– Я говорил, – с нажимом произнес Флавиан – явно уже не в первый раз, – что ты кажешься немного рассеянным.

– Я думал, что теперь будет с Та… Мордехаем Робертсом, – поспешно сказал Кристофер.

– Тюрьма, полагаю, – грустно ответил Флавиан. – На многие годы.

– Но им ведь придется создать особую тюрьму для его духа, чтобы он не сбежал, так? – спросил Кристофер.

К его удивлению, Флавиан взорвался:

– Именно такого идиотского, легкомысленного и бесчувственного замечания и стоило от тебя ожидать! – закричал он. – Из всех бессердечных, самодовольных, высокомерных маленьких паршивцев, что я когда-либо встречал, ты худший! Иногда я думаю, у тебя вовсе нет души – только связка бесполезных жизней!

Кристофер уставился на обычно бледное лицо Флавиана, порозовевшее от гнева, и попытался возразить, что он не намеревался быть бесчувственным. Он лишь хотел сказать, что достаточно сложно удержать в тюрьме спирита. Но начав говорить, Флавиан уже не мог остановиться.

– Похоже, ты считаешь, – кричал он, – что эти девять жизней дают тебе право вести себя точно Венец Творения! Либо это, либо вокруг тебя каменная стена. Все изо всех сил старались быть дружелюбными, а в ответ получали только надменные взгляды, отсутствующий вид или откровенную грубость! Небу известно, как я пытался! Габриэль пытался. Розали пыталась. Как и все горничные. И они говорят, ты их даже не замечаешь! А теперь ты отпускаешь шуточки насчет бедного Мордехая! С меня довольно! Меня тошнит от тебя!

Кристофер и не подозревал, что окружающие видят его в таком свете. Он был поражен. «Что со мной случилось? – подумал он. – Я же хороший на самом деле!» Когда он малышом бродил по Везделкам, он всем нравился. Все улыбались ему. Абсолютно незнакомые люди дарили ему вещи. Кристофер понял, что продолжал думать, будто людям достаточно увидеть его, чтобы полюбить, а теперь стало совершенно ясно, что это не так. Он смотрел на тяжело дышавшего и пронзавшего его гневным взглядом Флавиана. Похоже, Кристофер сильно задел его чувства. А он и не знал, что у Флавиана есть чувства, которые можно задеть. И еще хуже становилось от того, что он не собирался шутить насчет Такроя – уж точно не после того, как Такрой целый день лгал в его интересах. Такрой нравился ему. Проблема состояла в том, что он не смел сказать об этом Флавиану. Как не смел сказать, что его мысли почти целиком сосредоточены на Богине. Так что же он мог сказать?

– Мне жаль. Правда жаль, – его голос дрожал от потрясения. – Я не хотел вас обидеть – во всяком случае, не в этот раз. Правда.

– Что ж! – произнес Флавиан. Румянец сошел с его лица. Он откинул стул на задние ножки, продолжая пристально смотреть. – Впервые за всё время я услышал, чтобы ты извинялся – то есть всерьез извинялся. Полагаю, можно считать это некоторым достижением, – он с хлопком вернул стул в обычное положение и встал. – Извини, что вспылил. Но не думаю, что сегодня смогу продолжать урок. Я слишком взволнован. Беги теперь – компенсируем послезавтра.

Кристофер внезапно оказался свободен – и со смешанными чувствами по этому поводу – пойти проверить Богиню. Он поспешил в башенную комнату.

К его громадному облегчению, она была там: окруженная сильным запахом убежавшего молока, она сидела на разноцветных шелковых подушках и кормила котенка из крошечной кукольной бутылочки. Воздух согрелся от разгоревшегося угля. Каменный пол покрывал ковер, на котором теперь со стороны жаровни появилось прожженное пятно. И комната вдруг показалась удивительно домашней.

Богиня встретила его самым неподобающим Богине хихиканьем.

– Ты забыл снова сделать меня видимой! Я никогда не занималась невидимостью, и у меня ушла целая вечность, чтобы снять ее, и всё это время мне пришлось стоять неподвижно, чтобы не наступить на Праудфут. Спасибо за комнату. Чашки очень красивые.

Кристофер тоже хихикнул при виде Богини в его норфолкской куртке и бриджах. Если смотреть только на одежду, можно было принять ее за пухлого мальчика – вроде Онейра, – но если посмотреть на ее грязные босые ступни и длинные волосы, становилось непонятно, кто это вообще.

– Ты не слишком похожа на Живую Ашет… – начал он.

– Молчи! – Богиня резко поднялась на колени, осторожно подняв с собой бутылочку и котенка. – Не произноси это имя! Даже мысленно! Ты знаешь, она – это я, а я – она, и если кто-нибудь напомнит ей, она узнает, где я, и пошлет Руку Ашет!

Кристофер понял, что это должно быть правдой, иначе Богиня не добралась бы сюда живой.

– В таком случае как мне называть тебя?

– Милли, – твердо ответила Богиня, – как девочку в школьных рассказах.

Кристофер знал, что скоро она опять заговорит о школе. И попытался отвлечь ее от этой темы, спросив:

– Зачем ты назвала котенка Праудфут? Разве это не опасно тоже?

– Немного, – согласилась Богиня. – Но мне надо было сбить матушку Праудфут со следа. Она была так польщена – я чувствовала себя мерзавкой, обманывая ее. К счастью, есть и другая, гораздо лучшая причина, назвать ее так. Смотри.

Она положила кукольную бутылочку и осторожно вытянула на кончике своего пальца одну из передних лапок котенка. Его когти были розовыми. Лапка напоминала очень маленькую маргаритку, подумал Кристофер, опускаясь на колени, чтобы посмотреть. И тут он понял, что розовых когтей слишком много – по меньшей мере семь.

– У нее священная лапа[12], – торжественно объявила Богиня. – Это значит, что в ней заключена удача известного золотого божества. Увидев ее, я поняла: это означает, я должна добраться сюда и пойти в школу.

И опять они вернулись к любимой теме Богини. К счастью, в этот момент за дверью прозвучало мощное контральто:

– Уон.

– Трогмортен! – с громадным облегчением воскликнул Кристофер и, вскочив, пошел открывать дверь. – Он же не обидит котенка, правда?

– Пусть только попробует! – ответила Богиня.

Но Трогмортен был исключительно рад видеть их всех. Задрав хвост, он подбежал к Богине, и хотя она приветствовала его не слишком лестным:

– Привет тебе, гадкий кот!

Она почесала его за ушами и явно была счастлива видеть его. Трогмортен по-хозяйски понюхал котенка и устроился между Кристофером и огнем, мурлыча, точно ржавые часы.

Несмотря на эту помеху, возвращение Богини к теме школы было лишь вопросом времени.

– У тебя тогда были неприятности, да? – когда я удерживала тебя в стене, – спросила она, задумчиво жуя сандвич с лососем – Кристоферу пришлось отвести взгляд. – Я знаю, что были, иначе ты рассказал бы. Что это за забавные рыбные штуки?

– Сандвичи с лососем, – ответил Кристофер, передернувшись, и, чтобы отвлечься от мыслей о русалках, рассказал ей, как Габриэль де Витт поместил его девятую жизнь в золотое кольцо.

– Даже не спросив тебя? – возмущенно произнесла Богиня. – Теперь из нас двоих хуже тебе. Вот устроюсь в школе и тогда подумаю, как можно вернуть твою жизнь.

Кристофер понял, что настало время объяснить Богине жизненные реалии Двенадцатой серии.

– Слушай, – произнес так мягко, как мог. – Не думаю, что ты можешь отправиться в школу – во всяком случае, не в пансион, как в твоих книгах. Они стоят громадных денег. Одни только униформы уже дорогие. А ты не взяла даже свои украшения, которые можно было бы продать.

К его удивлению, Богиня ни капли не встревожилась.

– Мои украшения почти все были серебряными. Я не могла взять их, не навредив тебе, – заметила она. – Я готова заработать деньги.

«Каким образом? – заинтересовался Кристофер. – Демонстрируя свои четыре руки в театре уродов?»

– Я знаю, что смогу, – уверенно произнесла Богиня, – у меня есть предзнаменование – священная лапа Праудфут.

Похоже, она серьезно в это верила.

– Моя идея состояла в том, чтобы написать доктору Посану, – сказал Кристофер.

– Это может помочь, – согласилась Богиня. – Когда отец подруги Милли Коры Хоуп-Форбс сломал шею на охоте, ей пришлось занять денег, чтобы заплатить за школу. Видишь, я знаю об этом всё.