– Зачем ты ставишь третий прибор? – вдруг спросил он.

Мать не ответила. Лицо ее порозовело. Она легко вздохнула и вдруг упала на стул, как будто ноги у нее подкосились. Борис вскочил и бросился к ней на помощь. В это время дверь из кабинета Сюртука распахнулась и чей-то голос громко и звучно воскликнул:

– Добрый вечер, братишка!..

На пороге стоял Павел.

Борис смотрел на него, онемев от изумления.

Первым его чувством был страх. Этот страх был вызван тем, что Павел явился неожиданно, словно привидение, и что пришел он из мира, который молотит немецкую армию на Востоке, рвет ее на куски и перемалывает, не зная ни устали, ни жалости. Это был душевный и физический страх генерального директора «Никотианы» перед Советским Союзом, перед болгарскими рабочими и крестьянами, перед собственным братом – коммунистом. Страх его вспыхнул внезапно и превратился в леденящий ужас. Борис содрогнулся и побледнел.

Павел шагнул в комнату. Он почти не изменился – был все такой же высокий, широкоплечий, с черными блестящими волосами, зачесанными назад. Только черты лица его заострились и стали более суровыми, а кожа покрылась медно-красным загаром. На губах его играла еле заметная насмешливая улыбка.

– Ну что? – весело спросил он. – Испугался малость, а?… Но хватало только, чтоб ты и правда испугался… Здравствуй!

– Здравствуй!.. – Голос Бориса звучал хрипло, радость ого была явно притворной. – Мама, коньяку! – обратился он к матери.

– Какой еще коньяк? – прогремел баритон Павла. – Ведь ты обещал не пить!

– Не могу, разволновался… Без коньяка мне сейчас нельзя.

– Вот как? До чего ж ты докатился! – Павел бросил на пего строгий взгляд. – Мама, так и быть, давай коньяк! Чокнемся все трое.

Мать сидела, не в силах сдвинуться с места, и молча смотрела па встретившихся братьев. Очнувшись, она встала и принесла бутылку коньяку. Павел налил. Все чокнулись и выпили.

– Так! – Борис наконец пришел в себя. – Ну и дела! Вот так комедия!..

Он хлопнул Павла по плечу и, окончательно развеселившись, громко и пронзительно рассмеялся.

– Слушай, братец! – Павел вдруг стал серьезным. – Если кто-нибудь сюда придет, я сразу же исчезаю. А ты забудь, что видел меня. Понял?… Иначе будет плохо.

– Что значит «плохо»? – Борис снова побледнел.

– Неприятности будут у матери… и так далее.

– Ах, да! – догадался Борис. – Ты приехал как нельзя кстати.

– Почему кстати?

– Разве ты не видишь, какое теперь положение? Завтра мы все будем рассчитывать на тебя.

Павел усмехнулся.

Мать с напряженным вниманием следила за разговором сыновей. Ее опасения оказались напрасными. Братья встретились дружелюбно, быстро поборов вспыхнувшую было вражду, а значит, можно было надеяться на их примирение. Но в глубине души она оставалась неспокойной. А что, если они только притворяются? Ведь они с детства привыкли сдерживать себя и не ссориться в ее присутствии.

– Ты давно в Болгарии? – спросил Борис.

– Несколько месяцев.

– Откуда приехал?

Павел не ответил.

– Ладно, не важно, если это секрет! – Борис махнул рукой. – А что ты делал все эти десять лет? Рассказывай!

– Скитался но Аргентине и Бразилии… Потом уехал добровольцем в Испанию… Мама, наверное, тебе рассказывала.

– И теперь выбился в верхи?

– Нет, я рядовой.

– Ну да! – Борис опрокинул вторую рюмку коньяку и оживился еще больше. – Вот выскочишь в министры Отечественного фронта, тогда попробуй тронь нас!

– Мы боремся не за министерские кресла.

– Все так уверяют, пока не дорвутся до пирога.

Павел чуть заметно нахмурился.

– Ну а у тебя как идут дела? – спросил он немного погодя.

– Так себе! – скромно ответил Борис. – Торгуем тихо, мирно… Стараюсь перехитрить немцев, иначе несдобровать… Все от них стонут.

– Вы сами их призвали.

– Кто мог думать, что они окажутся такими разбойниками? Вот англичане – те совсем другое дело, с ними можно договориться. Знают люди, как подойти к делу. Умный народ!

Павел снова нахмурился, но мать этого не заметила. Она бегала из кухни в столовую и обратно, радостная и счастливая. Братья непринужденно шутили и подтрунивали друг над другом, как в детстве, как в те годы, когда ничто их не разделяло. С какой тоской она мечтала о том мгновении, когда увидит в своем доме помирившихся сыновей!.. Борис выждал, когда она опять ушла на кухню, и спросил скороговоркой:

– Знаешь, что со мной случилось?

– Знаю! Не повезло с женитьбой?

– Как бы не так! С женитьбой мне повезло дальше некуда! – Борис презрительно махнул рукой. – Так вот, третьего дня чуть было не укокошили меня ваши «лесовики»… Ну, называют их так… А может, они и не хотели меня убивать… Я знаю, они за народ… Я матери ничего не сказал, чтобы ее не волновать.

– Об этом поговорим потом!

Павел сделал ему знак замолчать. В столовую вошла мать с бутылкой белого вина в руках. Братья перевели разговор на безобидные темы и снова стали перебрасываться шутками и беззлобно высмеивать чудачества отца. Весь ужин они рассказывали анекдоты о нем и делились семейными воспоминаниями. Время от времени перед ними мелькала тень Стефана. Кто-нибудь называл его имя – и наступала томительная пауза, во время которой все трое думали о покойном. В одну из таких пауз мать расплакалась.

– Во всем виноват Костов! – сказал Борис – Две недели этот франт мариновал письмо и ничего мне не говорил.

– Ты сам должен был позаботиться о брате, не дожидаясь Костова! – с укоризной заметил Павел.

– Я же просил министра! – Борис вздохнул и сделал скорбное лицо. – Подержим его, говорит, месяца два, в воспитательных целях… Почем я знал, что так получится?!

– Нет тебе никакого оправдания! – воскликнула мать сквозь слезы.

– Довольно об этом! – сурово проговорил Павел. – Мама, ложись спать! Мы с Борисом еще немного поболтаем… Иди, иди, ведь ты обещала!

После ухода матери тон разговора резко изменился. Борис снова налил себе коньяку, и Павла это вывело из терпения.

– Хватит наливаться! – гневно бросил он. – Что это за безобразие! С пьяным я разговаривать не буду.

– С пьяным?… – Борис злобно смотрел на брата. – Кто тебе сказал, что я пьян? Это тебе только кажется, потому что ты босяк и ни черта не понимаешь в хорошем коньяке.

– А тебя в нем научило разбираться твое богатство?

– В нем и во многом другом, чего ты еще не видел… А когда увидишь, будешь более высокого мнения о богатстве.

Борис снисходительно похлопал брата по плечу и закурил сигарету.

– Так, значит, ты стал нелегальным, а? – ухмыляясь, проговорил он, развалившись на стуле. – И наверное, числишься в главарях так называемого Отечественного фронта? Интересно, что это за шайка? У вас всегда какая-то туманная терминология.

– Поймешь ее, когда придется отвечать перед судом народа.

– Но очень возможно, что всех вас перевешают раньше, чем вы учредите этот суд.

– Поздно уже, братец! – На лице Павла заиграла суровая усмешка. – Весь народ поднялся против вас, а Германия стремительно катится к пропасти. Тебе ясно положение? Не прикидывайся спокойным.

Борис опять содрогнулся от холодного ужаса.

– Я не прикидываюсь! – сказал он примирительно. – Я просто хотел посмотреть, до чего дошел твой фанатизм.

– Значит, ты хочешь испытать мое терпение? Но это опасно.

– Что?… Застрелишь меня, что ли? – усмехнулся Борис.

– Нет, но могу потерять всякое желание спасать твою шкуру. А это было бы тяжелым ударом для матери. Я прав?

– Прав, прав! Смотри, до чего мы дожили! Но в сущности, зачем ты попросил маму устроить нам эту встречу?

– Ты можешь оказать нам одну услугу?

– Какую? – с тревогой спросил Борис.

– Один наш товарищ сидит в тюрьме и приговорен к смерти.

– Ну и?…

– Надо отменить приговор или хотя бы отложить казнь.

– Дело нехитрое! Как его зовут?