Я не любил. Не мог всей шири духа

В одном лице я женском заключить.

Все ловит око, все впивает ухо,

И только так могу в любви почить.

Когда б, простясь с возлюбленною девой,

Вперил я взор в роскошный неба свод,

Иль в сень широколиственного древа,

Иль в думу, вещую, как рокот вод, —

Простер бы к ним стремительно объятья,

Во мне б не девы образ уж царил:

Но девы лик и сны вселенной — братья:

К единому все диву я парил.

Так — обнимусь я с женской красотою,

Но через миг — с горой или ручьем,

Но душно составлять одно с четою,

Скорбя в разлуке с частным бытием.

Нет — естество свое стремясь раздвинуть,

В него рассвету, полдню и звездам,

И всем людским порывам дам я хлынуть,

Впитаю их — и все пребуду сам.

25 июля 1897

Петербург

В сосудах духа много мыслей есть,

Что бережно, внимательно, тревожно,

— Ах, так легко расплескать нам их можно! —

Как ценное вино, должны мы несть.

Как приговор, страшит нас эта весть:

Что за томленье — жить так осторожно!

А расплеснет вино тот раб ничтожный,

Что буйствовать захочет, пить иль есть.

Ужель же должен всяк из нас, в теченьи

Всей жизни, в судорожном напряженьи

Держать сосуд — не то дрожит рука?

Смирим сердец мятежные порывы:

Тогда пройдем, свободны, горделивы,

Сквозь жизнь — и будет длань, как сталь, крепка.

3 августа 1896

Михайловское

Когда я отроком постиг закат,

Во мне — я верю — нечто возродилось,

Что где-то в тлен, как семя, обратилось:

Внутри себя открыл я древний клад.

Так ныне всякий с детства уж богат

Всем, что издревле в праотцах копилось:

Еще во мне младенца сердце билось,

А был зрелей, чем дед, я во сто крат.

Сколь многое уж я провидел! Много

В отцов роняла зерен жизнь — тревога,

Что в них едва пробились, в нас взошли

Взошли, обвеяны дыханьем века.

И не один родился в свет калека,

И все мы с духом взрытым в мир пошли.

7 августа 1896

Михайловское

Когда душа сорвется с высоты,

Куда взвилась она тяжелым взмахом,

Она сперва оглянется со страхом

На мир веселой, бойкой суеты.

Как ей не помнить горней красоты?

Но принята она в объятья прахом:

И прах ей сладостен, а в ней зачах он —

Цветок вершин и снежной чистоты.

Страдать невмочь нам, и к земле прижмется

Наш детский дух, и кровно с ней сживется,

И вот уж тесный угол наш нам мил.

Ах, если б праздник неземной потребы,

Как пастырь, что благословляет хлебы,

И пестрых будней игры осенил!

Август-сентябрь 1896

Михайловское, Петроград

…В переливах жизни

Нет бессильной смерти,

Нет бездушной жизни.

Кольцов

В полуязыческой он рос семье

И с детства свято чтил устав природы.

Не принял веры в ранние он годы:

К нам выплыл он пытателем в ладье.

И вот однажды, лежа в забытье

Под деревом, в беспечный миг свободы,

Постиг он жизни детской хороводы

И стрекозы благое бытие.

«Ты, стрекоза, — гласил он, — век свой пела.

Смеяться, петь всю жизнь — да, это — дело

И подвиг даже… после ж — вечный сон».

А солнце между тем ему палило

Венец кудрей, суровый свет свой лило

В отважный ум — и наслаждался он.

20 августа 1896. Михайловское

И плавал он в сверкающих волнах,

И говорил: вода — моя стихия!

Ныряя в зыби, в хляби те глухие,

Как тешился он в мутных глубинах!

Там он в неистовых терялся снах.

Потом, стряхнув их волшебства лихие,

Опять всплывал, как божества морские,

В сознаньи ясном, в солнечных странах.

С собой он брызги вынес из пучины.

Мы брызгаться пустились, как дельфины,

И ослепительный поднялся плеск.

Я ослеплен и одурен метался.

Его же прояснял тот водный блеск:

Дух в лучезарных взрывах разрастался.

6 ноября 1896

Петроград

Мир тайных сил, загадок естества,

Хвала вам, исполинские снаряды!

Как рока песнь, что воют водопады,

Держава ваша ужасом жива.

Здесь человек забыл свои права,

Нет упоенью дикому преграды,

И у безличья молит он пощады,

И в хаосе кружится голова.

Здесь весь наш мир, здесь рок неумолимый,

Каким-то жаром внутренним палимый,

В снарядах дивных предо мной живет.

Но царство то теснят родные тени:

Рок отступил под натиском хотений,

Наш ум его в приспешники зовет.

30 августа 1896

Нижний Новгород

(Машинный отдел выставки)

Проснулся я средь ночи. Что за мрак?

Со всех сторон гнетущая та цельность,

В которой тонет образов раздельность:

Все — хаоса единовластный зрак.

Пошел бродить по горницам я: так…

В себе чтоб чуять воли нераздельность,

Чтоб не влекла потемок беспредельность,

Смешаться с нею в беспросветный брак.

Нет, не ликуй, коварная пучина!

Я — человек, ты — бытия причина,

Но мне святыня — цельный мой состав.

Пусть мир сулит безличия пустыня —

Стоит и в смерти стойкая твердыня,

Мой лик, стихии той себя не сдав.

16-17 августа 1896

Михайловское

И потому, сын солнца, ты не прав.

В стихийной жизни, в полусне громадном

Я погружался взором робко-жадным,

Но не сломил я свой строптивый нрав.

Ужели же оцепененьем хладным

Упьешься ты, о резвый сын забав?

Нет, обмороков негу восприяв,

Рванешься снова к играм, нам отрадным.

Прильнув столь кровно к роднику движенья,

Ты не познаешь ввек изнеможенья,

Пребудешь ты ожесточенно жив.

От наших светов призван оторваться,

Под новым солнцем будет наливаться

Дух вечнообновимый, как прилив.

19-20 ноября 1896

Петроград