– Айлин будет несчастлива в мире людей, – говорит он. – Что вы сами чувствуете, находясь рядом с ней? Гнев? Ненависть? Желание ее уничтожить? А теперь умножьте это на десять и поймете, что проживают обычные смертные, находясь рядом с ней. И дело здесь даже не столько в самом заклятье, сколько в тех вибрациях, которые от нее исходят. Со временем они будут лишь повышаться. И однажды ее просто убьют, потому что находиться рядом с ней станет невыносимо. Вы этого хотите для нее?

– Я позабочусь, чтобы этого не случилось, – говорю я, представляя себе как по-идиотски это выглядит со стороны.

– Что ж, я предполагал, что наш разговор может зайти в тупик. Поэтому предлагаю вам сделку. Вы отдаете мне мою дочь, а я исцеляю вас от болезни. Каждая из сторон получает желаемое и мы мирно расходимся.

Слышится звон ключей, топот в прихожей. Через секунду в гостиную вбегает Айлин. Не раздеваясь и не глядя ни на кого, бегом поднимается по лестнице. Замечаю, что она хромает. Вслед за ней вбегает Америго. Он собирается идти за ней, но она, стоя на последней ступеньке, оборачивается к нему и делает знак рукой.

– Спасибо, что проводил, но на этом все, – жестко, но без агрессии говорит она. С ужасом вижу, что часть ее лица стала багрово-фиолетового цвета. Глаз заплыл и его почти не видно. Рудольф без малейшего сочувствия смотрит на нее. На мгновение мне даже кажется, что это доставляет ему радость. – Уходи.

Америго замирает на месте, а потом послушно разворачивается, делает шаг назад. Вагнер с ненавистью смотрит на него. Золотое пламя становится ярче, в нем появляются алые точки.

– Надо поговорить, – бесцеремонно произносит Америго, не обращая внимания на моего гостя. Он расстроен и взвинчен. Замечаю на его костяшках запекшуюся кровь. Похоже, случилось что-то серьезное.

– Как вы можете говорить мне, что позаботитесь о ней, если даже не смогли оградить ее от этого недоумка? – с тихой яростью произносит Рудольф, буравя взглядом моего брата. Он произносит пару непонятных моему слуху слов и Америго отбрасывает к стене. Вагнер вскидывает вперед руку и я слышу, как хрустят кости брата. Он тихо вскрикивает, непонимающе глядя на колдуна. Изо рта на подбородок тонкой струйкой течет кровь.

– Кто ты такой… – хрипит он, желая убрать от своего горла невидимые руки.

– Отец Айлин. А ты своей неуемной страстью испортил мне всю вечеринку! – Рудольф с удовольствием наблюдает за тем, как он корчится от боли.

– Довольно! – повышая голос, требую я. – Остановите это немедленно!

– Он обрек вас на мучительную смерть, – напоминает мне тот. Дурман начинает окутывать мое сознание плотной дымкой. – Неужели забыли?

– Нет. Но каким бы гадом ни был мой брат, вам я его мучить не позволю. А между собой мы сами разберемся, – зло говорю я, хватая его за лацканы пиджака. – Отпустите его. Сейчас же.

– Сначала обсудим мое предложение, – не желает уступать мне Вагнер. – Вы согласны? Оценили его преимущества? Я могу больше, чем вы думаете. Исцелить вас для меня – дело нескольких секунд.

Америго бьется в предсмертной агонии.

Понимаю, что оказался перед сложным выбором. Сохранить жизнь Айлин, снова обрести бессмертие, освободиться от обязанностей опекуна. И для всего этого нужно всего лишь произнести одно слово «да». Перевожу взгляд на брата. Сколько мне осталось дней или часов до такого состояния? Он затихает, мышцы расслабляются. Умер.

– Я отказываюсь от вашего предложения, Вагнер, – говорю я. Разумом я еще не успел принять решение, но сердце уже знает ответ. – И я не отдам вам Айлин.

– Но вы же понимаете, что я заберу ее у вас, – вкрадчиво говорит Рудольф.

– В таком случае у меня будет шанс отвоевать ее силой, – делая шаг назад, говорю я. И на меня накатывает состояния какого-то бахвальства и дикой эйфории. Словно я только что выиграл в лотерею. Это меня так ломает или же это магия Амалика? Впрочем, какая к черту разница!

– Ваше время заканчивается, – с удовольствием произносит Рудольф улыбаясь. – Вы не успеете победить меня.

– Если он не успеет, я сделаю это за него, – приподнимаясь на локте, хрипит Америго. Надо же, я даже не заметил, как он пришел в себя. Рудольф заливисто смеется. Смех у него приятный, словно звон ручья. Умиротворяет, дает ощущение радости. Напряжение и злость уходят.

– Безумцам нет пути назад, – говорит он, опираясь на трость. И царственной походкой направляется в прихожую. – Я так полагаю, мы еще увидимся.

Америго поднимается на ноги. Он хочет кинуться следом за Рудольфом, и хорошенько отдубасить его, но я не позволяю ему этого сделать. Хватаю его за шиворот, заставляя остаться. Он злобно материться. Вагнер, хлопнув дверью, уходит.

– Какого черта ты не дал мне сломать ему позвоночник в двенадцати местах?! – негодует мой брат. И чтобы снизить градус ярости с размаху бьет ногой по стоящему напротив креслу. Его глаза становятся алыми.

– Что случилось с Айлин? – вместо ответа, спрашиваю я.

– Я проходил мимо школы, где она учится, – Америго делает неопределенный жест рукой. – Обернулся на возню. Там на школьном дворе двое парней избивали Айлин, а девочки, ее одноклассницы, хлопали в ладоши и хихикали, предлагая поджечь ей волосы. Можно я обойдусь без подробностей? А то убивать хочется, а здесь некого.

– И что ты сделал? – глупый вопрос, учитывая, кто передо мной, но все же.

– А что, у меня было много вариантов? – пожимает плечами Америго. – Убил бы всех, но Айлин висела у меня на руке и просила этого не делать. Поэтому все живы, но поломаны основательно. Да и тебе вмазать бы не мешало. Хреновый ты опекун, если у тебя под носом творится такое, а ты ничего не делаешь, чтобы это прекратить.

– Ты ненамного лучше них. Или у тебя спонтанная амнезия? – замечаю я. – Что ты чувствуешь, когда рядом с ней? Каковы твои желания? Хочешь, я угадаю? На Айлин лежит заклятье ненависти. На мистических существ одно действует не так сильно, как на людей, мы можем с этим справляться, а они – нет. И здесь уже ничего нельзя сделать.

– Нет, а найти того, кто снимет эту дрянь? Оградить от людей? Увезти в глушь, пока проблема не решится? – возмущается Америго. – Вариантов масса! Просто ты по какой-то непонятной мне причине не хочешь ничего делать!

– Может, потому что я подыхаю и у меня нет на это времени? – говорю я. У меня начинает болеть голова, в глазах двоится, и все, чего хочется, чтобы он ушел. – Убирайся. Я не хочу тебя здесь больше видеть. И запрещаю приближаться к своей воспитаннице. Иначе последнее, что я сделаю – убью тебя.

Америго раздосадован, он сжимает кулаки, хочет что-то горячо возразить мне. Но из кухни выходит Рита и, скрестив руки на груди, с укоризной смотрит на него.

– Вон, – повторяю я, глядя ему в глаза. Он чертыхается и, развернувшись на пятках, спешит к двери. До слуха доносится грохот, с которым он ей хлопает.

– Аккуратней! Это не твое имущество, придурок! – кричит ему вслед рассерженная Рита и переводит взгляд на меня. – Умойся. На тебя смотреть больно.

Провожу пальцами по щеке. На подушечках остаются красные капли. Черт, опять. Быстрым шагом иду на кухню, открываю холодильник и, достав оттуда пакет с кровью, заставляю себя его осушить. Аппетита нет, на каждый следующий глоток приходится себя уговаривать. Кто бы раньше сказал, что такое будет – не поверил бы никогда. Поднимаюсь на второй этаж и, умывшись, иду к Айлин.

Она сидит в постели. Переодетая в пижаму, на ногах носочки. На коленях лежит альбом для рисования, в котором она рисует. Нижняя губа закушена, брови нахмурены. Такой сосредоточенной и поглощенной вижу ее впервые. Карандаш резко скользит по бумаге, замирает в воздухе и снова скрипит, соприкоснувшись с листом. Мне хочется заглянуть и узнать, что она там рисует, но я отказываюсь от этого искушения. Сажусь на край кровати и смотрю ей в лицо.

– Не хочешь рассказать, что произошло? – мягко спрашиваю я. Она вздрагивает от звука моего голоса и тут же подносит руку к щеке, желая закрыться.