Монах тяжело опустился на свое ложе. Склонил голову.

— Это было в последнюю ночь карнавала. Окна домов ярко светились, люди танцевали, кондитерские и кафе были открыты. Встреча была назначена в палаццо Линори, где давали большой бал. Но душа у меня болела. Одного из этих трех пастухов, самого молодого, я знал с детства. Когда я приставил ему к груди пистолет и выстрелил, он все еще думал, что я шучу. Я рассказал об этом Линори и тому человеку, который сидел с ним в темноте, в той неосвещенной комнате…

Давиде прервал его:

— Кто был тот человек?

— Не знаю. Помню только, что, слушая меня, он все улыбался. На нем был маскарадный костюм. Одет как старинный дворянин: шляпа с перьями, шелковая рубашка с золотыми запонками, а на них алмазные треугольнички. С губ его не сходила улыбка. И когда Линори сунул мне в руки три миллиона, как и было условлено, он добавил от себя еще двести тысяч лир. За того парня, которого я знал ребенком и только что убил выстрелом прямо в сердце из своего пистолета…

Глаза монаха наполнились слезами.

— Тогда-то я и решил удалиться сюда. Но не для того, чтобы обрести покой, как думаешь ты. Я ломал свою бедную голову, мысли мои совсем спутались, все искал ответа на вопрос: почему? Почему Господь превращает нашу жизнь в сплошной ад? Почему Господь позволяет жить на Земле таким людям, как тот человек и многие ему подобные, таким, как Саверио Фило. И другим, как он, а не уничтожит их одним мановением руки? Почему?

Монах закрыл лицо ладонями. Давиде не отставал от него:

— А ты смог бы узнать того человека?

Монах покачал головой, глаза у него были открыты, но взгляд безжизнен.

— Теперь я различаю только неясные тени.

— Ну а голос, голос ты бы сумел узнать?

Монах сильно вздрогнул. Привстал, прижал руку к груди.

— Голос? Да, голос узнал бы. Он сидит у меня вот здесь, я слышу его у себя внутри всегда, днем и ночью, вот уже двадцать лет!

Главный прокурор Бенти поднял глаза от бумаг и взглянул на Сильвию, сидящую напротив, по другую сторону письменного стола.

— С ума сойти! Когда вы это получили?

— Несколько часов назад. Я уже успела проверить сообщенные сведения: Аннибале Корво действительно является директором-распорядителем компании, которая построила четыре больницы и ведает их деятельностью.

— И отхватил при этом сорок миллиардов лир комиссионных?

— Да, через банк Антинари, который в то время находился под контролем Тано Каридди. Сумму поделили между восемью членами административного совета. А деньги были полученыв течение двух лет.

Бенти взял оранжевый конверт (тот самый, который Тано велел Давиде опустить в почтовый ящик) и повертел его в руках.

— И кто же мог быть столь любезен, что потрудился прислать нам эти документы?

Сильвия пожала плечами:

— Не имею ни малейшего представления.

Бенти вздохнул. Он вновь стал перебирать лежавшие перед ним бумаги и перечитал ордер на арест, который заготовила и принесла ему на подпись Сильвия.

— Аннибале Корво — весьма уважаемый, очень крупный менеджер. Так же как и другие члены административного совета: трое из них главные врачи, один — директор больницы, двое — известные подрядчики-строители, а двое инженеры… Что вы мне предлагаете?

— Всех их арестовать.

Стол, за которым сидел Корво, имел форму подковы. Он восседал в центре и заканчивал читать отчет.

По левую и по правую сторону от него сидели по четыре члена административного совета.

Когда дверь за его спиной растворилась и вошла Сильвия, Корво даже не обернулся. Но потом был все-таки вынужден оторваться от документа, который зачитывал, так как с шумом распахнулись и две другие двери и в зал вслед за Куадри и Треви ворвались с десяток полицейских в форме.

Сильвия подошла к нему, веско оперлась ладонями о стол и смерила Корво взглядом.

— Сожалею, что вынуждена прервать ваше совещание. Вы доктор Аннибале Корво?

Тот сдернул с носа очки.

— Да, это я, но не понимаю…

— Вы арестованы по обвинению в злостном взяточничестве и мошенничестве. Также и все остальные, здесь присутствующие. У меня имеются ордера на арест каждого из вас.

Корво резко поднялся со своего места.

— Да это просто неслыханно! Как вы смеете себе позволять!

Сильвия решительно его прервала:

— Замолчите. Никто не спрашивает вашего мнения!

Один из членов совета, самый старый из всех, бросил на нее испуганный взгляд.

— Прошу вас, синьора, там, наверно, приехало телевидение. Будьте добры распорядиться, чтобы нас вывели отсюда через служебный вход.

Сильвия многозначительно посмотрела на Куадри и Треви.

— Я вас буду ждать у главного входа.

Куадри вытащил из кармана джинсов пару наручников и помахал ими в воздухе.

— А наручники будем надевать?

— Да, на всех!

Респиги вместе с дочерью Фьореллой смотрел телевизор.

Сначала он увидел на экране Корво в наручниках, потом телекамеры показали, как двое полицейских засунули его в машину с мигалкой.

Фьорелла сидела рядом и громко рыдала.

Через час Респиги уже входил в роскошные апартаменты на последнем этаже отеля, высящегося на одном из холмов Рима. Эспиноза принял его, не скрывая глубокого удивления его приходом.

— С твоей стороны довольно смело вновь тут появляться, после такого долгого перерыва. В последнее время обо мне не слишком-то хорошо пишут в газетах.

Респиги был вне себя от ярости. Руки в карманах, он принялся мерить шагами комнату.

— Как тебе, наверно, уже известно, арестован Корво. Ты должен сейчас же, немедленно вылететь на Сицилию.

— Значит, ты еще не избавился от своей дурной привычки командовать? Респиги повысил голос:

— Слушай, я вовсе не намерен тут зря терять время. Половину своей энергии я трачу на то, чтобы всегда и везде через силу улыбаться, — во всяком случае, казаться любезным, сердечным, воспитанным. Но с тобой-то, надеюсь, я могу не притворяться.

Эспиноза кивнул и улыбнулся:

— Это верно, я-то знаю, из какого ты теста сделан.

Респиги пристально посмотрел ему в глаза. Во взгляде была нескрываемая тревога.

— Необходимо во что бы то ни стало вытащить Корво, не то все может сорваться. Сколько времени у нас осталось в распоряжении?

— Всего лишь пара недель. Если не успеем, эта африканская страна, о которой мы говорили, может заключить сделку с кем-нибудь другим.

Респиги окинул взглядом открывавшуюся за окном широкую панораму города. Потом вновь повернулся к Эспинозе.

— Все эта судья… Проклятая баба! Нельзя было ей позво…

Эспиноза не дал ему закончить:

— Да мы уже раз пытались. Но сорвалось.

— С этим делом связаи Тано Каридди, не так ли?

Эспиноза скривился.

— Скорее всего — да.

— Хорошо. Разыщи его, переговори с ним. Если будет необходимо, возьмем его в долю. Сейчас у нас нет другого выбора.

— А потом?

Респиги направился к двери и ответил уже с порога:

— А потом… потом мы сотрем его в порошок!

Стефано неожиданно выскочил из бокового коридора и бросился к Сильвии, но не успел даже назвать себя. Выросшие как из-под земли Куадри и Треви прыгнули на него и притиснули к стене.

Они обшарили его с головы до ног, искали спрятанное под курткой или заткнутое за пояс джинсов оружие.

— Кто ты?

Стефано, пытаясь вырваться из их цепких рук, заорал:

— Я сын того человека, которого вы арестовали в гостинице «Гибралтар».

Сильвия побледнела. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что этот юноша неопасен и искренне тревожится за отца. Она подала знак Куадри и Треви, и они, распахнув ближайшую от них дверь в коридоре прокуратуры, ввели Стефано в комнату.

Это была лаборатория ксерокопирования, вдоль всех стен комнаты тянулись полки с папками.