– Как жаль! – искренне опечалилась женщина, не замечая его неловкости. – Впрочем, что же это мы стоим? Давайте присядем.
Они сели на кресла у журнального столика.
– А про моих вам что-нибудь известно? – поинтересовалась она, с надеждой посмотрев на Сергея. Видно было, что эти мысли ее постоянно тревожили. Впрочем, так и должно быть.
– Нет, – покачал он головой, пряча глаза. Врать ему было совсем неприятно.
– Мы ехали на машине, – сказала она. – Я, дочки, и шофер. И попали в аварию. Я, как видно, погибла. А как же они? – Она зачем-то снова посмотрела на Сергея. В ее глазах уже стояли слезы.
Он молчал. Перед глазами вихрем проносились ее дочери – Кэрол и Аня – да и все то, что было связано с ниим. Причем, не очень то хорошее.
– Зачем же я села за руль! – в сердцах вырвалось у Яны Михайловны.
– Я же рано умер, – сказал он, как бы оправдываясь и желая сменить эту горькую тему.
– Ну да, извини, – смутилась она.
– Вина? – предложил он.
Она отрицательно покачала головой.
Повисла неловкая пауза.
– Серж, – наконец произнесла Яна. – Я так понимаю, теперь мы с вами будем строить свою семью. И нам предстоит вместе очень долгая жизнь.
Сергей вопросительно посмотрел на нее.
– Рождение ребенка. А может быть – и нескольких, – обьяснила она. – И потом – мы же будем их воспитывать, поднимать на ноги, учить доброте.
Сергею стало горько.
– Ну да, – выдавил он – слова с трудом рождались в его пересохшем горле. Ведь он очень хорошо знал ее настоящее будущее.
А потом – смятая постель, и ее недоверчиво-испуганный взгляд. И неловкие движения, расстегивающие неподатливые пуговицы. И пурпурно-красное лицо при стягивании с себя юбки. И неловко снятые трусики, которые она мяла в руках, не зная, куда их положить, и стараясь при всем этом не глядеть на него.
А потом было расставание у дверей.
– Почему нам нельзя оставаться на ночь? – зачем-то спросила она.
– Я не знаю, – пряча глаза, ответил он, совершенно не веря в ее искренность.
– Я поговорю с Эдуардом Артемьевичем, – решительно сказала Яна. – Раз мы семья – мы должны быть вместе. Поддерживать друг друга, помогать. Тем более по ночам, когда так невыносимо тоскливо. Мысли всякие в голову лезут, горькие воспоминания… Так что хочется удавиться. И если бы не ты…
Он обнял ее. какой же я дурак, подумал он, ничего не понимаю в женщинах.
– Поговори, – с трудом произнес он. – И я тоже, – снова соврал он и снова ему было противно.
* * *
На запланированном отдыхе, понимая, что надо как-то абстрагироваться от всего происходящего, Сергей, после обязательного массажа и восстановительных процедур, невзирая на запрет Эдика, решительно направился в бар.
Обеденный перерыв заканчивался и народу было мало.
Впрочем, Густав сидел на своем обычном месте.
Сергей взял у стойки два стакана сметаны (официанта не было – видать, опять сократили) и подсел к старику.
Густав недоверчиво посмотрел на поставленные перед ним стаканы, потом перевел взгляд на водку.
– И куда мне ее налить? – недовольно поинтересовался он.
– Извини, я сегодня поддержать тебя не смогу, – сказал Сергей, усаживаясь и беря в руки ложку.
Густав расстроенно посмотрел на Сергея.
– Что-то со здоровьем? – обеспокоенно поинтересовался он.
– Да нет, все нормально, – отмахнулся Сергей, решительно зачерпывая густую белую массу. – Просто так обстоятельства сложились. Надо какое-то время питаться одной сметаной. Впрочем, это недолго, – улыбнулся он, заметив печальный взгляд старика. – А у тебя как дела?
– Да в общем-то все нормально, – пожевал губами Густав, наливая себе водки и недоверчиво косясь на Сергея. – Слышал, опять поле базы сократили?
Сергей кивнул, быстро поедая холодную и жирную сметану.
– Теперь моя хата самая крайняя, – усмехнулся Густав, поднимая свой стакан и зачем-то разглядывая его на просвет. – Так что следующим сокращенным скорее всего буду я, – добавил он невесело и выпил.
Сергей сочувственно посмотрел на старика. Он прекрасно погнимал, что в этом возрасте, как правило, очень сильно привязываются к вещам и местам, и менять их очень тяжело.
Старик снова налил себе водки. Его развезло и потянуло на разговоры. Явно давно никому не изливал душу. Видать, кроме Сергея, таких больше и не было.
– С женой я развелся, – начал Густав, вертя стакан в руках, но вопреки ожиданиям – не выпивая. – Дети подросли, перестали нас связывать друг с другом, мы и разбежались.
– Почему? – спросил Сергей. Он прекрасно помнил, что у того Густава, которого он оставил в Мегаполисе, в семейном плане все было замечательно.
Старик пожал плечами.
– Кто его знает? Жизнь? Наверное, интерес пропал друг к другу.
Он наконец-то залпом осушил свой стакан, совершенно не морщась прислушался как водка растекается по организму и, наверное, оставшись недовольным этим процессом, решительно потянулся к водке снова.
– Познакомился я потом с одной, – продолжил он свой рассказ, не отрываясь от процесса наливания. – Влюбился по уши. Как пацан. Переглядывался, переглядывался. А потом увидел ее целующуюся с другим. "Как неудобно получилось" – только и сказала она. А я тут же собрался и уехал в другой район. Так и не женился. Друзья, пиво, рыбалка? Были, конечно, женщины. Но что-то не задержались.
– Наверное, женщины тебя часто обманывали? – сочувственно спросил Сергей, выскребав остатки сметаны из первого стакана.
Густав задумался.
– Видите ли, Серж. Жизнь у каждого, как бы то ни было, на самом деле всего одна, – сказал он. – И он старается прожить ее в первую очередь под себя. Так что все относительно. Я считаю, что женщины меня обманывали. Возможно, они то же самое говорят и про меня?
И Густав решительно приложился к стакану.
А когда он освободился, у их столика уже стояли двое в сером. А Сергей, тщательно облизав ложку, взял ее за круглу часть – вполне сгодится как оружие – и с интересом смотрел на эту парочку.
– Гражданин Густав Озолиньш, – сказал один из них бесцветным голосом. – Пройдемте.
Старик вздрогнул, съежился. Второй охранник, держа руку на парализаторе, внимательно наблюдал за Сергеем.
– Я надеюсь, все обойдется без эксцессов, – на всякий случай произнес он.
Густав как-то затравленно посмотрел на Сергея, постарался улыбнуться. Впрочем, это у него плохо получилось. И ушел, еще более сгорбленный.
– Сметана, однако, кислит, – в сердцах на весь зал высказался Сергей, с силой швырнув ложку на стол, так что она подпрыгнула и улетела на пол, закатившись под соседний столик. А Сергей решительно поднялся и молча ушел на кухню.
– Густава только что взяли, – сообщил он.
– Видел, – кивнул Стокер.
– Интересно, за что?
– Нам об этом никто не сообщил, – покачал головой Терций.
– Так на кого он все-таки работал? – спросил Сергей. – Я был твердо уверен, что на Давора, либо на Коуриса. Либо – на обоих.
– Сейчас это уже не имеет никакого значения, – ответил ему шеф-повар, раскладывая тонкие ломтики форели на плоское блюдо. – События ускоряются сами по себе. Нам сейчас важно не отстать от них. Серж, вы это хотели мне сказать?
Сергей кивнул.
Забежала возбужденная Кэрол, прервав их беседу.
– Нашла на дне напольной вазы! – радостно сообщила она, вытаскивая из сумочки электронный ключ. – Ко дну в проеме был приклеен. Подкатила кресло, наклонила на нее вазу. Все как ты сказал.
И она передала ключ Стокеру, который быстро ушел куда-то в угол кухни, присел, над чем-то колдуя. Вернулся.
– Через пять минут копия будет готова. Иди в зал. Я тебе сам ее передам, – сказал он Кэрол, и та, радостная, упорхнула.
А Стокер повернулся к Сергею.
– Серж, мне надо с вами серьезно поговорить.
– О чем? – спросил Сергей.
– О Лаборатории-Х, – спокойно ответил Стокер. – Там скоро произойдет восстание. Я хотел бы проинформировать вас, что вам в связи с этим предстоит сделать.