– Если ты так ненавидишь Аду, то зачем подарила ей столь дорогую заколку? – спрашиваю я. Саб смотрит на меня с удивлением. – Да-да, она из чистого золота, к тому же антиквариат. Где ты ее взяла?
– Купила за три копейки на блошином рынке. Эх, надо же было так опростоволоситься! – с досадой бьет себя по коленке Сабина. – Я хотела наладить с ней отношения. Айлин очень переживала, что у нас все так сложно, я решила пойти на уступки. Только ничего хорошего из этого не вышло. Каждый раз когда я ее вижу, мне хочется ее придушить.
– Поэтому ты подставила ее, сделав так, чтобы она получила срок за убийство Елены? – прямо спрашиваю я. Сабина широко распахивает глаза и с ужасом смотрит на меня. Медленно поднимает руку и крутит пальцем у виска. – Нет, ну а что? Хорошая же идея. Бабушка подруги хочет нанять твоего отца, чтобы тот убил ее. Ты, конечно, против такого расклада событий. Надо как-то остановить этот произвол. Но как?
Ты крадешь у отца пистолет, зовешь Аду в гости, чтобы было на кого свалить. Потом даришь ей необычную заколку, чтобы привлечь к ней внимание. Пусть все знают, кому принадлежит эта вещь! Сбегаешь с уроков, заимствуешь машину Вагнера, чтобы добраться до дома Савро. Все знают, что он путается с учительницей. А значит, может быть ее соучастником. Убиваешь Елену, набираешь с ее телефона смс для Ады с просьбой прийти. И никем не замеченная снова возвращаешься в школу. Идеальное преступление.
– Прям слушаю тебя, и такое удовольствие получаю! – хлопая в ладоши, смеется Саб. – Я такая умница, такая молодец! Сама леди коварство! Даже загордилась собой. Но нет, все не так. Ты ошибся.
– Представляешь, что будет с Айлин если я поделюсь с ней этими мыслями? – говорю я, глядя девушке в глаза. Я не стал сейчас использовать внушение, мне хотелось честности. Но в следующий раз не побрезгую им. У меня не осталось сомнений в своей версии, но я хочу, чтобы она ее подтвердила.
– Для начала найди улики против меня, – спокойно предлагает Саб. – Свидетелей, которые меня видели. А потом, давай, действуй. Не думала, что древние вампиры могут быть такими тупыми.
Сказав это, она просит остановить машину и выходит. Похоже, что Бариново какой-то центр мистических существ. Даже в огромном Лондоне они не встречались мне столь часто, как здесь. Случайно ли это? Или все дело рук Рудольфа Вагнера? И кем является Сабина, если может знать, кто я такой? Эти загадки когда-нибудь кончатся?
У меня звонит мобильный. Ви. С некоторых пор его звонки пугают меня. Боюсь услышать от него плохие новости. Но прятаться от правды не хочу.
– Ты там еще не сдох? – вежливо интересуется законник. Голос у него энергичный, я бы даже сказал жизнерадостный.
– Нет, но в двух шагах от этого, – отвечаю я, выходя из машины. – А тебе есть чем меня порадовать? Как Тео?
– Лучше. Те советы, которые дал Дэшэн, помогли стабилизировать его состояние, – говорит Ви. – Другим главам кланов это тоже помогло. Так что считай, что жизнь ты прожил не напрасно. Я отправил тебе на почту документы для твоей… Дочери? Я не совсем понял, кто она тебе. Так что возвращайся скорей в Лондон.
– Тео сказал, кто напал на него? – затаив дыхание, спрашиваю я. Был бы Ви со мной так мил, если бы мой создатель выдвинул против меня обвинения?
– Да. И честно говоря, меня это очень удивило. Я ожидал услышать имя твоего брата, это было бы логично и понятно. Но это оказалась Моника Фландерс. Она, конечно, тоже из отверженных, но по слухам, они с Тео были любовниками. Скорее всего, она ввязалась в это по каким-то личным причинам.
– Ничего не понимаю… – ошарашено бормочу я. Как так получилось, что Тео изменил показания? Что его заставило скрыть наши имена с Америго? Не по доброте же душевной он это сделал? Неужели у нас с братом появился ангел-хранитель?
– Ты в этом не одинок, – утешает меня Ви. – Покушения совершены, никаких требований не выдвинуто. Никто не взял на себя ответственность за это преступление. Возможно, преступники таким образом нагнетают ситуацию, чтобы выдвинуть какие-то невыполнимые требования. Я склоняюсь к такому варианту событий. В любом случае сейчас идут массовые задержания, каждый отверженный под подозрением… Я к утру же лица перестаю различать после допросов.
– Что будет с Моникой? – спрашиваю я, подходя к дому. Первое, что мне бросается в глаза, это припаркованный поблизости «Майбах». Кажется, меня ждут.
– Будут судить, потом казнят, – отвечает Ви. – Только не говори, что тебя тревожит ее судьба. Ладно, я тебе и так много всего сказал, чего не надо было. До связи.
Законник отключается. Я какое-то время топчусь на крыльце, пытаясь осмыслить, что произошло. Ведь, по сути, кто-то отмазал меня от высшей меры наказания. Но почему Тео согласился? Вздыхаю, понимая, что не смогу сейчас найти ответы на эти вопросы. Открываю дверь и вхожу в прихожую. Чувствую запах дорого парфюма.
На вешалке висит чужое пальто из тончайшего кашемира светло-бежевого цвета. Прохожу в гостиную и вижу там незнакомого мужчину. Он сидит в любимом кресле Риты, его руки покоятся на трости с позолоченным набалдашником в виде головы льва. На вид ему лет тридцать. У него белокурые волосы и голубые глаза. Добрая, располагающая к себе улыбка. Пальцы украшены массивными перстнями.
Он производит впечатление домашнего захоленного кота, в котором хозяйка души не чает. Напротив него сидит Рита. Судя по выражению ее лица, она в полном смятенье и не знает, как себя вести.
– Мистер Дорадо? – мурлыкающим тоном произносит гость и поднимается. Он внимательно изучает меня и от этого взгляда становится холодно.
– Именно так. Чем обязан? – сухо произношу я.
– Милая, оставь нас, – обращаясь к Рите, просит блондин. Та поднимается на ноги и, шатаясь словно пьяная, идет в сторону кухни. – Меня зовут Рудольф Вагнер. Впрочем, смею предположить, что вы уже догадались. И я пришел поговорить с вами о своей дочери.
– Пока я жив, Айлин будет со мной, – твердо говорю я, ощущаю странную слабость. Словно меня окуривают дурманом. Вспоминаю слова Риты о том, что Амалик умеет подчинять своей воле.
– Но вы больны, – мягко замечает Рудольф. – Вам недолго осталось. Я же являюсь ее прямым кровным родственником. Кто, кроме меня может лучше о ней позаботиться? Вы должны подумать о ее будущем.
– Именно поэтому я вам ее и не отдам, – жестко говорю я, изо всех сил стараюсь прогнать желание закрыть глаза и окунуться в состояние неги, которая обволакивает все мое существо. – Вы уже и так сделали для нее много хорошего. Неужели вы считаете, что она захочет жить с вами, узнав правду? Например, что вы убили ее мать?
– Вы хорошо осведомлены, – холодно замечает Рудольф. – Уверен, эти чудесные женщины рассказали вам про меня много интересного. Что ж, в их словах есть небольшая часть правды. Но ни вы, ни они, не можете судить, как было на самом деле, а только исходя из личных принципов и убеждений. Все это было сделано для становления Айлин как сильной и могущественной личности. Формируя жизнь моей дочери, я выбирал для нее самое лучшее.
– Какое-то у вас извращенное понимание доброты к своему ребенку, – говорю я.
– Уверен, что моя дочь со временем поймет и примет меня, – говорит Рудольф. – И, в отличие, от вас, не будет осуждать. Хотя у вас на это меньше всего прав. Вы по горло в чужой крови.
– Грешен, не отрицаю, – я начинаю злиться и это немного прогоняет наваждение, в которое меня пытается окунуть Вагнер. – Но все равно считаю кощунством то, что вы сделали с ее жизнью.
– В каждой ситуации – свои правила. И это тоже необходимо учитывать. Но ведь мы не будем пускаться в философские рассуждения, не так ли? У нас есть конкретная тема для беседы – вы отдаете мне мою дочь по-хорошему, – в голубых глазах Рудольфа появляется золотистое пламя. Оно едва заметное, но уверенное. Кажется, у него испортилось настроение.
– Елена доверила ее мне и я не могу нарушить ее последнюю волю, – продолжаю упорствовать я. Вагнер вздыхает. Поднимается на ноги, неспешно проходится по гостиной.