К. Прежде всего сознание создается из своего содержания. Без содержания сознания нет. Одной частью его содержания является этот первичный основной страх, и сознательный ум никогда не пытается воздействовать на него; зная о том, что страх имеется, ум никогда не говорит: «Я должен что-то предпринять по отношению к нему». В момент кризиса эта часть сознания пробуждается и осознает страх. Но страх всегда здесь.

П. Я не думаю, что это так просто. Разве страх не является частью культурного наследия человека?

К. Страх всегда имеется. Является ли он частью культурного наследия? Или, возможно, что кто-то родился в стране, не допускающей страха?

П. Такой культуры не существует.

К. Конечно, такой культуры нет. Поэтому я спрашиваю себя, является ли страх частью культуры или он унаследован человеком? Страх – это ощущение прекращения бытия, как это ощущается животными, и существует в каждом человеке, боящимся уничтожения.

П. Инстинкт самосохранения, принимающий форму страха.

К. Вся ли структура клеток испытывает страх прекращения бытия? Он существует во всем живом.

Даже муравей испытывает страх перед небытием.

Мы видим, что страх пребывает везде, он – часть человеческого существования, и человек может осознать его в потрясающей степени при кризисе. Что предпринимает человек, когда поднимается волна страха? Почему мы дожидаемся кризиса? Я просто задаю этот вопрос.

П. Вы не можете этого избежать.

К. Подождите одну минуту. Мы говорим, что он всегда здесь, что он – часть природы человека. Страх испытываешь здесь, он часть биологической, психологической и всей структуры нашего существа. Страх – часть самого крошечного живого существа, самой маленькой клетки. Почему мы ждем кризиса, чтобы его выявить? Это чрезвычайно иррациональное приятие его. Я говорю, почему я должен ждать кризиса, чтобы предпринять что-то в отношении его.

П. Без этого он является как бы несуществующим.

Некоторые страхи я воспринимаю разумно. Человек вынужден встречать страх смерти лицом к лицу.

Можно смотреть на него разумно. Но возможно ли разумно встретить лицом к лицу остальные страхи?

К. Вы говорите, что можете разумно встретить остальные страхи лицом к лицу. Я сомневаюсь в этом, я сомневаюсь, можно ли разумно отнестись к страхам, я сомневаюсь, что у вас может появиться разум, и вы еще не разрешили вопрос страха. Разум приходит, только когда страха не существует. Разум – это свет, и вы не можете справиться с мраком, пока нет света. Свет возникает, только когда мрак исчез.

Я сомневаюсь, что вы можете разумно воздействовать на страх, пока страх существует. Я говорю, что вы не можете. Вы можете воздействовать на него рассудком, вы можете рассмотреть его природу, вы можете избежать его, уйти за его пределы, но это не является разумом.

П. Мне кажется, можно сказать, что разум – это осознание страха, когда он возникает, это игнорирование его, не придавая ему определенной формы, не отворачиваясь от него. В результате всего этого страха рассеивается. Но вы говорите, что там, где есть разум, страха нет.

Н. Страх уже не возникнет?

К. Но мы не разрешим страху возникнуть.

Н. Я думаю, страх возникает. Но мы не даем ему расцветать.

К. Видите ли, вся реакция на кризис кажется мне сомнительной. Страх здесь, зачем вы нуждаетесь в кризисе, чтобы его пробудить? Вы говорите: наступает кризис, и вы пробуждаетесь. Слово, жест, взгляд, движение, мысль – вот вызовы, как вы говорите, вызывают его проявление. Я спрашиваю – почему вы ждете кризиса? Мы ведем исследование. Знаете ли вы, что означает слово «исследовать»? – оно означает «идти по следу». Так вот, мы идем по следу, мы не утверждаем одно, другое или третье. Мы прослеживаем, и я спрашиваю, почему мне нужен этот кризис?

Жест, мысль, слово, взгляд, шепот, письмо – все это включено в кризис. Является ли это вызовом, пробуждающим страх? Я спрашиваю себя, почему человек не пробуждается без вызова? Если страх здесь, он должен пробудиться, быть пробужденным, или он дремлет? И если он дремлет, то почему? Боится ли сознательный ум, что страх может пробудиться?

Заставил ли он его впасть в спячку и не хочет вглядеться в него?

Будем продвигаться медленно; мы идем по следам ракеты. Боится ли сознательный ум вглядеться в страх и поэтому удерживает его в состоянии покоя?

Или страх – здесь, побежденный и сознательный ум не дает ему расцвести? Допускаете ли вы, что страх – часть жизни, существования человека?

П. Сэр, страх не обладает самостоятельным существованием, независимо от внешних переживаний, без стимула внешних переживаний.

К. Подождите, я сомневаюсь в этом, не могу просто согласиться. Вы говорите, что без внешних стимулов его нет. Если это верно, это должно быть верным и для меня, ибо я являюсь человеком.

П. Я считаю, что включаются как внешние, так и внутренние стимулы.

К. Я не разделяю стимулы на внешние и внутренние.

П. Страх не существует без стимулов.

К. Вы уходите в сторону, П.

П. Вы спрашиваете, почему я не вглядываюсь в него, не встречаю его лицом к лицу?

К. Я говорю себе: «Должен ли я ждать кризиса для пробуждения страха? «Вот и весь мой вопрос. Если он здесь, кто его усыпил? Происходит ли это потому, что сознательный ум не может с ним справиться? Сознательный ум старается справиться с ним, и, не будучи в состоянии это сделать, усыпляет его, приводит его в бездействие… Когда происходит кризис, ум испытывает потрясение. Так вот, я говорю себе, почему сознательный ум должен подавлять, пресекать страх?

С. Сэр, орудие сознательного ума – анализ, способность узнавания. Это орудие не может помочь справиться со страхом.

К. Оно не может справиться с ним. Но то, что требуется – это подлинная простота, а не анализ.

Сознательный ум не может справиться со страхом, поэтому он говорит, я хочу избежать его, я не могу справиться со страхом, поэтому он говорит, я не могу вглядываться в него. Посмотрите, что вы делаете: вы ждете кризиса, чтобы он пробудился, а сознательный ум все время старается избежать кризиса, рассуждая, рационализируя. Мы весьма искусны в этой игре.

Поэтому я говорю себе: если страх здесь, то он в пробужденном состоянии. Вы не можете усыпить то, что является частью нашего наследия. Сознательный ум только думает, что он усыпил страх. Сознательный ум испытывает потрясение, когда происходит кризис. Поэтому вы приступаете к вопросу иначе.

Это все, что я предлагаю. Верно ли это? Основа страха – небытие, прекращение существования, полнейший страх неуверенности, небытия, смерти. Почему сознательный ум не заставит этот страх проявиться и не движется вместе с ним? Почему он дожидается кризиса? Или вы ленивы, и поэтому в вас нет энергии, чтобы дойти до корня всего этого?

Является ли то, что я говорю, иррациональным?

П. Это не является иррациональным. Я пытаюсь вглядеться, насколько это обосновано.

К. Мы говорим, что каждое живое существо боится не выжить, перестать существовать. Страх – часть клеток нашей крови. Все наше существо боится перестать быть, боится умереть, боится быть убитым. Этот страх является частью нашей психологической и биологической структуры. И я спрашиваю себя, почему необходим кризис, почему вызов приобретает такое большое значение? Я возражаю против вызова, я хочу быть впереди, а не позади него.

П. Человек не в состоянии участвовать в том, о чем вы говорите.

К. Почему вы не можете? Я вам это покажу. Я знаю, что я умру, но я рассматриваю смерть рассудочно, интеллектуально. Поэтому когда я говорю, что мой ум намного опередил смерть – это неверно. Он только опередил мысль, что имеет мало значения.

П. Давайте подойдем к тому, что является реальностью. Человек боится смерти, он чувствует, что опередил ее на шаг, он продвигается дальше и вдруг обнаруживает, что не опередил ее.

К. Я понимаю это. Все это – результат вызова, было ли это вчера, год назад.

П. Так вопрос в следующем: с помощью какого орудия, какой энергии, из какого измерения человек видит, и что он видит?