И когда двери турболифта открылись на пятнадцатом уровне, он снова был в захватывающем дух состоянии свободного падения, чувствуя одновременно ужас и блаженство. Ужас – потому что вспоминал кошмары прошлой ночи и знал, что Спока нет рядом, чтобы поймать его; блаженство – потому что снова делал то, для чего был рожден, – изменял что-то. Не было времени ни для размышлений, ни для фантазий – только для выверенных отработанных действий. Джим пустился бегом по дрожащему коридору со скоростью, на которую, как думал, давно уже не был способен. Он отмечал глазами обозначения секций, пока, наконец, не достиг дефлекторной комнаты с ее массивной башней-генератором, которая стояла за консолями.

Его сердце стучало как молот, дыхание было хриплым, но ничего из этого не имело значения. Впервые за последний год он действительно почувствовал себя живым. Он нашел панель перегородки и отодвинул ее в сторону, затем начал работать, перераспределяя дефлекторные цепи. Прошло не более минуты, когда настенный интерком свистнул и прохрипел отфильтрованным через линии связи едва различимым голосом Скотта:

– Мостик – капитану Кирку.

– Кирк на связи! – прокричал он, не отрываясь от своей работы. Нужно было сделать простую вещь, и если он не даст Скотти отвлечь себя, то закончит через считанные секунды...

– Капитан! – проговорил Скотт заунывным голосом, который Кирк так хорошо знал – достаточно хорошо, чтобы понять, что на этот раз ситуация была действительно критической. Даже если бы Скотт не связался с ним, он мог бы понять по дрожи "Энтерпрайза" – даже этого нового "Энтерпрайза", – что повреждения основного корпуса были огромными. – Не знаю, сколько еще смогу удерживать его! Мы разваливаемся!

Где-то вдалеке он услышал через интерком голос Деморы:

– Сорок пять секунд до структурного коллапса!

Кирк использовал критические секунды, чтобы сделать последние приготовления, затем захлопнул стенную панель с ощущением триумфа:

– Все! ПОШЛИ!

Он услышал, как Скотт отключил связь, и встал, покачиваясь на ногах, чтобы вернуться назад по сотрясающемуся коридору. Не было смысла спешить: они либо погибнут сейчас, либо спасутся. Он сделал все, что мог.

Прежде чем он прошел несколько метров, дрожь корабля резко ослабла. Кирк улыбнулся: значит, это странное предвестие смерти оказалось ложным. Он, конечно, был рад за себя и за всех на борту корабля и все же чувствовал легкое и даже в чем-то нелепое разочарование. Это была бы не такая уж плохая смерть. Будет ли у него еще когда-нибудь шанс изменить что-то?

Он был в середине коридора, когда это произошло: взрыв такой всепоглощающей силы, что казалось, будто разорвалась его голова. Его швырнуло вверх и ударило о перегородку или палубу – он не мог бы точно определить. В ослепительно-яркие миллисекунды он увидел, как все вокруг растворилось в фиолетово-белом пламени энергетической ленты, почувствовал, как его собственное тело растворяется вместе со всем.

Он был один. Он всегда знал, что это будет именно так. Не оставалось времени ни для мыслей, ни для сожаления в мимолетное мгновение растворения: только легкий всплеск радости по поводу того, что Маккой и Спок были в безопасности, что они продолжат свой жизненный путь без него.

И затем наступило молчание и начало последнего, бесконечного свободного падения...

Несколькими секундами ранее Монтгомери Скотт отключил связь с дефлекторной комнатой и уставился на экран, на хлещущую энергетическую полосу, подобную вспышке молнии, которая не погасла, а продолжала разрушать в дикой агонии. Теперь "Энтерпрайз" постоянно сотрясало, подбрасывало под звуки далекого грома, словно морское суденышко, застигнутое штормом посреди фиолетового моря. У Скотта захватило дыхание, когда Гарриман подался вперед, чтобы отдать распоряжения дочери Зулу:

– Активировать основной дефлектор! – Вместе с безмолвной, молящейся про себя командой, Скотт наблюдал, как яркий луч энергии выстрелил из основного дефлекторного диска и превратился во взрыв сверхновой звезды по правому борту корпуса корабля.

Он смотрел, затаив дыхание, но не испытывал страха, как молодой лейтенант, который сидел рядом за консолью. Скотт прожил яркую жизнь и в течение последних лет обрел новые ценности и в работе консультанта, и в своей семье.

По крайней мере, он считал себя удовлетворенным. Но в тот момент, когда Кирк улыбнулся ему из турболифта и сказал: "Сохрани его в целости, пока я не вернусь", Скотт почувствовал трепет, ощущение, которое почти совсем уже было забыл, и снова увидел, как по особенному загорелись глаза его капитана.

Если бы такое произошло в дни его молодости, он был бы охвачен ужасом, но слишком полон решимости выжить, чтобы показать свой испуг, чтобы позволить этому чувству помешать ему делать то, что требуется. Теперь все было по-иному. О, конечно, он ощущал страх смерти, да, но опыт и возраст теперь уже немолодого инженера давали себя знать. Он слишком часто сталкивался с подобными безвыходными ситуациями и всегда выходил сухим из воды.

Даже если он сейчас погибнет, то потеряет гораздо меньше, чем эти молодые люди, которые окружали его. Он мог чувствовать их страх, и это странным образом успокаивало его, заставляло быть более решительным, оказывая помощь.

Он положил руку на плечо молодого лейтенанта, сидевшего рядом, который был так поглощен наблюдением за тем, что разворачивалось на экране, что нервно дернулся от прикосновения. Скотт успокаивающе улыбнулся ему; на лице молодого офицера появилось глуповатое выражение, и он снова обратил свой взор на экран.

Скотт тоже повернулся, чтобы встретить свою судьбу, и увидел, как энергетическая плетка отреагировала на выброс дефлектора, отпрянув назад, затем заметалась, как агонизирующее вихревое облако.

Тряска ослабла; Скотт с силой выдохнул:

– Мы вырываемся!

Гримаса лейтенанта превратилась в улыбку. Гарриман кивнул в знак согласия. Скотт начал было подниматься, собираясь пойти и поздравить молодого капитана...

Экран окрасился ослепительно-белой вспышкой, и корабль резко дернуло с левого борта. Инженер вцепился в консоль, но руки соскользнули, и он упал спиной на палубу. Лейтенант был выброшен в кресло Скотта и чуть не свалился на него сверху, но вовремя восстановил равновесие.