Кручи, камни бесплодные,

Неба своды холодные,

Белый, тусклый, тоскующий,

Чуждый жизни ликующей,

Свет, бесплотное чующий,

Цветики, свету сродные.

В странных ущелиях дивная дева живет.

Вот она высится — Бог неотступно зовет!

Нетленно-белоснежною

Одеждой безмятежною

Вкруг стана вся закрылася…

Лицо же растворилося

В улыбку — и прилежную,

И умиленно-нежную,

И на все дни — безбрежную.

Приголубь меня, сердца больного родимая мать!

Вознеси на улыбке своей, дай мне духам внимать!

Из очей провидящих

Хоть слеза скатилася,

Но в улыбку и она

Тут же обратилася.

Вглядываюсь в лик ее,

Чтоб земная боль моя

В глубь земли спустилася.

И отдаться готов безвозвратно, вполне,

И нет тела на мне, и нет веса во мне,

И мне радостно дышится в вольной стране.

13 декабря 1895

С.-Петербург

Первозданная свежесть и резкость весны,

Крепкий запах весенней стихии!

Ты впиваешься в нас до нежнейшей струны.

И неистовства едко-сухие

Мы вдыхаем, сильны.

Дикий дух мятежа и войны,

Исступленные соки глухие,

Нас мутите вы властно, природы сыны.

Захмелеем же мы,

Словно древние гунны лихие…

15 мая. Петроград

Внедряйся в меня ты, о свет прославленный, горний!

Скачу на коне я, весь отшатнулся назад…

Поводья отпущены… Все просторней, просторней

Поля разбегаются, дерзко дали глядят.

Струись, лучезарный, вторгайся в душу и в тело!

Я все распахнул, ворота все настежь стоят.

Собой не владею я: мной краса овладела,

И хмелем привольным эфира волны поят.

Вместить бы себе кругозор в разверстые очи!

Да, вырваться хочется им из тесных орбит.

Они расширяются… но вместить нет им мочи:

Лик цельной красы в человечьем оке убит.

И весь свой состав предал ветру, лучам я в руки.

Волна набежала… крепчает грозный напор.

Вот дух захватило, я вздрогнул: восторг и муки…

И что за неистовый, непостижимый простор!

16 июня 1896

Михайловское

Во храме сумрака —

Сиянье рдяное

И песня, брежжащая

С тихим трепетом.

И в неисследимом,

В неизглаголанном

Мерцают отзвуки

Из детства милого.

Ниц простираюсь я

В благоговении,

И свет украдкою

Ко мне заглядывает:

Как из-под низкого

Свода пещерного,

Так я на мир смотрю.

Просвет залетный мой,

Из-за теней, его

Приосеняющих,

Стал затаеннее

И точно вдаль ушел

Еще зазывнее.

То — в пуще сказочной

Просека вещая.

Меж гор, в расселинах

Мелькает степи ширь.

То — на окраинах

Большого города

Глухая улица,

Где меж дворов уже

Поля виднеются.

Песчаным лесом я

В полдневный зной иду.

Вдруг ветр откуда-то

Пахнул свежительный.

Струя бодрит меня,

Струя пронизывает,

Как ток лозы живой.

Знать, с моря ближнего

Ко мне донесся он,

С моря незримого,

Но уже ближнего.

И не натешусь я,

Не налюбуюся

На этот вкрадчивый

Привет из-за моря.

Приподнимаюсь я…

О, как прозрачно все,

И благолепием

Как озарилося!

И жутко на сердце,

А все же ласково,

И вся душа

Мгновенно обновилася.

Меня захватывает

Этот новый мир.

Крылья широкие

Везде расправлены.

И весь он зыблется,

И весь колышется,

И весь летит, летит…

И сердце замерло

В багровом зареве

Святого вечера.

На подвиг добрый так

Я препоясался.

А ночь меж тем кругом

Все расплывалася

И все сгущалася…

Как есть надвинулась,

Кругом захлынула…

Я бьюсь и плаваю.

Владыко, мощи дай,

Дай одоление!

Ноябрь-декабрь 1896

Петроград

Почивают золотые,

Благодатные, святые

Нивы вдоль пути.

Только небо все да нивы…

Час смиренный, сиротливый!

Время спать идти.

Тихо мы бредем до дому

И вверяемся седому

Морю спелых нив.

Убаюкивает с лаской

Зыбь их, думной, сизой краской

Боль угомонив.

Там овец плетется стадо

В хлев свой: дома лишь отрада!

По углам — пора.

Минул час дневного пыла.

Солнце, просиявши, скрыло

Свет свой до утра.

Утро… о рассвет волшебный!

Навевайте сон целебный,

Волны нив, на нас,

И про утро нам шепчите,

И в гнезде нас заключите

В этот тихий час.

Лейте мир и упованье,

Так что с солнцем расставанье

Сил в нас не убьет.

Дремля наяву, кончаем

Жизнь, и лишь рассвета чаем.

Так наш дух поет.

9 июля 1896

Михайловское

Есть не только тайны заката,

О, не только есть таинства ночи:

Есть и тайны рассвета, откровения утра,

Легче, воздушной, короче!

За тканями света денного

Эти тайны вьются и реют.

Это — легкие, стройные, приветные духи,

Кротостью, ласкою веют.

Да, да, эти светлые тайны,

Озаренные отрадой виденья…

Вот жизнь, и блаженная, и духом просвеченная —

Благодать возрожденья!

Это — весна, но в небесах растворенная,

Это — дни после Воскресенья Христова,

А венец этих дней — Вознесение духа,

Вознесение воплощенного Слова!

Легкой, мягкой дымкой облака собралися,

Застилают они солнце покровом.

Пополуденный час…

Свет не яркий, но ясный.

Час, отмеченный вознесеньем Христовым!

Вот таких-то часов мы и алчем, и жаждем,

Как предвкусья горней отрады.

Ловим проблески их, упиваемся тайной,

Тайной ясной, полной услады.

Занавесимте окна в сияющий полдень,

Заведем веселые речи;

Тут и в свете, и в слове нам скажутся духи,

Радости беспредельной предтечи.

Вешнее утро…

Ступайте в поля и дубравы,

И почуете тех же благостных сил дуновенье.

В сладком детском восторге ваше сердце сожмется,

Осенит вас мощь вдохновенья.

И средь кущей, в праздничном, радужном, свежем уборе,

Узрите лик Христа живоносный.

Тело с духом, со страстью покой сочетаются в хоре,

В необъятном просторе

Жизни безбурной, но и не косной.

Февраль 1896

Петроград