— Замечательно!

— Ни капельки, совсем не так хорошо, как у тебя.

Мне становится досадно. На самом деле я не выскочка и нисколько не переживаю из-за того, что я не первая ученица и не блистаю успехами в спорте, но в одном я всегда была уверена — что я хорошо рисую. Лучше всех в классе.

— Ты в каком классе? — спрашиваю я.

— В одиннадцатом.

На душе у меня полегчало. Может быть, через два года я тоже буду так рисовать. Может быть.

— А ты в каком, Элли?

— В девятом. Мы все в девятом.

Надин переглядывается с Магдой, и обе они раздраженно вздыхают — зачем я их выдала? Наверное, они вполне могли бы сойти за десятиклассниц. Может, даже старше. Но я со своим маленьким ростом и пухлыми щеками, да еще с ямочками, легко могу показаться малявкой лет одиннадцати-двенадцати. Если только не учитывать грудь. Я ерзаю на стуле. Нет, я не выпячиваю грудь. Просто сажусь немного прямее.

— Я пойду возьму себе еще кофе. Вам, девочки, принести что-нибудь?

— Да мы уже собирались уходить, — говорю я.

— Нет, не собирались, — говорит Магда. — Конечно, принеси кофе.

Он улыбается и отходит к прилавку, оставив свой альбом на столе.

— У меня больше нет денег, — шиплю я. — Я и так уже тебе должна, Магда.

— Он заплатит, не развалится. Наверняка у него куча бабок, раз он учится в этой пижонской Холмерской школе, — говорит Надин. — Ты ему здорово понравилась, Элли.

— Ничего подобного! — быстро отвечаю я и снова краснею. — Просто он вежливый.

— Ага, наверное, у него такая привычка: обходить весь «Макдоналдс» и всех угощать кофе.

— Просто он подошел, потому что я рисовала. И вообще, может, он совсем не мной интересуется. Например, тобой, Надин, или Магдой.

— Ты так думаешь? — Магда поправляет волосы и облизывает губы.

— Размечталась, Магз, — говорит Надин. — Он никого в упор не видит, кроме Элли.

Парень возвращается с кофе и садится за наш столик. Рядом со мной.

— Ну, так что ты еще нарисовала, Элли? Между прочим, меня зовут Рассел.

Он протягивает руку. Я хлопаю глазами: неужели он такой формалист, что собирается отметить знакомство рукопожатием? Я подаю ему свою, и тут уже он удивляется:

— Вообще-то я хотел взять твой альбом…

— Ох! — Я чувствую, что заливаюсь краской, и пытаюсь отдернуть руку.

— Давай все равно пожмем друг другу руки, — говорит Рассел и слегка сжимает мою ладонь.

Надин смотрит на Магду и торжествующе кивает. Она была права! Я не могу этому поверить. Как будто я неожиданно перенеслась на Планету Романтики. Со мной такого просто не бывает!

— А теперь посмотрим альбом, — говорит Рассел. Он рассматривает мои шуточные портреты Магды и Надин. — Просто фантастика! — улыбается он.

— Да ну, ерунда. И вообще, это просто наброски. Я могу гораздо лучше, — говорю я. — Но с тобой мне не сравниться.

— А по-моему, у тебя настоящий талант, Элли. Ты собираешься в будущем заняться графикой?

Он разговаривает со мной, как с серьезным человеком. Он и сам серьезный человек. Единственный мальчик, который ухаживал за мной до сих пор, считал, что «графика» пишется через два «ф», и был уверен, что это название клеящего карандаша.

— Да, может быть, — роняю я небрежно.

— Говорят, в Кингтаунском художественном училище очень хорошее отделение графики, — говорит Рассел.

— Нет, туда мне не хочется. Там преподает мой папа, — говорю я.

— А, понятно. Эта проблема мне знакома. Моя мама — учительница начальных классов в моей школе, и мне было так странно поднимать руку и называть ее «мисс». Я надеялся, что буду у нее любимчиком, а она, наоборот, постоянно ко мне придиралась.

У нас завязывается долгий разговор о школе. Магда рассказывает, как она стеснялась огромных свертков с завтраками, которые навязывали ей родители в младших классах. У Магды мама и папа — владельцы ресторана и всех, кого любят, первым делом стараются накормить. А Магду они очень, очень, очень любят. Магду все любят. Но Рассел ее как будто не замечает, хотя вежливо кивает. Наконец Магда отказывается от борьбы.

— Пойдем домой, Надин? — предлагает она.

— Хорошая мысль, — говорит Надин. — Пока, Элли, до завтра.

— Нет, подожди, я тоже иду!

— Можно и мне с вами? — спрашивает Рассел. — Тебе в какую сторону, Элли?

— Нам с Надин на автобус.

— Отлично, мне тоже, — говорит Рассел.

— Ты даже не знаешь, какой автобус!

— Тот же, что у тебя.

Магда и Надин закатывают глаза. Я глупо хихикаю и дотрагиваюсь до щеки тыльной стороной ладони. Щеки у меня такие горячие, что на них можно жарить яичницу. По крайней мере, на улице я немножко охлажусь. Магда машет на прощание и уходит, качая головой, все еще чуточку озадаченная. Я неуклюже семеню между Расселом и Надин, отчаянно пытаясь придумать какую-нибудь умную тему для разговора. Мне хочется расспросить Рассела о разных разностях, связанных с рисованием, но не хочется, чтобы Надин осталась за бортом. Но если я стану болтать с Надин о домашнем задании по французскому и о том, в какие цвета она собирается раскрасить свои ногти, это будет невежливо по отношению к Расселу.

Я нервно поглядываю на них обоих по очереди. Оба замечают это. Надин снова закатывает глаза. Рассел улыбается. Покашливает. Что-то напевает себе под нос. Может, он тоже не знает, о чем говорить? Удивительное дело — от этого мне сразу становится легче.

— У тебя есть их последний альбом? — спрашивает Надин.

Я в недоумении смотрю на нее, но Рассел отвечает. Оказывается, он напевал мелодию какой-то культовой хип-группы, по которой сходит с ума Надин. Я о ней даже не слышала. Рассел и Надин принимаются бурно обсуждать музыку.

— Как ты относишься к «Зверским звукам», Элли? — спрашивает Рассел.

Я только глазами хлопаю. Я бы не узнала «Зверские звуки», даже если бы они завыли свои жуткие песни у меня над самым ухом.

— Да так, ничего, — отвечаю я осторожно.

Надин опять закатывает глаза, но не выдает меня. Я даю себе слово каждую неделю читать «Новый музыкальный экспресс».

Мы стоим и ждем автобуса. Через дорогу — огромная афиша фильма ужасов: «Девчонки гуляют еще позднее».

— Здорово, — говорит Рассел. — Его начнут показывать в пятницу. Говорят, там потрясающие спецэффекты, столько кровищи! Хочешь пойти посмотреть, Элли?

Я что-то беспомощно мямлю. Он имеет в виду — пойти с ним! Да, конечно, я очень хочу пойти с ним! Но я ненавижу ужастики. В самых страшных местах я всегда зажмуриваюсь. Не могу даже слышать наводящую жуть музыку, от этого я вся покрываюсь гусиной кожей. До сих пор я видела ужастики только на видео. На большом экране все небось еще страшнее. Если я пойду с Расселом, наверняка опозорюсь и в конце концов забьюсь под сиденье. Если вообще удастся пройти в кинотеатр, ведь этот фильм «до восемнадцати». Никто никогда в жизни не поверит, что мне восемнадцать.

Рассел смотрит на меня и ждет ответа.

— М-м-м-м-м, — бормочу я, понимая, что такого ответа не стоило ждать так долго.

Надин с азартом принимается разглагольствовать о последнем ужастике этого режиссера. Я стою и смотрю в пространство. Рассел слушает, как зачарованный. Видимо, до него начинает доходить, что он выбрал не ту девочку. Они с Надин — родственные души.

— Как тебе «Девчонки гуляют допоздна», Элли? — спрашивает он.

— О'кей, — бубню я.

Рассел не отстает:

— Тебе понравилось?

— М-м-м-м-м.

Кажется, я нынче разговариваю исключительно междометиями. — Тебе понравилась эта жуткая сцена на многоэтажной автостоянке? — спрашивает Рассел.

Я взглядом призываю на помощь Надин. На этот раз она выдала меня, закатившись хохотом.

— Элли не досмотрела до этой сцены, — говорит Надин. — Мы начали смотреть у меня дома, но она отвернулась от экрана еще до того, как закончились титры. Не прошло и десяти минут, как она выскочила из моей комнаты и наотрез отказалась вернуться. Рассел широко улыбается:

— Ты так боишься ужастиков, Элли?