Она видела новую зелёную землю. Нетронутую, неиспорченную прикосновением всесильных. Видела новых, невиданных зверей.

И среди чужой фиолетовой травы — ровные очертания белого ящика. Это машина, которую она видела в башне Метоскула. Машина, в которой заключено сознание Дэна Винского...

Элис подумала, что всё это похоже на Страну Чудес, только неимоверно больше и прекрасней, за пределами человеческих понятий, потому что люди бы никогда не назвали прекрасной, например, смерть и ещё множество других вещей, но здесь они были прекрасными.

 – Барон... Сохрани Страну Чудес.

Он понял её, даже если бы она этого не сказала. Он кивнул и сжал в кармане шкатулку с ампулой смерти.

 – Если что — я знаю что делать.

Элис покачала головой.

Нет. Впрочем, любой вариант будущего имеет право быть.

Барон торопливо сунул в руки Элис маленький свёрток.

Дракон, как сущность другого мира, выполз из кустов и осторожно подтолкнул рыжую девушку в спину.

Остров, расколотый на множество осколков, остался позади.  Впереди — незнакомая земля, невысокие горы, над которыми висит огромное восходящее солнце, они летят ему навстречу. Под ними — светлеющее море, и белые крапинки пены.

На спине дракона, даже привязавшись кожаным ремнём, сидеть было жутковато, особенно, когда они пролетали по ревущему ущелью, почти касаясь несущейся навстречу воды. И даже Мартин, привычный к полётам, держался за неё так крепко, что она почти поверила, что он испугался. Впрочем, свалиться в бурную воду вместе всё же было не так страшно, как по одиночке, и она не возражала. Когда они пронеслись над островом и поднялись высоко над морем, Элис освоилась. Этот простор и пустота внизу странным образом совпадали с её ощущениями. Набрав высоту, дракон почти перестал взмахивать крыльями, и просто скользил сквозь пространство.

Элис обнаружила, что по-прежнему держит в руке свёрток, который дал ей барон. Было несложно догадаться, что в нём. Но всё равно было очень приятно получить подарок на память. Каменная фигурка лошади — память о детстве, о Шейле и смертельной битве на клетчатом столике.

Элис обернулась — вид у Мартина был совершенно счастливым. Он смотрел вперёд, узнавая знакомые очертания гор. Наконец, он встретился с ней глазами, улыбнулся... и ничего не сказал. Элис подумала, что всё это время он был идеальным спутником, таким, с которым можно молчать. Говорить можно со многими, вот, например, с бароном. А молчать тогда, когда говорить не надо... Так мог только он.

Пальцы Мартина обнаружили неровность на её плече и остановились. Он опустил глаза, разглядывая идеально ровный круг. "Это пройдёт." Элис знала, что через десяток дней от шрама останутся только воспоминания. Мартин улыбнулся, покопался рукой в кармане и протянул ей железный бутон из тонких сложенных лезвий.

 – На нём была твоя кровь, я не мог допустить, чтобы он остался у солов.

"Мааартин..." – говорит Элис, и голос её полон нежности и щекотки. Теперь это наяву, и не надо закрывать глаза, чтобы остановить время.

Море осталось позади, вокруг начиналась огромная горная страна, а впереди, в окружении облаков, поднимался замок. Под ним, узкими улицами от стен расходился город с площадями, лавками и крышами, едва различимый, в золотистом солнечном свете, а над шпилями башен кружились птицы, и теперь он был совсем такой, как на картинке в книжке.

Май 2009 – Сентябрь 2010

Послесловие

Снова параллельные миры и параллельные персонажи, но на этот их раз не два, миров теперь больше, к ним добавляется ещё виртуальная реальность, сформированная машинами идеального города. И все миры связаны, запутаны в чудеснейший клубок, постоянные знаки, намёки и параллели. настолько сложные, что я и сам не смог разгадать их все. Да, это возможно, потому что каждый мир живёт своей жизнью, и я не всегда могу успеть уследить за всем.

Сколь бы фантастической эта история ни казалась, она старается быть достоверной. Каждое действие, каждый факт проходит тройную проверку.

Изначально персонажи совершают лишь то, чего хотят сами, то что естественно для них в данной ситуации. Это часто происходит без контроля моего разума, и это первый, самый важный, критерий истинности их поступков.

Потом я пытаюсь встать на их место и уже умом, а не интуитивно, определить их мотивации, что и почему они совершают. Это вторая проверка.

Дальше я читаю литературу, ищу в интернете то, что видели и ощущали персонажи, как оно выглядело: конструкции дирижаблей, форма цветов, записи голосов различных существ ...если это существует в нашем мире, или аналогов, на что это могло быть похоже. Для того, чтобы суметь описать это читателю.

После этого я уже могу легко спутать события книги с тем, что было вчера.

Есть два типа художественной литературы: произведения, которые начинаются с Идеи, великого смысла, который потом обрастает персонажами, фактами, сюжетными поворотами и.т.д., и другой тип, где всё строится на мастерски закрученных ситуациях, диалогах, шутках, мелкой фактуре повествования, а Идея или отсутствует, или постепенно вырисовывается, собирается вокруг фактурных выкрутасов.

Оба типа смешиваются, прорастают друг в друга, иногда писатель, начиная с шутки, ввязывается в огромную историю с величайшими последствиями. ("Однажды, в норе жил хоббит...") Или, наоборот, Идея, так и не обросшая фактами, остаётся лысой и скучной.

И, наконец, история может быть по-разному развёрнута для писателя и для читателя: например, писатель, зная Глобальную Идею, не спешит поведать её, а скармливает читателю по крохам, чтобы потешить его исследовательский интеллект, который работает на полную мощность, пытаясь по этим крохам вычислить Идею. Такие произведения вызывают истинное наслаждение, читать их — словно разгадывать сложную загадку.

Часто бывает что герои ещё ничего не поняли а читатель уже давно знает, чем закончится история, и его раздражает тупость персонажей. Здесь часто наоборот: герои уже всё поняли, но я не смог донести это до читателя.

Информация может быть не только для логики, но и для эмоций. Думать чувствами не менее интересно, чем логикой. Вероятно, мастерство писателя часто состоит в том, чтобы не перекормить читателя этими крохами, но и не держать его в страшном информационном голоде, иначе он бросит книгу, так и не поняв Идеи.

Настало время задать себе вопрос, а как пишу я? Двумя словами: очень медленно. Сначала появляются отдельные факты, изначально не связанные друг с другом, даже с необозначенными персонажами. Картинка может присниться или прийти в голову неожиданно, в набитом автобусе или на улице, когда мысли свободно тасуются в голове и складываются в неожиданные сочетания.

Пару месяцев я хожу, бережно лелея эту возникшую картинку, пока не возникнет пара других. И тут начинается самое интересное. Я чувствую себя детективом, распутывающим сложное дело. Путём умозаключений всплывают факты, обрастают подробностями. С этого момента, все случайно возникшие картинки обычно легко встраиваются в историю, сразу находят своё место в ней.

Настало время Идеи. А я о ней не думаю, она появляется сама. Если предоставить персонажей самим себе, представить себе их в той обстановке, в которой они находятся, они начинают жить самостоятельно, переживать, думать, и (внимание!) задумываться о Глобальных Вещах. Вот тут и начинается философская подоплёка. Каждый персонаж имеет свой груз переживаний, свой нестандартный взгляд на мир, и его надо уважать. Если писатель с ним не согласен, он может попробовать повлиять на персонажа, даже убить, но навязывать ему своё мнение он не имеет права. Это закон всех литературных миров, которые хоть сколько-нибудь стоят.

Жанр снова неоднозначен: Мартин, как чужеродный элемент из жанра фэнтези, конечно же, случайно выпадает в наш мир, словно для того, чтобы увидеть его со стороны, но мир уже не тот, который мы знали. Что это: антиутопия или утопия с элементами киберпанка, виртуальная реальность — это лишь одна из параллелей. Не важно. Это совершенно не является необходимым. Эта книга скорее утопия чем антиутопия, потому что в ней описывается далеко не самый худший вариант будущего.