Войдя в зал, она направилась в свою комнату, отчетливо ощущая мягкий стук обуви позади себя. Каждому сделанному ею шагу вторили, и она вдруг остановилась, осознав, что тихие, глухие шаги тоже прекратились. Вновь сделав шаг, она услышала, что движение позади тоже началось. Немного повернувшись, она взглянула сквозь золотой занавес волос и увидела, что мужчина молча стоял в ожидании следующего шага.

— Оу! Это уже просто смешно. — Всплеснув руками, она вновь зашагала в направлении своих апартаментов, и, хотя она не была полностью уверена, ей показалось, что она услышала тихий смешок позади себя.

Распахнув двери, она быстро вошла в гостиную, захлопнув за собой дверь. Не услышав знакомого щелчка металла о металл и не ощутив вибрации от грохота закрывшейся деревянной двери, она обернулась в поисках мужчины и увидела его стоящим в дверях, он придерживал руками створки двери, не давая им закрыться. Его изумрудные глаза, казалось, блестели на фоне загорелой кожи.

— Мне не дозволено оставаться в собственной комнате в одиночку?!

Особенная неподвижность этого мужчины тревожила ее. Сердце колотилось от гнева и обиды, а глаза по-прежнему оставались прикованы к его лицу в надежде найти хоть какой-то намек, который мог бы выдать его мысли.

Когда он все же не заговорил и не стал двигаться, по крайней мере, не так, чтобы это заставило дрогнуть хоть один мускул в ответ на ее вопрос, она попятилась на кухню, вытянув позади себя руку в поисках стула и выдвинула его из-за стола, чтобы сесть. Она не отводила взгляд от мужчины. Прошло несколько минут, и кристально-голубые глаза все так же смотрели в изумрудно-зеленые глаза мужчины, когда он наконец сделал шаг вперед, мягко закрывая за собой дверь и опираясь спиной о дверной косяк.

Тишина тяготила и становилась еще более досадной из-за своей продолжительности, но, когда его губы начали шевелиться, а его тихий голос коснулся ее разума, она вздрогнула, не ожидая, что он заговорит.

— Ты боишься меня?

Странный вопрос. Конечно, она боялась его. С тех самых пор, как двадцать четыре часа назад она стала свидетелем того, как он пришел в лес, окутанный мраком, и видела, с какой легкостью он разнес голову тому мужчине, не прилагая особых усилий.

Это была одна из причин, по которой она заставила придать силу и способность говорить своему голосу.

— Да. Я предпочла бы, чтобы ты оставил меня.

Практически извиняющимся тоном он произнес:

— Я не могу уйти. Мне приказано следить за тобой.

— Почему?

Вновь тишина. Он медленно закрыл глаза, и, как только темная ночь его ресниц поглотила зелень лесов его глаз, они открылись снова, и он ответил:

— Твой муж попросил меня защищать тебя. Для того, чтобы гарантировать, что больше ни один человек не попытается навредить тебе снова. Он… обеспокоен… это все для твоего благополучия.

Ее плечи начало трясти от истерического смеха, который не имел ничего общего с юмором, скорее, он возник из-за гнева, обиды и страха.

— В самом деле, он обеспокоен моим благополучием? Или же обеспокоен тем, что я оставлю его искать пристанище в доме, который просто кишит преступниками?

На мгновение она затихла, ее голова упала на руки, и, вновь подняв ее, Арианна возмущенно посмотрела в лицо мужчине.

— Ты ведь тоже преступник, верно? Один из тех людей, которые разрушили хорошего человека и убедили лгать своей жене?

— Джозеф нанял меня уже после становления «Эстейт»… вот и все. Я специализируюсь на безопасности и обороне.

— Смерти… ты, видимо, это имел в виду под специализацией. Я видела, что ты сделал и как легко… — Рыдания не дали ей договорить, медово-белокурые локоны упали вперед, когда она закрыла руками лицо.

Наконец-то она подавила слезы, которые собирались выступить на глазах, и снова подняла взгляд. Синий кобальт мерцал в них от освещения в комнате, свидетельствуя о непролитых слезах. Медленно и методично она заговорила:

— Он сказал, что ты будешь следить за тем, чтобы я не смогла уйти. Если я попытаюсь, ты…

— Я не дам тебе уйти. Это небезопасно, и не только по той причине, которую ты назвала. Твой муж любит тебя.

— Мой муж не любит меня! Если бы он любил, то был бы здесь, на моей стороне. И не было бы необходимости в твоей защите и в его бесконечном отсутствии. У нас все было в порядке, пока мы не переехали в это место… Мы были счастливы. Но теперь… теперь он лишился чего-то, чего я даже не могу полностью понять. Что он поддерживает? Наркотики? Убийства? Что?!

Он не ответил. Единственным подтверждением, что он слышал ее вопрос, была его плотно сжатая челюсть. Она моргнула, глядя на него снизу-вверх, не удивленная отсутствием ответа с его стороны.

— Конечно же, ты не ответишь мне. Чему удивляться: преступник никогда не сознается в своих злодеяниях. Я должна была предвидеть, что ты такой же, как все они. — На дрожащих ногах она поднялась со стула. — Мне дозволено переодеться в одиночестве? Или же я должна принести в жертву все свое достоинство? Или мой муж пал так низко, что позволит другому мужчине наблюдать за мной, пока я буду обнаженной?

Уголок его губы дернулся, от чего на грубой коже щеки образовалось очертание ямочки.

— Я нахожусь в помещении до тех пор, пока ты в нем. Я не буду следовать за тобой, если тебе требуется уединение. Джозеф не оценит и не потребует такой прилежности с моей стороны. Ты по-прежнему его жена, та, которую стоит защищать превыше всего.

— Хорошо, тогда я намерена проводить как можно больше времени в своей комнате, подальше от тебя.

Он вновь вернул прежнее безразличное выражение, скрывающее его мысли.

— Это твое право.

Она сделала шаг в направлении своей спальни и, поняв, что он не следует за ней, ускорила шаг. Но как только она собралась войти в коридор, ведущий в нужном ей направлении, он вновь заговорил:

— Я должен предупредить тебя, что попытка убежать через окно — не разумна. Мои люди, которые находятся по всему периметру, далеко за пределами этих апартаментов. Еще задолго до того, как ты захочешь сделать это, тебя задержат и вернут обратно.

Ее шаги стали неуверенными, голова поникла, и осознание того, что она стала пленницей в своем собственном доме, наконец, глубоко ударило в разум.

— Я не хочу больше здесь находиться. Я не хочу оставаться со своим мужем и его… всей чертовщиной, что бы здесь ни происходила.

Он двинулся в глубь зала, и размер его огромного тела закрыл свет от железной люстры, отбрасывая на нее тень. Наконец обернувшись, чтобы взглянуть на него, она обнаружила, что черты его лица смягчились и сожаление тяжким бременем легло на его сердце.

— А я не хочу быть тем человеком, который позволил жене Джозефа его бросить.

Глава 9

Арианна снимала одежду, разбрасывая ее по полу, по пути к встроенному душу в огромной ванной комнате, что находилась у нее в апартаментах. Ее взгляд метнулся к открытым окнам в поисках хоть каких-то признаков движения или людей, наблюдавших за ней снаружи. Подойдя к окну, она с такой силой задернула шторы, что чуть не сорвала их с карниза.

Слезы скатывались вниз по ее щекам, желудок скручивался в тугой узел от безысходного отчаяния и голода. Тяжело ступив под душ, она ощутила, как каждый ее шаг отдавался толчками во всем теле. Она включила воду и отошла назад, ожидая, когда та станет теплой.

«Скажи мне, кому ты принадлежишь, Арианна…»

Перед глазами возник образ мужчины с черными волосами, как вода стекала вниз по его лицу. Мужчины, которого, как ей казалось, она знала, мужчины, которого она все еще любила, несмотря на то, что он сделал. Воспоминания унесли ее в тот день, когда они впервые переехали в особняк, и она ступила под струи воды, наблюдая, как они струйками стекают вниз по ее коже. Ее мышцы ныли и были парализованы от эмоциональной боли, возникшей внутри нее, лавина, от которой она не могла спрятаться или сбежать.

«Ты самое прекрасное зрелище, которое я когда-либо видел, и думаю, что ты была моей всегда…»

Ее губы приоткрылась, вода скользнула по ним, по языку, когда она ответила призраку своего мужа.

«И навеки…»

Облако обреченности нависло над нею, но она не допустила бы того, что начала себя жалеть. Она была глупа, не замечая признаков деяний своего мужа: он поздно ложился, сон его был беспокойным, одержимость собственными причудами… Но самое главное — как быстро его настроение менялось: от счастья переходило в гнев… И в конце концов последнее поглотило его.

Но она ничего и не сделала.

Выключив воду, она вышла из душевой с печальным видом, вытираясь полотенцем, прежде чем направилась в огромную гардеробную и выбрала одежду — первую попавшуюся пару штанов и футболку. Она знала, что Джозеф предпочитал, чтобы она изысканно одевалась, так, словно она была самой богатой женщиной в округе. Но она не могла больше играть в иллюзию величия, которая превратилась в его навязчивую идею… Ту самую, которая привела его прямиком в объятия жизни, заставившей его глубоко пустить корни в мир преступности.

Одевшись, она легла на кровать, притянув к лицу подушку Джозефа и глубоко вдохнув его запах. Она любила его, но осознание того, что она не могла принять жизнь, выбранную им, заставило поток слез вновь хлынуть из глаз.

Минуты тихо проплывали, пока она окунулась в воспоминания о тех годах, что они прожили в особняке. Сон подкрался к ней незаметно, но она внезапно проснулась от быстрого стука костяшек по двери спальни. Она села и попыталась сосредоточиться, после того, как ее резко выдернули из мира грез.

Она сделала несколько попыток, находясь в слабом эмоциональном состоянии, прежде чем смогла подняться, и только лишь когда встала, ответила:

— Войди.

Зеленоглазый мужчина открыл входную дверь, но не двигался дальше дверного проема. Весь его вид выражал некое беспокойство, но оно недолго продлилось.