Лежа в кровати, Марк еще долго созерцал этот странный мир с самого верха в маленькое окошко. Такой странный и непохожий на тот, из которого он прибыл сам, мир, который и взбодрил его и в то же время наполнял его душу тревогой. Юноша не заметил, как тихо забылся крепким сном.

Он быстро пересек мост, переброшенный через реку, и уже почти прошел вход в каменной стене, отметив для себя ее внушительную толщину. Марк поднял голову и увидел высокий арочный свод, затем посмотрел вперед и вышел из прохода. Перед ним простирался большой по площади пустой двор, и впереди, примерно в ста метрах от него, была лестница с множеством ступенек, ведущая наверх ко входу в замок. Сам двор был вымощен ровными темными каменными плитами метр на метр.

Марк на миг остановился при выходе, посмотрел в обе стороны вдоль стены, бесконечно уходившие куда-то в туман, и частым шагом направился в сторону лестницы. Замок огромной массой будто бы давил на него сверху, и Марк опустил глаза, стараясь не смотреть выше ступеней. Замок пугал.

Юноша уже пересек большую часть двора, когда услышал тихое ш — ш — ш — шшш, раздававшееся, казалось бы, отовсюду сразу. Он резко выпрямился, и начал судорожно шарить глазами по сторонам, вокруг себя и для верности даже посмотрел наверх. Также внезапно как появился, звук резко оборвался, и у Марка мороз по коже пробежал мгновенной волной. Он ускорил шаг к лестнице и уже на самых подступах к ней перешел на бег, пожирая последние метры коротким спринтом.

Лестница была очень широкой и насчитывала, по меньшей мере, сотню ступенек. Марк быстро начал взбегать по ней, но уже к середине стал задыхаться, и понял, что придется сбавить темп. Оставшийся путь он подымался уже спокойнее, но, все же, стараясь это делать как можно быстрее, при этом постоянно оглядывался вниз на двор. Позади царила тишина. Никто не гнался за ним, но это нисколько не успокаивало. Дойдя до последней ступени, юноша предстал перед высокими массивными воротами, ведущими внутрь замка. Врата были в виде прямоугольника с двумя створками. Они были абсолютно гладкими. Не было никаких орнаментов, инкрустаций и прочих убранств, которые обычно полагались к парадной двери замка или дворца.

Марк подошел к правой дверной створке и потянул за каменную ручку обеими руками. Дверь легко поддалась и мягко беззвучно покатилась в сторону, как будто петли были на очень чувствительных хорошо смазанных подшипниках. Перед глазами юноши предстал длинный коридор, уходящий вглубь. Марк немного постоял, оглянулся назад.

— Что ж, выбор у меня небольшой, — произнес он. — Ничего не поделаешь. Так что давай, Марк, топай, но внимательно и предельно осторожно.

Последние слова юноша произносил уже почти шепотом, как будто его мог кто-то услышать. Он сделал шаг внутрь. Ничего не произошло. Затем еще два. Дверь позади него медленно бесшумно затворилась. Марк оглянулся, подошел к ней, пару раз толкнул, она не поддалась, развернулся, и стало ясно, что обратного пути теперь уж точно нет.

Впереди его ждал длинный и широкий коридор, устланный по всей длине зеленым ковром и мягко подсвеченный свечами в подсвечниках, развешанными вдоль обеих стен. Сводчатый потолок был еле виден где-то вверху. Периодически между подсвечниками висели картинные рамы разной величины, но самих картин в них не было. Рамы при этом были ровными, но неотесанными, не обработанными, без какой — либо украшающей их резьбы, так что можно было даже поймать занозу, если неудачно взяться за одну из них.

Марк медленно продвигался по коридору, осматривая каждую деталь, и в каждой из них подозревая какую-либо ловушку, но затем решил, что все это место неспроста, и его присутствие здесь также не просто так, а значит, ему точно ничего не грозит в самом начале, практически в «прихожей», иначе, каков смысл всего этого. Нет, замок или кто-то в нем хотел, чтобы Марк двинулся вглубь. Вокруг стоял тишина, и юношу это нервировало, хотя здесь начал бы тревожиться любой человек даже с самыми стальными нервами.

Молодой человек по привычке приложил палец к руке у основания кисти и почувствовал пульс. Он был немного ускоренный, но ровный. Именно ощущение его ровности всегда немного успокаивало Марка.

Коридор был таков, что юноше понадобилось, как ему казалось, примерно десять минут шага средней скорости, чтобы пройти всю длину. Ковер под его ногами был достаточно мягкий и хорошо глушил шаги парня, поэтому шел он практически в абсолютной тишине. Сам же Марк не решался подавать никаких звуков: ему почему-то казалось, что пока не стоит беспричинно нарушать беззвучие, царившее вокруг.

Уже почти подойдя к самому концу коридора, юноша увидел обычную небольшую дверь, высотой чуть выше него. Марк тихо подошел к ней, взялся осторожно за ручку и, чуть приоткрыв, скользнул одним глазом в образовавшуюся щель, осматривая помещение, которое за ней находилось. Убедившись, что все спокойно, он открыл дверь шире и медленно вошел в маленькую круглую комнату.

Марк увидел перед собой множество дверей по всему периметру этой окружности, таких же обычных, маленьких и ничем неприметных, как та, через которую он сюда только что попал. Но как только юноша сделал пару шагов к центру помещения, все дверцы вдруг начали сливаться со стеной, и через миг осталась лишь одна, ютившаяся чуть левее от него. Молодой человек быстро огляделся вокруг, сделав целый оборот, и, прокрутившись на одном месте, взором и направлением тела четко остановился на этой дверце. Проем, из которого он попал в эту комнату, также исчез.

«Все интереснее и интереснее, страннее и страннее. Алиса, опускающаяся все ниже в какую-то странную дыру, только вот Кролика нигде не видать» — Марк усмехнулся этой мысли, но с какой-то горечью и страхом неизведанного.

Он подошел ближе к этой единственной дверце.

«ОЛИВОВЫЙ ЗАЛ». Эта надпись чуть выше середины двери была сделана мелом, корявым почерком. Что бы это значило? Что-то направляло его именно по этому пути и никакому другому. Страх смешивался с любопытством, и все-таки, даже если бы у юноши был выбор, пойти дальше вперед или вернуться назад, он, несомненно, выбрал бы первое.

Марк отворил дверь. За ней располагался объемный зал. Именно объемный, так, как это было бы применимо к внутреннему пространству какого-нибудь сосуда, например, кувшина. Зал напоминал то ли луковицу, то ли усеченный конус огромных размеров. Не было как таковых стен, пола и потолка, прямоугольной коробки параллелепипеда, к которой привыкли обычные люди. Конус помещения расходился от входа глубже, постепенно расширяясь и теряясь дальше в глубине к концу зала, которого с этого места еще не было видно.

Юноша стал на полукруглый пол, если это можно было считать полом. Вся стенка конуса была из ровного серого камня. От входа дальше простирался широкий ковер, и далее за ним стояли три длинных стола со стульями: один располагался прямо, и два по бокам от него уже немного под уклоном из-за изогнутости пола, уходящего сразу в стены. Еще дальше от этих столов по краям высились колонны, находившиеся уже в совсем наклоненном состоянии так, что с других концов на самом их верху они перекрещивались с противоположными друг другу. Наверху между скрещивающимися концами колонн висела огромная люстра с множеством свечей. Все это выглядело странно, будто бы обычную коробку зала со всем его наполнением и интерьером каким-то образом вытянули в конус, сгладив стены, потолок и пол и превратив их в единое целое. Всем остальным же вещам, располагавшимся внутри помещения, пришлось подчиниться этой геометрии изменившегося пространства.

Марк прошел по ковру несколько шагов и остановился, разглядывая все вокруг. Странное место, странный зал, что будет дальше можно лишь пытаться догадываться, что было бы просто бесполезно, учитывая, что за каждой дверью его рот ширится все больше и больше, а глаза становятся все круглее. Юноша неспешно подошел к столу по центру. Доски их были тяжеловесны и неотесаны, также как и рамы в длинном коридоре, по которому Марк прошел внутрь. Множество стульев, задвинутые ко всем трем столам, были выполнены с изяществом и преисполнены красотой. Спинки и ножки были выполнены по краям художественными завитушками и резными цветами. Древесина выглядела богато. Обиты они были красивой зеленой тканью, шелком или парчой, молодой человек не разбирался, но понимал, что такие стулья можно назвать шедевром и мастерством столяра, создавшего их.