За дверью комнаты, в коридоре четко прозвучали и заглохли в отдалении чьи-то шаги. Вокруг люстры кружились в своей дурацкой карусели мухи. Тихо и жалобно скрипел стул под плотно сбитым, мускулистым телом Прозорова.

О чем он сейчас думал и думал ли о чем-либо?

Прозоров докурил папиросу до мундштука, аккуратно пригасил ее в пепельнице. Обращая на себя внимание, кашлянул. Дескать, во всем разобрались, все выяснили, так чего зря время терять?

Вполголоса спросил почтительно:

- Разрешите быть свободным, товарищ Косачевский?

- Нет, не разрешу.

- Как прикажете.

- Из этого кабинета вы уйдете уже под конвоем, Прозоров.

Колыхнулась сбоку от меня задернутая штора. Это не выдержали нервы у стоявшего между ней и окном оперативника, которого поместил туда на всякий случай Сухов.

Я тоже ожидал, что сказанные мною слова вызовут у Прозорова бурную реакцию, что он, например, кинется на меня, попытается обнажить оружие, в котором благодаря заботам того же Сухова не было ни одного патрона...

Такое развитие событий хотя и было чревато неприятностями, но зато вносило в создавшуюся ситуацию необходимую мне определенность.

Однако я недооценил сидящего передо мной человека. И тогда и позже Прозоров проявил поразительное самообладание. Он не сделал ни одного резкого движения, даже не изменился в лице. Единственное, что он себе позволил, легкое недоумение:

- Вы собираетесь меня арестовать?

- Разумеется.

- За что?

Он извлек из кармана френча еще одну смятую папиросу. Закурил. Его холодные, вдавленные в мякоть лица глаза ничего не выражали - ни гнева, ни настороженности, ни страха.

- Почему вы убили Перхотина, Прозоров?

Он выпустил изо рта дым. Снова затянулся.

- Я действовал в соответствии с инструкцией, товарищ Косачевский.

- Инструкция не предписывает убивать людей.

- Перхотин был убит, потому что пытался бежать. Если бы не попытка к побегу...

- А никакой попытки к побегу не было, Прозоров.

- Но, товарищ Косачевский!..

- Не было. Кстати, вы кончали краткосрочные курсы по криминалистике и судебной медицине при Московском уголовном розыске?

- Нет, не успел: меня тогда в Центророзыск откомандировали. Но вы это к чему?

- К тому, что если бы вы кончили эти курсы, то смогли бы придумать что-нибудь более убедительное. У вас концы с концами не сходятся.

- Не понимаю.

- Сейчас поймете. Вы утверждаете, что Перхотин напал на вас, пытался бежать и вы в соответствии с инструкцией открыли по нему после предупреждений огонь, когда он находился от вас на расстоянии двадцать двадцати пяти метров. Верно?

- Да.

- А вот заключение экспертизы: один выстрел в Перхотина произведен в упор, а два других - на расстоянии, не превышающем полутора метров. Одно это исключает вашу версию о побеге. Перхотин никуда не собирался бежать. Он находился рядом с вами. Убийство, Прозоров. Убийство, не имеющее никакого отношения к инструкции, на которую вы пытаетесь сослаться.

- Эксперт мог ошибиться.

- Заключение давал квалифицированный специалист.

- И все же он мог ошибиться, - повторил Прозоров.

- Мог, если бы не основывался на признаках, которые известны каждому опытному работнику уголовного розыска и даже неопытному, но прослушавшему курс лекций по судебной медицине и криминалистике. Определяя дистанцию, с которой были произведены выстрелы, экспертиза исходила из воздействия на одежду убитого пороховых газов, следов опаления и пятен копоти. А если учесть еще направление пулевых каналов... Тут невозможно ошибиться, Прозоров. Так что ваше объяснение выглядит детским лепетом. А ведь мы располагаем не только заключением экспертов, хотя оно более чем убедительно, но и показаниями двух свидетелей. Вот, как можете сами убедиться, собственноручные показания художника Энтина, который после первого выстрела, сделанного, кстати говоря, не вверх, как положено при попытке к бегству, а в спину Перхотина, наблюдал за происходящим через окно малого зала Салона искусств. Хотите ознакомиться? Если желаете, могу прочесть. Прочесть?

- Не смею затруднять вас.

- Воля ваша. А вот, как видите, протокол допроса другого свидетеля дворника Емельянова. Показания обоих свидетелей совпадают до мельчайших деталей и полностью подтверждают выводы экспертизы. А сейчас, насколько мне известно, инспектор Центророзыска Сухов опрашивает третьего свидетеля, оказавшегося очевидцем событий в Белгородском проезде. Этот свидетель видел то же самое, что и два предыдущих. Так что эксперт не ошибся. На этот раз, похоже, ошиблись вы, сильно ошиблись. А за ошибки положено платить...

- Звонкой монетой?

- Это самая дешевая плата. Иной раз за ошибки расплачиваются головой.

- Ну, "вышка" мне не грозит.

- К сожалению.

В комнате повисло молчание.

- Одного не пойму, - сказал Прозоров. - Вы считаете, что моя вина в умышленном убийстве Перхотина полностью доказана экспертизой и свидетелями. Ведь так?

- Так.

- Но тогда чего вы от меня хотите? Чистосердечного раскаяния?

- Нет. На ваше раскаяние я не рассчитываю.

- А на что же вы, позвольте полюбопытствовать, рассчитываете?

- На то, что вы объясните, зачем вам нужно было убрать Кустаря.

Он слегка присвистнул:

- Всего-то?

- Всего-навсего.

- Но я ведь объяснил.

- Не слышал.

- Ну как же! - удивился он, уже не скрывая издевки. - Вы просто были невнимательны... гражданин Косачевский. Я вам досконально объяснил, что я не "убирал" Кустаря. Избави бог! Я лишь выполнял свой служебный долг, гражданин Косачевский. Подследственный Перхотин, полученный мною из Таганского допра, был убит при попытке к бегству, в полном соответствии с известной вам инструкцией.

- А в соответствии с какой инструкцией вы убили ювелира Глазукова? тихим и ровным голосом спросил я.

На мгновение Прозоров опешил. Но только на мгновение...

- Вы считаете, что у меня достаточно широкая спина, чтобы взвалить на нее и второе убийство?

- Нет, я исхожу из другого.

- Из чего же? - спросил он своим бесцветным голосом, будто выполняя скучный, но необходимый ритуал.