Но Архимед шел не оглядываясь. Подойдя к ослику, он поправил попону и сел боком. Ноги его в сандалиях с матерчатыми завязками почти задевали землю. Ослик медленно тронулся, уныло покачивая головой. Архимед положил руку на голову животного и обратился к нему:

— Мой четвероногий друг! Ты прослыл самым глупым среди зверей и высмеян баснописцами. Но, клянусь Гераклом, твой хозяин не умнее тебя, а может быть, не менее упрям. Помнишь нашу поездку в гавань? Тогда тебя напугал слон, спускавшийся с корабля по сходням. Конечно, это простительно. Ты никогда ни видел боевого слона и, наверное, решил, что это какой-то уродливый осел непомерного роста. Каждый осел обо всем судит по себе.

Словно в ответ на эти слова ослик закрутил головой и засопел.

— Тогда я носился с машиной, которая приводит в движение весла, — продолжал Архимед, — Это было лучшее из моих изобретений. Но ему не суждено было осуществиться. Корабельщики высмеяли меня. «Куда мы денем гребцов? — сказали они. — Рыбам на корм?» А помнишь мельницу, где твои собратья, белые от мучной пыли, крутили тяжелый каменный жернов? На глазах у них были повязки, чтобы им казалось, будто они идут вперед, а не движутся по проклятому кругу. Тогда я еще подумал, что глаза людям застилает такая же пелена и они крутятся на одном месте, не видя ничего впереди. Моя механическая мельница был отвергнута. Меня приняли за сумасшедшего… Иди, Хрис, иди! Ты мой старый друг. Не удивительно, что всего умнее бываю я с тобою… Я продолжал надеяться, что мои машины найдут применение. И вот мы в Латомии. Разве не странно, что в нескольких стадиях от моего дома добывают камень так, как это делали тысячу лет назад? Я думал, что эти люди не читали моих книг о механике, что им неизвестны блок и рычаг, и поэтому работают по старинке. Оказалось, что они боятся всякой новизны. Но я не считаю, что бесцельно провел сегодняшний день. Я имел возможность поразмыслить и поговорить с тобою. Правда, я подозреваю, что ты не все понял из моих слов. Но благодаря твоему — вниманию я сумел сформулировать свою мысль. А это не так уж мало.

Если бы Архимед не был бы так занят своими размышлениями, он, наверное, обратил внимание на царившее в городе необычное оживление. Люди стояли кучками и о чем-то говорили вполголоса. К городским воротам прошли воины с копьями на плечах. Слышалось ржание, топот, понукание. Рабы нагружали возы господским добром. Встревоженно хлопали крыльями петухи. Лаяли собаки.

У дома Архимеда стояла толпа. Выделялись фиолетовые плащи членов Булэ. На многих были рабочие фартуки.

— Архимед, — слышались голоса, — помоги нам, Архимед…

— Кому понадобилась моя помощь? — спросил Архимед, слезая с осла.

— Твоему отечеству! — ответил один из советников, — Тебе разве не известно, что на город движется римское войско? Ты один можешь спасти нас.

— У меня только две руки, — сказал Архимед. — И я стар для того, чтобы сражаться в строю.

— Нам не нужны твои руки, — сказал советник. — Нам нужен твой ум.

— Почему же вы ко мне не обратились раньше? Я бы помог вам избежать войны.

— Теперь уже поздно об этом говорить, — проговорил нетерпеливо советник. — Мы должны сражаться или станем рабами. Нам стало известно, что ты предлагал машину для поднятия огромных камней. Но эта машина сможет и бросать камни на врагов. Тебе известен секрет взрывчатой смеси. Он заменит тысячи рук. Эти люди пришли, чтобы работать. Они сделают все, что ты прикажешь. Приходи на агору. Они будут тебя ждать.

— Вот видишь… — сказал Архимед, заводя осла в конюшню, — Отечество вспомнило о нас. Над нами уже никто не потешается. Если я создам машины, от которых раньше отказывались, они наградят нас лавровым венком. Если мы победим, нам поставят памятник. Мраморный Архимед будет величественно восседать на мраморном осле. Ты войдешь в историю, как до тебя вошел в нее Буцефал — конь Александра; как прославилась волчица, вскормившая Ромула и Рема.

В то утро в Канфаре[24] было необычно пустынно. Всю ночь бушевала буря, и все, кормившиеся у кораблей, отчаявшись получить работу, разошлись по домам. Только один страж, проклиная непогоду, остался на пристани. Он и был единственным, кто встретил триеру и принял брошенный ему канат. Накинув петлю на каменный столбик и крепко затянув ее, страж повернулся спиной к ветру, достал из сумки лепешку и начал жевать.

По трапу, балансируя руками, спускался человек в развевающемся плаще. Судя по одежде, чужеземец был финикийцем или египтянином. Вытянутое лицо с тонким носом окаймляла квадратная черная борода. Сойдя на землю, человек запрокинул голову и пробормотал несколько слов, видимо молитву богам.

Обернувшись к стражу, он сказал с заметным акцентом:

— Ну и погода! Море играло с нами, как кот с мышью. Могу поклясться, что это не Милет.

— Это Пирей! — откликнулся страж, продолжая жевать.

Он уже привык к шуткам Посейдона и относился с философским спокойствием ко всем бедам, какие приносило людям море. Попасть вместо Милета в Пирей! Это еще не так плохо. Другие попали на корм рыбам.

Справа из-за накрытой рогожами груды амфор послышался шум. К кораблю бежал какой-то человек в коротком хитоне. Ветер раздувал его седые космы. Остановившись в нескольких шагах от того места, где сидел страж, он прижал руку к груди и с достоинством поклонился чужеземцу.

— Слава богам, — сказал он глуховатым голосом, — Я вас ждал еще вчера. Не спал всю ночь и задремал к утру. Вот и не встретил первым.

— Ты нас ждал?! — удивленно воскликнул чужеземец. — Но ведь мы плыли в Милет…

— О! Я жду всех, кто в море, — перебил незнакомец. — Я жду и приношу жертвы богам. Разве ты этого не знаешь? Я хозяин гавани. Месяц я носил траур по пентере, разбитой близ Суния. Сегодня его сниму. Какое счастье! Вы спаслись! — Он повернул голову. Глаза его радостно блеснули, — Смотри! — воскликнул он, — Видишь, вон там!

В заливе едва виднелся парус. Он то исчезал, закрываемый волнами, то снова появлялся, как поплавок во время клева.

— Мой корабль! — воскликнул седоволосый, — Это мой корабль! Боги, спасите его!

— У тебя есть еще и корабль? — удивленно протянул чужеземец.

Но его собеседник, казалось, больше ничего не слышал. Он был всецело поглощен новым зрелищем. Вытянув шею, он смотрел, как парус борется с волнами и ветром. Выражение восторга на его лице чередовалось с испугом и отчаянием. Казалось, у него в жизни ничего не оставалось, кроме этого корабля, и, приключись с ним беда, он с горя бросится в море.

Волнение передалось чужеземцу. Он тоже забыл обо всем и до боли в глазах следил за схваткой корабля со стихией. И только тогда, когда судно скрылось за мысом, чужеземец оглянулся. Странный незнакомец исчез.

Страж, видимо, прочитал на лице чужеземца удивление.

— Ты его ищешь? — спросил он, сплевывая сквозь зубы.

Чужеземец утвердительно кивнул головой. 

— Теперь его не догонишь. Бегает быстрее зайца. Смотри, побежал к Фалеру[25]. Ему надо первому встретить корабль.

Страж расхохотался.

— Что тут смешного? — сказал чужеземец, пожимая плечами. — Человек радуется, что спасся его корабль.

— «Его корабль»! — еще громче расхохотался матрос. — Да на нем и хитон с чужого плеча…

— Значит, он не хозяин гавани?

— Хозяином гавани его прозвали в шутку, за то что он встречает все корабли и снова посылает их в плавание, словно они принадлежат ему. Здесь к нему уже привыкли. Кто накормит, а кто и вина поднесет. Хотя он и рассудком тронулся, но гордый. Сам никогда не попросит, а если берет подаяние, словно одолжение делает.

— А как его настоящее имя?

— Кто его знает… — ответил матрос.