Нас чуть не сбили с ног две сиделки, влетевшие в комнату. Они, одна, обгоняя другую, стремились к телу ведьмы. И почти одновременно схватили уже мертвую женщину за руку.
— Мне дар!
— Нет мне!
— Как же это мерзко, — поделилась ощущениями говорящая.
— Никому дар не достанется, — фыркнул я, — Она ушла сама, по своей воле, забрав всю силу с собой.
— Ты лжешь! — повернулась к нам одна из женщин, но руку так и не отпустила.
— Ты можешь ему не верить, — вступила Олеся, — но ни одна из вас ни капли ее дара не получит. Вы даже волоса с ее головы не достойны. Твари!
Ее трясло от злобы, когда мы подходили к машине:
— Как можно быть такой циничной мразью?
Я лишь пожал плечами в ответ:
— И все же ты поступила правильно, — пристегиваясь, проговорил я, успокаивая девушку.
— Наверное, — поникла она, — Но все равно чувствую себя убийцей…
— Опять двадцать пять! — грюкнул я кулаком по бардачку, отчего тот распахнулся, — Как ты не понимаешь, твой дар можно использовать во благо!
— Как?
— А ты подумай на досуге, дура, — буркнул я.
— Кто?! Стоп! Как ты меня назвал?! — до этого выезжающая из деревеньки машина, резко тормознула, — Ах я дура! А сам ты знаешь кто?
— Ну и кто же? — бросил я косой взгляд на Нильскую.
Олеся открыла рот, что бы выстрелить ядовитой фразой, но так ничего не придумав, пробормотала:
— Спасибо тебе, Никит.
— По имени?! Стоп! Ты назвала меня по имени?! — ошарашено вглядывался я в лицо говорящей.
Она лишь задрав нос, вдавила в пол педаль газа.
Глава 17
— Спасибо, что составил мне компанию, — говорящая остановила машину перед моим домом, — Хоть ты ничего и не узнал.
— Я узнал достаточно. Правда, — я ободряюще улыбнулся.
— Ну и что мне теперь делать? — уронила Олеся голову на руль, от чего по округе разнесся звуковой сигнал.
— Эй, ты чего? — я провел ругой по волосам девушки.
Она резко подняла голову и прожгла меня взглядом:
— Я не смогу отделаться от своего дара, понимаешь это? Теперь до конца свей жизни, я буду на побегушках у Смерти! Кстати, продолжительность моей жизнь так же зависит от моего подчинения! Да что же за судьба такая!
— Надо искать во всем позитив.
— Да в чем тут позитив то? — продолжала распыляться Олеся, — Одно дерьмо вокруг!
В подтверждение ее словам свернула молния.
— Вот теперь еще и гроза, — вздрогнув, буркнула она в унисон со звуком грома.
— Боишься грозы?
— Ничего я не боюсь, — огрызнулась она и вновь дернулась от небесной вспышки.
— Оставляй машину здесь, у меня переждешь стихию, — отстегиваясь, поставил я перед фактом говорящую.
Она не стала спорить, так как небесную гладь располосовала еще одна стрела.
Передо мной упала капля, распластавшись на асфальте мокрым пятном.
Это было сигналом к началу дождя. Вода забарабанила по крыше Олесиной машины. Девушка, кутаясь в прихваченную с собой, кофту, топала за мной, под защиту козырька подъезда.
— Ужасный день. Ужасный год. Ужасная жизнь.
— Эй, ты чего? — я затормозил, и девушка врезалась носом в мою спину.
— Идем уже, — пробурчала она, толкая меня к дому.
— Да иди я, иду.
Зато перед дверью моей квартиры затормозила сама Олеся:
— Я не пойду туда, видящий.
— Это еще почему? — я уже привык, что она игнорирует моё имя и перестал заострять на этом внимание.
— Энергетика, — коротко ответила она.
— М?
— Каждое жилище источает какую-нибудь энергетику. Спокойную или шумную. Радостную или печальную. Тут же ничего. Пустота. Будто давно никто не живет.
— Может, я уже мертв, — отшутившись, я отпер дверь и шагнул в прихожую.
— Ха-ха, — иронично фыркнула девушка, переступая порог, — Неужели ты сам этого не чувствуешь?
— Энергетику вещей я ощущаю смутно, лишь, когда она ярко выраженная. Или видна. А к своей квартирке я привык. Наверное, это тоже многое объясняет.
— Возможно, — говорящая поёжилась, как от холода, — Как только закончится гроза, я уеду.
— Хорошо, — я не стал с ней спорить, — Есть будешь?
— Нет, не хочу.
— Тогда хотя бы кофе.
Она обреченно вздохнула и пошла за мной в кухню.
Доставая чашки, я задал Олесе вопрос:
— Скажи, что ты для себя решила?
— Ты по-поводу моей «работки»? — вскинула брови девушка и, не дождавшись от меня ответа, продолжила, — Еще не знаю. Это сложно убивать невиновных. Убивать из-за какого-то идиотского баланса.
— А что если не убивать, а помогать, — выговорил я фразу, которая родилась еще в доме знающей.
— Что ты имеешь в виду?
— Ведь есть неизлечимо больные люди, которые мучаются и не могут спокойно умереть. Я подумал об этом, когда знахарка попросила тебя об услуге. Кто знает, что произошло бы с ней, не приехав мы тогда.
Олеся, закусив губу, посмотрела в окно на молнии, которые чертили свои узоры на потемневшем небосклоне. О чем она сейчас думает? На самом деле я понимаю как ей тяжело. Если я жил с этими странными умениями почти всю жизнь, то на нее все свалилось неожиданно. Если бы я только мог помочь ей.
— Я подумаю над твоими словами, видящий, — одарила меня улыбкой Нильская.
Поставив перед ней чашку с дымящимся кофе, я вгляделся в карие глаза говорящей. В них поселилась надежда. А это уже не может не радовать.
— Ты же уволилась с работы, что сейчас будешь делать?
— Я просто сменила один супермаркет на другой, — пожала она плечами, размешивая сахар, — Как удобнее находить новых жертв.
— Ты уже говоришь, как профессионал, — хохотнул я, а потом поник под тяжелым взглядом гостьи.
— А почему тебя так это интересует?
— Мы заговорили о работе. Саму жизнь ты зарабатываешь у Смерти. А на жизнь тебе хватает?
— По этому поводу можешь, не беспокоится, — наконец поняла меня Олеся, — Думаешь те люди, которых я погубила, платили мне только жизнями? Зачем мертвецу материальности?
Я подавился горячим напитком после таких откровений.
Солнце давно опустилось за горизонт, а дождь и не думал прекращать барабанить по окнам. Олеся вытребовала у меня плед и книжку Белянина, удобно устроилась на диване в зале и погрузилась в чтение. А я все не мог успокоиться после пережитого сегодня. Знахарка отдала добровольно свою жизнь, чтоб вселить надежду в говорящую. Неужели она посчитала это выше своего существования. Или и правда хотела уйти без боли, не отдав стервятникам силу. Этого я не узнаю никогда. Но все же «Спасибо, тебе, знающая»!
Когда я открыл глаза, было уже позднее утро. Видимо, я очень устал, раз заснул в кресле. Олеся, свернувшись калачиком, посапывала на диване.
Раскрытая «Сестренка из Преисподней» мирно валялась на полу. Подняв книгу, захлопнул ее. От резкого звука веки блондинки вздрогнули, и она испуганно уставилась на меня.
— Что за…, - заспанным голосом прохрипела она, а потом, по-видимому, вспомнила вчерашние происшествия.
— Доброе утро, говорящая.
— Доброе, — раздраженно отозвалась та.
— Что желаете на завтрак? — шутливо поклонившись, поинтересовался я?
Задумавшись, Нильская хмыкнула:
— Равиоли с грибами давно не ела. И белое вино семидесяти пятилетней выдержки, пожалуйста.
— Будет сделано, — отрапортовал я и отбыл на кухню.
А уже через пятнадцать минут Олеся с довольным видом уплетала яичницу с сыром.
— Не равиоли конечно, но тоже не плохо.
— Ваше вино, — поставил я перед девушкой чашку с чаем.
— Оно точно семидесяти пяти летней выдержки? — наиграно сморщила она носик.
— Абсолютно точно, — сорвал я весь спектакль хохотом.
Трель дверного звонка перебила меня. И спихнув свою тушку со стула, я поплелся открывать дверь.
— Селезнев, ну ты свинья! — перед моими очами вырисовалась сама Архаина.
— И тебе привет, что хотела?
— Свин! — фыркнула девушка, бесцеремонно врываясь в квартиру, — Телефон не берет, на смски не отвечает, — перечисляла она, направляясь к холодильнику, — А я, между прочим, волнуюсь, — потом последовал минутный ступор, пока две девушки разглядывали друг друга. Архаина одумалась первая, и мило улыбнувшись, протянула руку: