Замечаю у него странный акцент, не похожий ни на один, что я когда-либо слышал.
– Все так плохо? – я не хочу верить, хотя прекрасно понимаю, как может быть. Но я вампир, мои чувства в отличие от людей обострены в несколько раз. – Айлин мне ничего не рассказала…
– И не сделает этого, – с уверенностью говорит Рогожкин. – Поэтому вы, как умный человек, должны просто забрать ее отсюда. Не дожидаясь, пока случится трагедия, и ее обнаружат растерзанной в туалете. Попытки уже были. Я знаю, о чем говорю. Мне только жаль, что Елена не хотела меня слушать. Надеюсь, что вы будете более милосердным к этой бедняжке. В вашем сердце много любви. А она может победить любое проклятье. И вы не чувствуете ненависти к ней.
Профессор пристально смотрит на меня. Он хочет быть уверенным, что я понимаю, о чем речь. Получается, он знает о заклятье Амалика? Между нами повисает пауза и я вслушиваюсь в его сердцебиение. Двадцать семь ударов. Слишком много для вампира и чересчур мало для человека. Еще одно мистическое существо? Поэтому он не ощущает ненависти к моей подопечной в отличие от других?
– Кто вы на самом деле? – тихо спрашиваю я, приподнимаясь и опираясь руками на край стола.
Не могу избавиться от мысли, что этот тип знал обо мне все, едва я переступил порог класса. Профессор лишь усмехается. От его тела исходит легкий аромат эфирных масел, который вызывает у меня тошноту.
– Тот, кто старше вас на две жизни, – спокойно отвечает он. – И видит чуть больше, чем вам хотелось бы показать.
– Кто стоит за травлей Айлин? – спрашиваю я.
– Вы уже знаете. Задавайте свой второй вопрос. У меня нет времени на беседы, – взглянув на часы, ставит меня в известность Рогожкин. Поднимается, берет лейку и начинает поливать цветы.
– Мне посоветовал к вам обратиться Джозеф Бронштейн, – вытаскивая из сумки книгу и кладя ее на стол, говорю я. Мне становится жарко и на лбу выступает испарина.
– О, да, помню этого любопытного малого, – профессор оборачивается и улыбается. Но, вспомнив что-то, хмурится и уголки его губ опускаются. – Жаль, что его больше с нами нет. Не знаю, в курсе ли вы, но он скончался пару дней назад. Его нашли в своей лавке повешенным. Сам он на это решился или ему помогли – вряд ли мы узнаем правду. Записки он не оставил.
– Вам знакома эта книга? – спрашиваю я, стараясь не показать, насколько мне неприятна его речь.
Профессор пристально смотрит, на книгу, на обложку. Подходит к столу, берет книгу в руки, небрежно просматривает. На его лице появляется брезгливое выражение, смешанное с усталостью.
– Да, знакома. Что вы от меня хотите? – с недовольством произносит он.
– О чем здесь идет речь? – меня охватывает волнение, словно я стою на пороге большого открытия.
– О создании человечества, – равнодушно отвечает Рогожкин. – Любой ученый душу продал бы за возможность прочесть, что здесь написано. Как вылечить любую болезнь, сделать человека бессмертным, научится управлять им… Это в общих чертах. Но я не возьмусь за ее перевод.
– Может быть, тогда посоветуете хорошего шумеролога? – с трудом справляясь с разочарованием спрашиваю я.
– Он вам не поможет. Текст написан на аквидонском языке, – отвечает Рогожкин, и я вижу, что он жалеет о своих словах. – Они имеют некую схожесть, но не более.
– Никогда о таком не слышал, – признаюсь я. – Что это за язык такой?
– На нем говорили те, кто создал человечество, – говорит Рогожкин.
– Откуда же вы его знаете? – удивляюсь я. У меня не остается сомнений – профессор древнее существо, но хорошо это скрывает. Что он забыл в этой глуши? Какая сила вынуждает его торчать в этой школе, изображая учителя?
– Разве это имеет значение? – пожимает плечами Рогожкин.
– По сути – нет. Но подкидывает довольно-таки фантастические предположения, – говорю я. Профессор протягивает мне книгу и смотрит в глаза.
– Я вижу, что вы серьезно больны, – с сочувствием произносит он. – И мне по-отечески искренне вас жаль. Разберитесь со своим прошлым. Кто знает, может быть тогда болезнь и отступит. Или же найдется препарат, который вас вылечит. Ваша судьба сейчас как никогда только в ваших руках. А теперь уходите.
Рогожкин отворачивается от меня, давая понять, что ему больше не о чем со мной разговаривать. Опустошенным и раздавленным покидаю его кабинет. Призрачной надежды теперь больше нет. Только суровая реальность и полное незнание, что делать дальше.
Оказавшись на улице, с удивлением замечаю, что ко мне возвращается бодрость. Решаю воспользоваться этим улучшением и зайти в дом к Елене. Слова Айлин о том, что у нее пропал мобильник, не идут у меня из головы. Нужно осмотреть все. Возможно, он просто куда-то завалился или же, напротив, лежит на самом видном месте, а девушка, будучи в шоке, просто его не заметила. А если убийца забрал его с собой, то, может быть, там было нечто, что могло выдать его с головой?
Открываю дверь и вхожу в дом. После того, как здесь прибрались Рита и Дина, энергетика стала легче. Мне некуда спешить, поэтому я осматриваю все тщательно и неспешно. Начинаю с кухни. Заглядываю в шкафчики, в которых стоят банки с крупами и коробочки с разными травами. Шорох в прихожей заставляет меня насторожиться.
В один прыжок оказываюсь там. На пороге топчется дворник. Он робко тянет шею, пытаясь заглянут в комнату, чтобы понять кто там. Увидев перед собой меня, стремительно бледнеет.
– Вы кто такой? – спрашивает он. А сам трясется от страха.
– Новый владелец этого дома, – спокойно отвечаю я.
– А как докажете? – не собирается верить мне на слово мужчина. – Я очень уважал Елену Андреевну и не допущу, чтобы кто-нибудь осквернил ее память.
– У меня есть ключи. Я вошел сюда белым днем, не боясь, что меня увидят. Услышав шум, вышел к вам навстречу и открыто говорю с вами. Это ли не доказательство моей честности? – с уверенностью произношу я, глядя ему в глаза. Дворник с сомнением смотрит на меня. Ему не хочется так легко верить моим словам, но и новых придирок он придумать не может. – Вы работали в тот день, когда убили Елену?
– Да. Я даже был одним из понятых, когда приехала полиция, – не без гордости сообщает он.
– А кто ее вызвал? Вы?
– Нет. Никто из нас ее не вызывал. Они словно сами узнали об этом и приехали, – задумчиво отвечает дворник. – Просто телепаты какие-то. Странно, что они до сих пор не нашли убийцу.
– Вы ведь целый день проводите на улице. Видите, кто куда идет, что делает… Было что-то такое в тот день, что вам показалось странным?
– Следователь уже допрашивал меня, – вздыхает мужчина. – Но ничего такого не было… Саид вот тут крутился. Да машина эта на бешеной скорости проехала, всю работу мне испортила.
– Что за машина? – тут же настораживаюсь я.
– «Майбах».
– Может, вы номера запомнили? – с надеждой спрашиваю я.
– Да что их запоминать, и так ясно кому эта тачка принадлежит. Вагнеровская она. Он тут один у нас такой богатый, – в тоне дворника скользит призрение. – Редкая сволочь, скажу я вам.
– Во сколько это было?
– Около часа дня, я как раз обедать собирался, – отвечает мой собеседник.
– Он сам был за рулем? – спрашиваю я.
– Нет, какой-то кучерявый мальчишка в спортивной куртке и очках. Лицо мне показалось знакомым, но я видел его долю секунды и не смог вспомнить, откуда я его знаю. Да и незачем мне было это делать, – признается дворник.
– Что ж… Благодарю за сведенья, – говорю я, давая понять, что разговор окончен. Мужчина кивает и пятится. Закрываю за ним дверь. Вспоминаю, что волос, обнаруженный на паркете, в прихожей, был тоже кучерявым. Значит ли, что убийца тот самый парень, что был за рулем «Майбаха»? Или же это совпадения? Нужно узнать, что могло связывать Елену с этим типом. Не просто же так она возненавидела Аду, увидев, что та танцует с ним. Похоже, что здесь замешано что-то личное.
Ничего не найдя, покидаю ее дом и отправляюсь к Рите. По пути мне звонит Арсен и докладывает, что забрал флэшку и скоро приедет. Хоть какая-то хорошая новость за утро.