Оставшись один, Попов хотел позвонить секретарю ЦК ВКП(б), областного и городского комитетов партии Жданову или Кузнецову, но вдруг представил себе немецкие танки где-то на подступах к Даугаве и приказал немедленно вызвать своего заместителя генерала К. П. Пядышева. Задачу ему поставил предельно ясную:

— Константин Павлович! Я возлагаю на вас подготовку оборонительных рубежей на южных и юго-западных подступах к Ленинграду. План работ доложите завтра.

Когда дверь за Пядышевым закрылась, Попов тут же снял трубку прямой связи. Услышал голос Кузнецова.

— Алексей Александрович! Это Попов…

Пядышев с начальником инженерного управления округа подполковником Борисом Владимировичем Бычевским (Попов тоже успел с ним переговорить) уже расстилали на столе в своем кабинете новехонькие карты. На размышления времени не оставалось. Пядышев решительно провел линию от Кингисеппа на Лугу и к озеру Ильмень, в основном по реке Луге.

— Это и будет лужская позиция. Видимо, для ее обороны придется выделять отдельную группу войск.

Борис Владимирович Бычевский, высокий, интеллигентного склада командир, известный в округе ясным умом и широкой эрудицией, озабоченно заметил:

— Надо только побыстрее заняться лужским предпольем, направить туда отряды заграждения из общевойсковых и саперных частей.

— Правильно.

— Только вот мин и взрывчатки у нас мало. Запрашивали Москву, но нам ответили, что есть более важные направления, и порекомендовали использовать местные ресурсы. Придется обратиться за помощью в горком партии.

Скоро в кабинете Бычевского уже сидел заведующий промышленным отделом горкома партии Михаил Васильевич Басов, деловитый, немногословный человек. И без того худощавый, после двух бессонных ночей он осунулся еще больше.

— Горком направил меня для помощи, вроде комиссара к тебе. Что нужно вам в первую очередь?

Бычевский протянул ему запрос, посланный в Москву, и телеграмму с отказом.

— Картина ясная. Начнем, пожалуй, с противотанковых мин. 100 тысяч на первые пять суток хватит? — сразу приступил к делу Басов. — Только вот металлические корпуса сделать не сможем. Нет штампов. Закажем деревянные. Кому? Фанерному заводу имени Аврова, мастерским Древторгтреста…

— А где взять взрывчатку?

— С гражданского строительства…

24 июня в присутствии А. А. Кузнецова, секретаря обкома партии Терентия Фомича Штыкова состоялось заседание Военного совета Северного фронта. К этому времени стало очевидно, что на Северо-Западном фронте, призванном оборонять Прибалтику и соответственно юго-западные подступы к Ленинграду, складывается чрезвычайно тяжелая обстановка. Границы Восточной Пруссии пересекла группа армий «Север»: 16-я, 18-я армии и 4-я танковая группа — всего 29 дивизий. Поддерживал их 1-й воздушный флот. Назначение этой мощной группировки (одной из трех, брошенных на Советский Союз) определялось самим названием: она должна была захватить Прибалтику, наши балтийские порты, включая Кронштадт и Ленинград, лишив тем самым Балтийский флот всех его опорных баз. Этим преследовалась чисто военная, стратегическая цель. Была и политическая. Гитлер посчитал необходимым специально разъяснить, что в итоге осуществления этого плана у Советского Союза «будет утрачен один из символов революции, являвшийся наиболее важным для русского народа на протяжении последних 24 лет, и что дух славянского народа в результате тяжелого воздействия боев будет серьезно подорван, а с падением Ленинграда может наступить полная катастрофа».

Войсками, нацеленными на Прибалтику и Ленинград, командовал 65-летний фельдмаршал фон Лееб.

Бои в Прибалтике были ожесточенными, но гитлеровцы обладали подавляющим превосходством в силах и стремительно продвигались вперед. Создание укрепленных позиций к юго-западу от Ленинграда приобретало характер острой необходимости, и все члены Военного Совета согласились, что надо немедленно приступить к мобилизации населения на оборонные работы.

Сразу после окончания заседания А. А. Кузнецов и М. М. Попов поспешили к Андрею Александровичу Жданову. Выслушав их, он одобрил принятые решения, но посчитал целесообразным посоветоваться с И. В. Сталиным и позвонил в Москву. А. А. Кузнецов и М. М. Попов, сидевшие рядом, не без тревоги ждали, чем завершится разговор. Он затянулся; чувствовалось, что и А. А. Жданов испытывает немалое напряжение, но, видно, у него еще раньше сложилось внутреннее убеждение в том, что лужский рубеж укреплять нужно, и после очередной, неторопливой, как всегда, выверенной реплики Сталина он приводил новые и новые доводы в пользу разработанного Военным советом плана. Положив наконец трубку, А. А. Жданов после недолгой паузы коротко сообщил:

— Товарищ Сталин согласился с нашим планом, но указал на необходимость провести большую разъяснительную работу среди населения.

В тот же день, 27 июня, было приостановлено сооружение ленинградского метрополитена, свернуто строительство гидроэлектростанций: рабочие, инженеры, техники, машины, материалы — все передавалось военным организациям. Одновременно постановлением Ленгорисполкома к оборонным работам привлекались мужчины в возрасте от 16 до 50 лет и женщины от 16 до 45 лет. Эшелоны, по преимуществу с пассажирками, один за другим уходили к Кингисеппу, Луге, на Батецкую — к лужской линии обороны, протянувшейся на 250 километров. В штабе фронта теперь постоянно находились заместители председателя Ленгорисполкома Н. Н. Шеховцев и В. М. Решкин. На заводах Ижорском, Кировском, Балтийском, Металлическом, «Невгвоздь», «Баррикада», № 189, в строительных трестах, на многих других предприятиях налаживали изготовление башенных орудийных установок, броневых и сборных железобетонных сооружений, огневых точек, противотанковых надолб, колючей проволоки, мин и т. п. В ход пошли запасы брони на кораблестроительных заводах: в короткий срок военно-морские инженеры сконструировали до 20 типов различных броневых точек, монтировали их нередко под огнем противника рабочие-такелажники ленинградского треста «Стальконструкция» и саперы.

27 июня в горкоме партии созвали совещание, чтобы обсудить, как быстрее и лучше организовать строительство оборонительных линий. Совещание подходило к концу, когда А. А. Жданов спросил у представителей штаба Северного фронта:

— Какие части и соединения займут рубежи, которые подготовят ленинградцы?

Ответом было:

— Мы со дня на день ждем начала военных действий на финской и норвежской границах. Все наши части, а их мало, — там.

Наступило тяжелое молчание.

— Андрей Александрович! — Поднялся с места заведующий оргинструкторским отделом горкома партии Леонтий Макарович Антюфеев. — Мы уже обменивались мнениями по этому вопросу. Добровольцев у нас десятки тысяч, и пока из них формируются только истребительные отряды. Может быть, нам создать еще и добровольческую армию. Комплектовать ее можно будет по производственно-территориальному признаку. Она и станет резервом фронта…

Кое-кто из военных, присутствовавших на совещании, недовольно поморщился: где взять оружие, обмундирование, сколько нужно времени, чтобы обучить тех, кто вовсе не брал в руки винтовки. Жданов не колебался:

— Так и поступим. Я немедленно запрошу Ставку, чтобы нам дали необходимые полномочия, а вы приступайте к делу.

29 июня Ставка Главного Командования утвердила план формирования ленинградской добровольческой армии, и на другой день к вечеру комиссии, во главе которых встали секретари райкомов партии, уже отобрали 10 тысяч 890 добровольцев, а заявлений все прибывало и прибывало. Только с Кировского завода их поступило 15 тысяч. Встал под ружье почти весь институт имени П. Ф. Лесгафта во главе со своим руководством. Собирали походные рюкзаки писатели, художники, композиторы, архитекторы. Настойчиво добивались, чтобы их приняли в добровольческие формирования народный артист СССР Н. К. Черкасов, Д. Д. Шостакович, член-корреспондент Академии наук СССР М. П. Костенко и многие другие видные представители науки и культуры.