В тот момент, когда пятеро мужчин подбирали спасательный плот, большая волна накрыла их, бросив на окно мостика. За этим окном Ушдравайт увидел, как на него словно из аквариума смотрят люди с широко раскрытыми глазами. Все происходило как в странном сне. Следующая волна выбросила Ушдравайта в море. Обжигающая ледяная вода подействовала на него отрезвляюще, дав ему прилив энергии, и он быстро поплыл к дрейфующему плоту. На удивление, исчезло чувство страха. Всем пятерым удалось уцепиться за спасательное средство.

"Гребите, гребите, мы плывем прямо в кильватер", — закричал лейтенант. Пятеро мужчин держались одной рукой за плот, а другой судорожно гребли. Когда им удалось отплыть метров на пятьдесят, меховая куртка и ботинки Ушдравайта стали тянуть его ко дну. Он захотел подняться на плот, но лейтенант сказал ему, что следует отплыть еще метров на пятьдесят.

Наконец все пятеро с трудом залезли на плот, и впервые Ушдравайт подумал, что ему, похоже, удалось спастись. Он обернулся туда, где, высоко задрав корму, под воду уходил корабль, похожий на наклонившуюся башню. Слышались крики сотен женщин и детей. Эти душераздирающие вопли едва не свели его с ума. Наступил самый страшный момент ночной драмы.

Нос корабля уходил все глубже и глубже под воду, он весь дрожал. Перегородки не выдерживали давления и ломались. Вода стала проникать на нижние палубы. "Вильгельм Густлофф" медленно перевернулся и лег на бок. Крики гибнущих детей становились все более невыносимыми. Ушдравайт с искаженным лицом также стал пронзительно кричать: "Если это не закончится…". Лейтенант крепко сжал его плечо.

Пятеро мужчин смотрели, как корабль уходит все глубже и глубже под воду… и наконец совсем скрылся под водой.

"Там кто-то живой", — закричал лейтенант.

Ушдравайт увидел руку над водой и схватил ее. На плот вытащили молодого моряка. Теперь их стало шестеро, и они сидели дрожа от холода на пронизывающем ветру, молча глядя на море. Вокруг плота плавали мертвые тела в спасательных жилетах. Спасшиеся были слишком подавлены, чтобы говорить. Оказываясь на гребне волны, они видели неподалеку спасательную шлюпку — и больше ничего. Это был единственный признак жизни вокруг них.

На плоту Ушдравайт заметил, что вода медленно подбирается к его ногам, но ничего не сказал.

"Мне кажется, что мы начинаем понемногу тонуть", — внезапно произнес лейтенант. Когда плот в очередной раз оказался на гребне волны, они увидели поблизости спасательную шлюпку и лейтенант приказал всем грести к ней. Приблизившись, он попросил взять их на борт, но кто-то ответил, что лодка и так переполнена. Мужчины на плоту стали грести руками еще быстрее, но на шлюпке стали от них уходить.

Ушдравайт греб найденным куском дерева вместо весла, не чувствуя, что у него онемели руки. Он выбросил кусок дерева и опять стал грести руками. Мгновенно руки вернулись к жизни. Лейтенант подгонял четырех молодых матросов, заставляя их грести. Те поворчали, но подчинились.

Т-36 и «Люве» дрейфовали с отключенными двигателями поблизости, выбросив по обоим бортам сети, с которых поднимали на борт спасшихся. Неожиданно эхолот Т-36 обнаружил подводную лодку. Геринг приказал запустить двигатели и стал уходить в сторону.

"Смотрите, наш эсминец", — закричал кто-то на плоту, и все принялись грести еще яростнее. Ушдравайт ничего не видел, пока в ста метрах не появилось смутное очертание корабля. Затем луч прожектора высветил их, и в следующий момент плот волной бросило на Т-36. Лейтенант ухватился за брошенную с борта эсминца веревку, и четыре моряка вскарабкались на борт. Ушдравайт поторопил лейтенанта подняться на борт, но тот не отпускал веревку, приказав ему подниматься, сказав, что поднимется последним. Кто-то ухватил Ушдравайта за руку и принял на борт. Поднявшись на палубу, он увидел, что плот отплывает от корабля вместе с лейтенантом.

Ушдравайту помогли спуститься вниз. Моряки сняли с него мокрую одежду, завернули в простыни и положили как упакованный груз на подвесную койку. Он весь дрожал. Тепло оказалось более мучительным, чем тот холод, который пришлось терпеть на плоту. Он не переставал думать о лейтенанте, спасшем их ценой своей жизни.

Геринг вытащил из Балтики 600 человек. Некоторые из них умерли от переохлаждения, другие умирали. Затем эхолот засек вторую подводную лодку, и Т-36 был вынужден уходить противолодочным курсом. В этот момент из громкоговорителя раздался голос фюрера, который превозносил тот великий день двенадцать лет назад, когда он пришел к власти. Затем его речь оборвалась, словно обрубленная. В кубрик, наполненный дрожащими пассажирами, вошел моряк и предупредил, что "они собираются сбросить несколько глубинных бомб" и чтобы люди не боялись. Он не успел договорить, как донесся глухой взрыв и корабль тряхнуло. Затем раздался еще один взрыв, затем еще и еще. Смертельная дуэль продолжалась. Подводная лодка выпустила еще одну торпеду, но Герингу удалось вывести корабль из-под удара.

Женщины и дети плакали. Для них это было еще хуже, чем тонуть, поскольку они считали, что теперь им уже ничего не угрожает. Рядом с Ушдравайтом сидел шестнадцатилетний мальчишка, по лицу которого текли слезы. Когда "Вильгельм Густлофф" стал тонуть и было объявлено, что только женщины и дети могут взять спасательные жилеты, он отдал свой. Тогда мать уговорила его взять ее спасательный жилет, так как в нем он мог спасти ее. Однако в панике они потеряли друг друга. "Если бы я не взял пояс, то мама была бы еще жива, — не переставал повторять мальчик. — Я ведь могу плавать".

Кораблям удалось спасти только 950 человек. Около 8000 пассажиров утонуло в одной из самых больших катастроф на море — почти в пять раз больше, чем на «Титанике».

На рассвете Т-36 взял курс на Кольберг и всем мужчинам приказали собраться на палубе. Ушдравайт поднялся по лестнице. Прямо перед ним стоял его шофер Фабиан. Не говоря ни слова, мужчины обнялись.

Несмотря на плохие новости с Восточного фронта, Гитлер не казался подавленным. После вечернего совещания некоторые его участники задержались и Гитлер в неформальной обстановке принялся высказывать свои взгляды на политическую ситуацию. Фюрер время от времени проводил такие незапланированные совещания, на которых пытался убедить своих командующих, особенно подобных Гудериану, рассуждавших только на жестком военном языке, что современная война неотделима от вопросов экономики, геополитики и идеологии.

Очень немногие знали, что фюрер имел фотографическую память, и всех поражало его глубокое знание сложных вопросов, когда он в разговоре упоминал факты и цифры, извлеченные им из поверхностного чтения материалов. Атмосфера была непринужденная, и Гитлер вел беседу, словно профессор читал лекцию группе своих студентов-любимцев, объясняя почему он начал битву в Арденнах. По его словам, он понял, что войну нельзя выиграть только военными средствами. Решением вопроса могло стать заключение почетного мира с Западом для того, чтобы затем бросить все силы Германии на Восток. Заключить же мир можно только находясь в выигрышном положении. Именно поэтому он предпринял свое наступление, в которое бросил все имевшиеся в наличии дивизии, пытаясь добраться до Антверпена и вбить клин между английскими и американскими войсками. Черчилль всегда боялся распространения большевизма почти так же, как и сам Гитлер, и военное поражение должно было подтолкнуть премьер-министра к выработке некоего соглашения с Германией. Гитлер признавал, что военная операция провалилась, но, по его мнению, немцам удалось одержать психологическую победу. Американцы и британцы публично спорили о том, как велось сражение, и в стане союзников уже явно намечался раскол.

Гудериан часто с нетерпением поглядывал на часы, но офицеры помоложе, такие как адъютант фюрера Отто Гюнше, гигант под два метра ростом, казалось, с восторгом слушали объяснения Гитлера, почему он послал танковую армию обергруппенфюрера (генерала) СС Йозефа Дитриха из Арденн в Венгрию несмотря на то, что Гудериан настаивал бросить эту армию против Жукова или Конева. Причины этого приказа фюрера крылись совсем не в военной сфере. Во-первых, Дитрих получил задание неожиданно перейти в наступление, которое могло не только спасти последние нефтяные ресурсы в Венгрии, но и вернуть румынскую нефть. Во-вторых — и это было более важным, — Гитлер таким образом тянул время. Запад в любой момент мог наконец понять, что его настоящим врагом является большевизм, и присоединиться к Германии в общем крестовом походе. Черчиллю, как и Гитлеру, было прекрасно известно, что в случае захвата Берлина Красной Армией половина Европы немедленно станет коммунистической, а еще через несколько лет такая же участь будет ждать и вторую половину Европы.