, он точно знал, что они обезвредят любую штуку, вроде урагана.

– Это Замок Крестоманси? – сердито спросил он.

– Верно, – ответила мисс Розали. – Правительство вступило во владение им двести лет назад, после того как последний по-настоящему злой кудесник был обезглавлен, – она улыбнулась ему через плечо. – Габриэль де Витт славный, правда? Знаю, поначалу он кажется немного сухим, но узнав его поближе, понимаешь, что он восхитителен.

Кристофер вытаращился на нее. Славный и восхитительный были последними словами, которыми он описал бы Габриэля де Витта.

Мисс Розали не заметила, как он таращится. В этот момент она распахивала дверь в конце коридора.

– Вот, – гордо произнесла она. – Надеюсь, тебе понравится. Мы не привыкли к детям здесь, и просто сломали голову, пытаясь придумать, как всё устроить, чтобы ты почувствовал себя дома.

Не больно-то похоже, подумал Кристофер, внимательно оглядывая просторную коричневую комнату с одной белой двухъярусной кроватью, одиноко стоявшей в углу.

– Спасибо, – хмуро произнес Кристофер.

Когда мисс Розали оставила его, он обнаружил коричневую спартанскую ванную на другом конце комнаты и полку рядом с окном. На полке лежал плюшевый медведь, игра «Змейки и лестницы»[9] и экземпляр «Тысячи и одной ночи», в котором были вырезаны все непристойности. Кристофер сложил всё в кучу на пол и попрыгал на ней. Он знал, что возненавидит Замок Крестоманси.

Первую неделю Кристофер мог думать только о том, как сильно ненавидит Замок Крестоманси и его обитателей. Здесь объединилось всё худшее, что было в школе и дома, плюс несколько собственных кошмарностей. Замок был невероятно величественным и громадным, и за исключением времени, когда Кристофер занимался уроками, он был вынужден бродить по нему в полном одиночестве, остро скучая по Онейру, Феннингу и другим мальчикам и крикету, в то время как обитатели Замка продолжали заниматься своими взрослыми делами, будто Кристофера здесь вовсе не было. Ел он почти всегда в одиночестве в классной комнате, прямо как дома – с тем лишь отличием, что окна классной комнаты выходили на пустые выбритые газоны.

– Мы подумали, что для тебя будет лучше, если не придется слушать наши взрослые разговоры, – сказала ему мисс Розали, когда они в воскресенье шли по длинной дороге из церкви. – Но, конечно, в воскресенье обедать будешь с нами.

И вот Кристофер сидел за длинным столом рядом с людьми в строгих воскресных одеждах и думал: что он здесь, что нет – никакой разницы. Голоса гудели над позвякиванием столовых приборов, и ни один из них не разговаривал с ним.

– И надо добавить медь для очищения, что бы ни говорилось в руководствах, – рассказывал бородатый доктор Симонсон Флавиану Темплу, – но потом, как я выяснил, можно установить его прямо в пентаграмму, добавив чуточку огня.

– Нелегальная драконья кровь, поставляемая Тенью, просто затопила рынок, - говорила юная леди на другой стороне стола. – Даже самые честные поставщики не сообщают о ней. Они знают, что так могут избежать налогов.

– Но проблема состоит в правильных словах, – говорил доктор Симонсон Флавиану.

– Знаю, статистика обманчива, – говорил молодой человек рядом с Кристофером, – но в моем последнем образце допустимое содержание ядовитого бальзама превышено в два раза. Просто обобщите и увидите, сколько ввозит банда.

– Тогда горящая настойка должна быть пропущена через золото, – провозгласил доктор Симонсон, а другой голос перекрыл его: – Этот волшебный грибной экстракт несомненно происходит из Десятой серии, но, думаю, ловушка, которую мы там установили, перекрыла эту точку, – в то время как доктор Симонсон добавил: – Если хочешь действовать без меди, будет гораздо сложнее.

С другого конца стола сквозь его объяснения прозвенел голос мисс Розали:

– Но, Габриэль, они буквально истребили целое племя русалок! Знаю, частично это вина наших волшебников, поскольку они готовы заплатить безумные деньги за части тела русалок, но Тень необходимо остановить!

– Эта сторона операции была закрыта, – ответил вдалеке сухой голос Габриэля. – Сейчас главная проблема – оружие, поступающее из Первой серии.

– Советую тогда начинать с пентаграммы и огня, – продолжал гудеть доктор Симонсон, – используя более простую разновидность слов для запуска процесса, но…

Кристофер молча сидел, думая, что если станет следующим Крестоманси, запретит говорить о работе во время еды. Навсегда. Он был рад, когда ему позволили встать из-за стола и уйти. Но теперь ему оставалось только бродить по округе, чувствуя, как все чары этого места покалывают его кожу, точно комариные укусы. На английский парк были наложены чары, не дающие расти сорнякам и помогающие червям; чары, поддерживающие здоровье гигантских кедров на лужайках; и чары вокруг всего парка, не пускающие незваных гостей. Кристофер подумал, что легко мог бы разбить эти последние и просто сбежать, вот только чувствительность, которой он научился у доктора Посана, подсказывала ему, что если он разобьет чары границы, включится тревога в сторожке у ворот и, возможно, по всему Замку тоже.

Сам замок состоял из двух частей – старой с башенками и более новой, – слитых воедино в хаотичное целое. Но существовала еще дополнительная часть замка, выступавшая в сад и казавшаяся еще старше – такая старая, что наверху ее разрушенных стен росли деревья. Естественно Кристоферу захотелось исследовать эту часть, но на нее были наложены сильные чары, сбивающие с пути, из-за которых каждый раз, когда он пытался добраться туда, она оказывалась позади него или сбоку. Так что он сдался и вошел внутрь, где чары вместо того, чтобы покалывать, тяжело давили на него. Чары внутри замка он ненавидел больше всего. Они не позволяли ему быть таким сердитым, каким он себя чувствовал. Они всё притупляли и заглушали. Чтобы выразить свою ненависть, Кристофер стал использовать молчаливое презрение. А когда с ним заговаривали и ему приходилось отвечать, он становился настолько саркастичным, насколько умел.

Это не помогало ему ладить с Флавианом Темплом. Флавиан был добрым и увлеченным учителем. В обычных обстоятельствах он понравился бы Кристоферу, даже несмотря на то, что носил слишком тугие воротнички и чересчур старался быть спокойным и величавым, как остальные люди Габриэля де Витта. Но Кристофер ненавидел Флавиана за то, что он один из этих людей. А вскоре он обнаружил, что у Флавиана напрочь отсутствует чувство юмора.

– Вы бы не заметили шутку, даже если бы она врезалась прямо в вас, да? – спросил он на второй день после обеда.

Послеобеденное время всегда было посвящено теории или практике магии.

– О, не знаю, – ответил Флавиан. – Кое-что в Панче[10] на прошлой неделе вызвало у меня улыбку. А теперь вернемся к тому, о чем мы говорили. Как считаешь, сколько миров входит в Родственные миры?

– Двенадцать, – сказал Кристофер, поскольку помнил, что Такрой иногда называл Везделки Родственными мирами.

– Очень хорошо! Хотя, вообще-то, их больше, поскольку каждый мир на самом деле является набором миров, которые мы называем сериями. Единственная серия, содержащая лишь один мир – Одиннадцатая, но нам нет нужды беспокоиться об этом. Вероятно, вначале все миры были одним миром. А потом в доисторический период случилось нечто, что могло разрешиться двумя противоположными путями. Скажем, взорвался один из континентов. Или не взорвался. То и другое не могло быть одновременно правдой в одном и том же мире, и он разделился на два мира – находящихся рядом друг с другом, но отдельных – один с континентом, другой без него. И так далее, пока их не стало двенадцать.