Джошуа качает головой.

– Нет, я совсем не святой. Недостатков хватает и у меня. Но в одном я твердо уверен: я не подлец. Жизнь неоднократно меня испытывала. Случалось, я был растерян, даже испуган, но всякий раз находил выход, не прибегая к низости. – Какое-то время он молчит, но я чувствую, что он не все сказал, и, затаив дыхание, жду продолжения. – Если у тебя к Гарольду настолько сильные чувства, если ты правда не представляешь себе жизни без него, – приглушенно и медленно говорит он, – тогда ничьи суждения тут не помогут. Но мой тебе совет: еще раз обдумай, до такой ли степени ты к нему привязана. – Вздыхает. – Насколько я понял, ты большая почитательница Ремарка?

Округляю глаза. Разве я говорила ему об этом прямо?

– Гм… верно.

– И читала «Триумфальную арку», возможно, не раз. Помнишь, что подумал Равик о любви, когда пришел навестить пациентку и увидел ее болвана-женишка? «Она не только озаряет радугой мечты серое небо повседневности, она может окружить романтическим ореолом и кучку дерьма».

Оттого, как уместно он ввернул цитату из моей любимой книги, и оттого, насколько я не желаю думать, что все это время восторгалась «кучкой дерьма», на миг лишаюсь дара речи.

Джошуа смотрит на часы и вдруг становится строгим и чужим, и у меня обрывается сердце.

– Мне пора. Безумно не хочется терять тебя второй раз, но… – он разводит руками и поднимается из-за стола, – такова суровая действительность. Надеюсь, что все сложится в твоей жизни наилучшим образом.

Наверное, мне следует что-то предпринять. Сказать, что теперь нам не стоит расставаться, что надо поддерживать отношения и, может… Сердце колотится взволнованно и испуганно, до ужаса жаль, что час так быстро истек, и дорого каждое мгновение, но я не пользуюсь этими последними секундами – сижу и молчу.

Джошуа какое-то время всматривается в меня, заклиная взглядом что-нибудь сказать, после чего, прежде чем я успеваю заставить себя встряхнуться, резко поворачивается, стремительно подходит к стойке, расплачивается и, больше не глядя в мою сторону, торопливо уходит прочь.

Меня охватывает такой ужас, какого я не испытывала даже вчера, когда сидела в вестибюле гостиницы-дворца и наблюдала за Гарольдом и Беттиной. От меня будто оторвали кусок плоти, и, хоть не хлещет кровь и на вид я прежняя, я чувствую себя ущербной, не пригодной для нормальной жизни. Что со мной?

Сижу на месте, совершенно потерянная, и не имею представления ни о том, сколько прошло времени, ни о том, как теперь быть. Из этого состояния меня выводит телефонный звонок. Подношу трубку к уху, не задумываясь, кто это может быть. В голове стучит единственное: это не он, у него нет моего номера. Как тогда…

– Алло?

– Милая, что с тобой?! – восклицает Гарольд.

– Ничего, – отвечаю я. Удивительно, но мне совершенно все равно, почему он встревожился, как понял, что у меня из-под ног уплыла земля.

– У тебя престранный голос. Ты все еще… с ним?

– Нет, – отвечаю я, с тоской глядя на дверь, за которой исчез Джошуа.

– Он тебя оскорбил? – с бесстрашием бойца, готового тотчас вступить в битву, спрашивает Гарольд.

Если бы я сказала, что до сих пор не одна, наверняка он не проявил бы такой храбрости, мелькает в моих мыслях.

– Обидел?

– Нет.

– В чем же дело?

– Не знаю, – бормочу я, ощущая себя выброшенным на мороз беспомощным слепым щенком.

– Что значит «не знаю»?! – почти кричит Гарольд, изображая крайнюю тревогу. Или, может, не изображая. Сложно сказать.

– Я просто устала. – Заставляю себя говорить бодро, но голос все равно звучит безжизненно. – Хочу как следует отдохнуть.

– Скорее бы добраться до дому, – говорит Гарольд. – Я уложу тебя в кроватку, принесу чаю со сливками, включу твой любимый ночник.

Мое воображение рисует картину: я в своей спальне, держу кружку с теплым чаем. На душе, увы, не проясняется, а свет от светло-персикового шарика-ночника представляется зловещим и тусклым.

– Где ты? – спрашивает Гарольд. – В гостинице?

– Нет, – убито отвечаю я.

– Где же тогда? – Гарольд явно всерьез обеспокоен, но меня это нисколько не пугает. – Нам скоро в аэропорт!

– В кафе, – говорю я, не спеша назвать адрес, вообще об этом не думая.

– В каком? – спрашивает Гарольд. – Скажи, я сейчас же за тобой приеду.

Качаю головой, чувствуя, что видеть его не желаю вовсе. Как странно!

– Не надо.

– Надо, – настойчиво возражает он. – В конце концов, я за тебя в ответе. А ты настолько рассеянная, что, не дай бог, попадешь под машину.

Зачем он мне звонил? – задумываюсь я, с грехом пополам объяснив, где находится кафе, и убрав от уха сотовый. Чтобы проверить, рассталась ли я с Джошуа? Мрачно усмехаюсь, стараясь не обращать внимания на небывало мерзкую боль в груди. Рассталась. Еще как рассталась! Теперь Гарольду бояться нечего. А мне придется всю жизнь кусать локти.

– Вот ты где! – Гарольд поспешно подходит к столику и садится на место Джошуа. Меня передергивает – до того делается неприятно и досадно. Подсознательно отмечаю все, чем один не похож на другого: карие глаза, редкие светлые волосы, заостренный нос, узкий подбородок… У Джошуа глаза голубые, как весеннее небо, коротко стриженные темные волосы блестят естественным блеском и, кажется, не нуждаются в обилии пенок и воска, нос прямой, а подбородок мужественный и крепкий…

Зачем я так? – спрашиваю себя, не понимая, почему казавшийся мне весьма и весьма привлекательным Гарольд вдруг стал для меня едва ли не уродом. Люди не руководствуются при выборе партнера формой носа или подбородка. Довольствуются тем, что им подарила природа. Встаю со стула, желая уйти отсюда, чтобы поскорее забыть Джошуа и не сравнивать с ним Гарольда. Ни к чему это – они несравнимы.

– Ты бледная, выглядишь странно, – говорит Гарольд, тоже поднимаясь.

Идем к выходу. Я специально скрещиваю руки на груди, чтобы он не прикасался к ним.

– Точно не случилось ничего страшного, Шейла?

Качаю головой и иду все быстрее и быстрее, еще немножко – и побегу. Такое чувство, что в этом кафе все пропитано духом Джошуа, что в воздухе еще висят его последние слова и что находиться здесь вместе с Гарольдом – преступление.

– Да что с тобой такое? – спрашивает он, спешно выходя вслед за мной на улицу.

Останавливаюсь, на мгновение зажмуриваюсь и поворачиваюсь к нему лицом, внушая себе, что паника в душе скоро пройдет, как прошла тогда, в Испании. Джошуа больше нет. Его нет, нет! – повторяю я, точно заклинание. Во всяком случае, в моей жизни. И хорошо. Любовной неразберихой я сыта по горло, не хватало только к истории с Гарольдом и Беттиной прибавить повторное безумное увлечение Джошуа. Слава богу, что он ни на чем не настаивал, что даже не спросил моего телефона, не изъявил желания мне позвонить. Слава богу! Не отнимая от груди рук, сжимаю пальцы в кулаки. До чего же тошно!

– Со мной ничего, – с опозданием отвечаю я на вопрос Гарольда.

Он смотрит на меня так, как если бы до сих пор не знал, что я в Берлине, и мы вдруг случайно столкнулись на улице. В его глазах изумление, желание разгадать некую загадку и страх. Да-да, я отчетливо вижу страх. Чего он боится?

– Ты меня обманываешь. Я вижу по тебе: что-то произошло. Это связано с ним?

– Прекрати! – резко отвечаю я, продолжая путь к дороге, где стоит такси.

Гарольд идет за мной.

– Послушай, в конце концов это нечестно! Я ведь рассказал тебе все как есть, а ты морочишь мне голову, хитришь, что-то утаиваешь…

Охваченная приступом необъяснимой злобы, поворачиваюсь к нему и пожимаю плечами.

– Если считаешь меня врушкой, давай разбежимся.

Гарольд в ошеломлении замирает. Неудивительно. За несколько лет, что мы встречались и жили вместе, я ни разу не позволила себе ничего подобного. Дело в том, что одна из моих многочисленных двоюродных сестер, встречаясь с парнем, которого всем сердцем любила, бог знает почему – быть может, маскируя какие-то свои комплексы, – чуть что, грозилась его бросить и в итоге он сам от нее ушел. Заявил: ты давно об этом мечтала. Научившись на ее горьком опыте, я пообещала себе никогда не бросать на ветер подобных слов. Но теперь мне вдруг стало все равно, чем они могут обернуться. Я будто вовсе теперь не я, а какая-то другая женщина в моем обличье. Бесконечно несчастная и ранимая.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: