Я не позволил Инанне взять бычью тушу, чтобы похоронить его на земле храма: я не хотел ни в чем ей уступать. Я позвал мясников, велел порезать мясо на кусочки и выбросить городским бродячим собакам, чтобы показать, насколько я презираю Инанну, ее быка и ее чары. Рога того быка я взял себе. Я отдал их своим ремесленникам, которые были поражены длиной рогов и их толщиной. Я велел им украсить рога золотом и лапис-лазурью и повесить их во дворце на стену. Рога были столь велики, что вмещали в себя шесть мер масла. Я наполнил их тончайшими благовониями и совершил возлияние в святилище Лугальбанды в честь моего бога-отца, который принес мне эту победу.

Когда все это закончилось, мы с Энкиду омыли руки в реке и проехали вместе по улицам города ко дворцу. Люди осторожно выглядывали из домов, чтобы посмотреть на нас, а потом стали выходить на улицу, и вскоре на нашем пути по улицам стояло множество людей. Меня охватило хвастливое настроение и я выкрикивал: «Кто самый знаменитый герой? Кто величайший среди людей?» И они откликались: «Гильгамеш самый знаменитый герой! Гильгамеш величайший среди людей!» Почему бы мне было не похвастаться? Инанна выпустила Небесного Быка — мы с Энкиду убили его. Разве мы не имели права хвастаться?

В ту ночь во дворце мы устроили великий пир. Мы пели, пили и танцевали всю ночь. В ту же ночь подул ветер, прозванный Обманщиком, воздух стал мягким и влажным. Еще до утра пролился первый дождь, и потом всю зиму дожди орошали иссохшую землю.

Тот день был вершиной моей славы. Тот день был пиком моего триумфа. Я чувствовал, что нет ничего такого, что я не смогу свершить. Я увеличил и приумножил богатство моего города и сделал его одним из самых сильных городов земли. Я убил Хуваву, я убил Небесного Быка. Я принес дожди в Урук. Я был добрым пастырем народу. Тем не менее я знал мало радости и много печали в тот день. Такова воля богов. Такова жизнь. В ней есть величие, есть и печаль, и мы узнаем в свое время, что тьма следует за светом, хотим мы того или нет.

Наутро Энкиду пришел ко мне. Выглядел он мрачным и усталым. Я спросил:

— Брат мой, почему ты столь печален, когда бык лежит мертвым, а дожди пришли в Урук?

Он сел возле моего ложа, вздохнул и сказал:

— Друг мой, почему великие боги собираются на совет?

Я не понял. Потом он сказал:

— Мне приснился тяжкий сон, брат.

Ему приснилось, что боги сидели в зале совета. Там был Ан, и Энлиль, и небесный Уту, и мудрый Энки. И небесный отец Ан сказал Энлилю: «Они убили Небесного Быка, и они убили Хуваву, демона, поэтому один из них должен умереть. Пусть это будет тот, кто рубил кедр, кто оголил наши горы от кедровых стволов».

Тогда заговорил Энлиль: «Нельзя Гильгамешу умирать, ибо Гильгамеш — царь. Умереть должен Энкиду». Слово взял Уту: «Они искали моей защиты, когда шли убивать Хуваву, и я защитил их. Когда они убили быка, они принесли мне в жертву его сердце. Они не сделали ничего плохого. Энкиду невиновен, почему он должен умирать?» Это очень рассердило Энлиля, и он разгневанно обернулся к небесному Уту, говоря: «Ты говоришь о них, будто это твои товарищи! Но они согрешили, и Энкиду должен умереть!» Спор продолжался, пока Энкиду не проснулся.

Когда он закончил свой рассказ, я тихо сел и старался, чтобы мое лицо ничего не выражало. Какой ужасный сон! Он преисполнил меня страхом. Я не хотел, чтобы он это видел. Я хотел отогнать этот сон, отмести его прочь, как отметают сухой тростник. Наконец я сказал:

— По-моему, ты не должен принимать этот сон близко к сердцу, брат. Часто подлинное значение снов бывает нам неясно.

Энкиду печально уставился в пол.

— Сон, предвещающий смерть, останется сном, предвещающим смерть, — сказал он наконец. — С этим согласятся все. Я уже мертвец, Гильгамеш.

Я сказал, что все это глупости. Я сказал, что нелепо какому-то сну дать захватить себя, дать ему управлять тобой. Не могу притворяться — сам я полностью верил в то, что говорил. Поэтому, я настоятельно посоветовал ему выбросить все сны из головы и, как ни в чем ни бывало, заниматься своими делами, как будто он ничего не слышал, кроме шороха листьев или пения птиц в саду.

Казалось, это ободрило его. Он кивнул мне и сказал:

— Да, возможно я слишком серьезно отнесся к этому.

— Чересчур серьезно, на мой взгляд.

— Да-да. Это мой большой недостаток. Ты умеешь приводить меня в нормальное состояние, брат мой.

Он улыбнулся и крепко пожал мне руку. Потом, поднявшись на ноги, он присел в борцовскую стойку и поманил меня:

— Ну-ка, иди сюда! Как насчет небольшого состязания, чтобы на душе стало веселее?

— Отличная мысль! — ответил я. Стало легче на душе, оттого что он выглядел не таким печальным. Мы долго боролись, потом совершили омовение и отправились на собрание совета города. Я отбросил мысли о сне и то же самое, кажется, сделал он.

Несколько дней спустя, как акт благодарения за избавление города от Небесного Быка я, распорядился совершить ритуал очищения, известный, как Закрытие ворот. Это был обряд, который в Уруке не исполняли так давно, что даже самые старые жрецы не помнили всех его подробностей. Шесть ученых по моему приказу три дня рылись в библиотеке Храма Ана, ища описание обряда. Единственное, что они смогли найти, была табличка, написанная такими древними знаками, что они не поддавались прочтению.

— Ничего страшного, — сказал я им. — Я буду молить Лугальбанду, чтобы он указал мне, что надо делать.

Я хотел проверить, действительно ли проходы, которые находятся под городом и открываются в преисподнюю, были запечатаны, так как Инанна грозилась открыть их, если что-то не получится с Небесным Быком. В своем гневе она действительно могла испортить ворота, чтобы демоны или души умерших могли проникнуть в город. Поэтому я хотел убедиться, что ворота заперты и придумал специальный ритуал с целью совершить такую проверку. Я сочинил обряд на основе того, что сумел вытащить из памяти старых жрецов, из записи на старинной табличке и своих собственных домыслов относительно того, что пристойно этому обряду. Мне кажется, получился настоящий обряд. И все же, если бы мне пришлось выполнить его снова, я бы оставил ворота в преисподнюю стоять открытыми тысячу лет, чем снова пережить то, что досталось мне в тот день.

Эти ворота — одно из самых старых строений в Уруке. Говорят, что старше Белого Помоста, а он, конечно, был построен самими богами. Ворота стоят в ста двадцати шагах на восток от Белого Помоста. Они не представляют из себя ничего особенного: кольцо старых обожженных кирпичей окружает мощную круглую дверь из меди, которая от старости позеленела. Дверь лежит прямо на земле, словно ведет в подвал. В середину двери вделано кольцо, сделанное из какого-то странного черного металла, которого никто не знает. Два или три сильных человека, ухватившись за кольцо, могут приподнять дверь. Когда она поднята, за ней открывается черная дыра. Это начало туннель, который чуть шире плеч крепкого мужчины. Туннель уходит вниз под землю. Если по нему немного пройти, то скоро доходишь до следующих ворот, которые не что иное, как решетка, вделанная в туннель, словно стена клетки. По ту сторону этой решетки туннель резко уходит вниз, и если у кого-то достанет безумия продолжить свой спуск, то в конце концов можно дойти до первых из семи ворот ада. Эти ворота охраняет страж — демон Нати. А за седьмыми воротами — логово Эрешкигаль, царицы преисподней, сестры Инанны.

До того злосчастного дня, когда я решил совершить обряд Закрытия Ворот, никто не проходил в эту дверь уже тысячи лет. Последний, кто сделал это, насколько я знаю, была много лет назад богиня Инанна, когда она спускалась в ад, чтобы бросить вызов владычеству Эрешкигаль. Хотя мы и открываем самую первую дверь каждые двенадцать лет — обряд называется «Открытие Ворот», — чтобы совершить возлияния в пасть туннеля и ублажить Эрешкигаль и ее демонов, никто в здравом уме не делал и полшага за порог туннеля.