— Поэтому она и решила лететь в Швейцарию, — сказала я тихо.

— Да. И это тоже останется на моей совести. Прости, что…

Не дала ему договорить, прижалась к губам.

Этим поступкам и не нужно давать оценок. Они за гранью обычного понимания, они выше этого. Меган знала его лучше всех и не зря настаивала на новых отношениях. Она знала, что обречена. Как и то, что Алекс не выдержит без нее.

Одеяло падает вниз, Алекс переступает через него, подхватывает меня на руки и несет к кровати. Хочу чувствовать себя живой рядом с ним, хочу его губы и руки, которые из-за ряда случайностей могли никогда не коснуться меня.

Даже когда он оказывается во мне, по моим щекам все равно катятся слезы. Алекс вытирает их, целует в губы, он любит меня сверху, а я растворяюсь в нем, как и всегда. Я чертовски боюсь потерять его теперь, и тогда чертово предсказание Абдаллы снова всплывает в памяти.

Нужно рассказать ему. К черту тайны!

Что я и делаю сразу после секса. Алекс просит принести его ему, и я приношу цилиндр, который прятала среди трусиков. Даю, чтобы он прочел и сказал, правильно ли я перевела фразу.

В целом, все верно. И у слова «предшественница» нет неожиданного перевода, как я надеялась, которое было бы известно только native speakers, то есть тем, кто говорит на английском с рождения. Хотя Алекс не стал переводить слово однозначно в женском лице, поскольку все зависит от контекста. А контекста-то и нет, говорит он, каждый сам его придумывает, поэтому… Он глубоко вздыхает, это же чушь собачья, говорит он, ты ведь не из-за этого выглядела такой подавленной?

Вообще-то из-за этого. О чем я и говорю прямо.

— Я боюсь, — говорю я и касаюсь его руками своего живота. — Понимаешь?

Алекс моргает. Тянет медленное:

— Оке-е-е-ей, тогда будет лучше, если мы позволим врачу делать соответствующие выводы и не будем сами строить догадки.

И тут его лицо меняется и он произносит:

— Анализы.

— Да, — киваю я. — Поэтому я попросила Джейка.

Когда мы вышли из душа, то по домашнему интеркому миссис Хайд сообщила, что здесь внизу агент мистера Кейна. Алекс спросил, не хочу ли я забить на все и встретить новый год в постели?

— Черта с два! — говорю. — Тебе только дай волю, и ты запрешь меня в подсобке навечно.

Он вдруг вдавил меня в стену и поднял мои руки над головой. Чертовы привычки доминанта. Сминает мои губы, а я отчаянно хочу его коснуться, но руки он держит крепко. И я понимаю, что у меня между ног опять влажно и горячо, и пока прикидываю, можем ли мы опоздать и спуститься к Эдварду чуть позже, Алекс отпускает меня и открывает двери с хитрой улыбкой, позволяя пройти первой.

Все еще тяжело дышу, когда мы спускаемся вниз. А там… уже развернули целый салон красоты.

Три девушки подхватывают меня за руки, не давая опомниться, усаживают перед зеркалом со специальным освещением. И я вздрагиваю, когда вижу себя — заплаканную, взъерошенную, губы горят.

Куда я собралась? К звездам Голливуда? Хочется крикнуть, Алекс, неси меня обратно на второй этаж и где мой халат, мне было в нем так уютно, но потом начинают мелькать кисти, пахнет косметикой. Одна из них велит запрокинуть голову, мне раскрашивают лицо на манер бенгальского тигра. Особенно впечатляют белые круги под глазами и темные полосы тонального крема на скулах.

Господи, кого привел Эдвард? За что мне это?

А потом они опять велят запрокинуть голову, долго трут, втирают, размазывают, присыпают, постукивают, обводят, подкрашивают.

И через какой-то час я снова смотрю на себя в зеркало и совершенно не узнаю. Так вот как звезды умудряются так хорошо выглядеть, даже сидя на наркотиках.

Потом настает черед платьев. На трех вешалках полно чехлов, такой кучи платьев, мне не перемерить ни в жизни. Вешалки катят в столовую, и я снова стою в одном белье перед тем самым зеркалом. И не могу не думать о том, что мы делали здесь несколько дней назад.

Первым достают платье «а ля Рус», и в нем я выгляжу так, как будто прямо на мне сшили два бабушкиных платка — ярко-красных, с гигантскими вышитыми розами. Платье свободное и скрывает любые недостатки фигуры. Как, впрочем, и достоинства.

Потом идут еще платья, не понимаю, откуда Эдвард достал столько. Все свободные на талии, некоторые с голыми плечами, другие расходятся солнышком от груди.

Алекс все-таки написал ему и попросил заменить платье. Даже если живота все еще не видно, как он говорил мне.

— Зачем? — шепчу я ему, указывая на вешалки.

— Чтобы тебе было спокойней.

На десятом платье говорю, что пойду в этом, просто потому что у меня больше нет сил мерить остальные. Платье красивое — рукава на три четверти, у него есть талия, но немного завышенная, юбка в пол, строгий верх скрывает грудь. Платье черное с белым цветочным узором, который покрывает ткань так плотно, что, кажется, что оно скорее белое, чем черное.

После того, как выбор сделан, мне наносят тени, которые соответствовали бы платью, а образ в целом был гармоничнее. Потом меня, наконец, отпускают в холл.

На Алексе костюм тройка, темно-синий, с жилеткой под пиджаком. Волосы зачесаны назад и немного приглажены гелем, только на лоб падает одна непослушная прядка.

Весь вечер я буду откидывать ее назад с его лба, пока мы будем танцевать, и с трудом удерживать руки от того, чтобы не запустить их в его волосы и взъерошить, даже когда он снова прижмет меня к стене на пустой и темной террасе.

В первые пять минут в том зале у меня глаза разбегаются от количества звезд мировой величины, но потом отчетливо вспоминаю слова Алекса, что они такие же люди, как и мы все. Там нет журналистов, они встречали нас только у входа.

В первые несколько часов я знакомлюсь заново с теми, чьи имена давно знаю, и с теми, о ком никогда не слышала. Их голоса звучат иначе, чем с экрана. Те, кто играл лютых злодеев и убивал друг друга на экране, здесь не отходят друг от друга и смеются в голос. Не хочу думать о том, честны ли эти люди сейчас друг с другом, завидуют ли они чужим успехам в обычной жизни. Все кругом блестит и переливается от украшений, платьев, макияжа, звенят бокалы, звучит смех.

Если до этого вечера я любила его, то под обратный отсчет, когда понимаю, что за весь вечер он не взглянул ни на одну другую женщину, потому что не сводил взгляд с меня, к полуночи я уже абсолютно без ума от него. Не представляю своей жизни без него, без его рук на моей талии. Без его губ на виске во время танца и жаркого шепота, которым он обещает, что сделает со мной, как только мы вернемся домой.

Сейчас все хорошо. И пусть сказка остается сказкой.

Хотя бы сегодня.

Уже со второго числа нового года жизнь вернулась к прежнему режиму. Никаких праздников, растянувшихся на две недели.

Алекс поднимался ни свет, ни заря, а возвращался за полночь. Его день начинался с тренировок с персональным тренером, а заканчивался на съемочной площадке.

Утром они прорабатывали драки, которые Алексу предстояло играть лично. Особо опасные моменты, как, например, прыжок на мотоцикле через горящую машину, конечно, выполнит каскадер, но вот сражаться с тремя плохими парнями, которые подскакивают к нему после приземления мотоцикла, Алекс будет сам. Полностью доверить такие сцены дублеру нельзя, это боевик, в конце концов, который весь и состоит из таких сцен. И к тому же, почти все из них снимали или ночью, или в сумерках.

Были съемки в павильонах, но часть сцен снимали вживую на улицах, и это собирало уйму фанатов, которых, конечно, не подпускали близко, но у всех ведь есть камеры в мобильных телефонах, верно?

Вот так однажды, будучи сама дома, я зашла на чертов форум «Следующая жена Алекса Кейна». Даже без Светы, которая была осуждена по нескольким статьям, форум продолжал жить, как прежде.

Они отслеживали каждое видео и фотку Алекса со съемок. Они писали «мой любимый», «посмотрите на этот взгляд» и «почему этой русской сучке так повезло».