– Если Жабу Очкастую перегнать на вторую веранду, а туда Сыча Сонного подселить, а в ванную Бочку Пучеглазую из подвала перегнать, то освободится место для этого, – Крысанида оценивающе поглядела на меня, – для этого Хмурого Сморчка.

– А может, Сморчка этого в восьмой подвальный отсек поместить? – предложи Богдыханов.

Я вслушивался в их деловое собеседование, и меня коробило, что они говорят обо мне так, будто меня здесь нет. Огорчило и то, что дама с ходу приклеила мне клеветническую кличку. Но, с другой стороны, наличие прозвища обнадеживало: ведь это означало, что я уже не безымянный нуль, что я включен в некую систему.

– Извините, а как у вас со здоровьем? – спросила вдруг Крысанида.

– На здоровье не жалуюсь! – ответил я и улыбнулся бодрой улыбкой.

Но ответных улыбок не последовало.

– Помнишь, Крысанидушка, у нас в запрошлом году Хороший веранду снял?.. Побольше бы таких дачников! – вздохнул Богдыханов.

– Как не помнить Хорошего! – откликнулась Крысанида. – Снял веранду, за два месяца вперед уплатил, а на третий день поехал в город – и помер. И никаких претензий! Побольше бы таких порядочных людей!

– Уважаемые супруги! – воскликнул П-Р. – Поражаюсь той творческой точности, с которой вы охарактеризовали моего друга. – Да – именно Хмурый! Да – именно Сморчок! Но под этой хмуростью, под этой сморчковостью таится душа хорошего человека, недаром он рос под моим облагораживающим влиянием! Он только из деликатности не признался вам, что в этом году у него было семь инфарктов. Противник лести и ловкачества, живет он в дымке голубой, но прочный гроб со знаком качества уже спланирован судьбой! Дорогие супруги! Усладите закатные дни Хмурого Сморчка! Дайте ему кусочек жилплощади! Он честно внесет свои деньги вперед – и скоро, надеюсь, достойно умрет. Он к даче уже подготовлен иной – его ждут два метра землицы родной. С жилплощади этой он прыгнет, как рысь, в бессмертное лето, в небесную высь.

– А не дать ли Сморчку вышку? – обратился Богдыханов к супруге.

– Дадим ему вышку! – решительно подтвердила Крысанида.

Сердце мое дрогнуло от этой зловещей формулировки. Но затем я понял, что под вышкой они подразумевают стеклянную башенку, – и душа моя возрадовалась. Вдохновенная импровизация П-Р дошла до дачевладельцев!

Богдыханов повел меня и П-Р на чердак, где тоже гнездились дачники. Оттуда по вертикальному трапу мы проникли в башенку. Она была круглая, с круглым люком в полу и круглой скамьей, наглухо прибитой к стенке.

– Боюсь, раскладушка здесь не поместится, – засомневался я.

– Боже мой, зачем вам раскладушка! – удивился Богдыханов. – Вы будете спать на скамейке.

– Но она же не прямая. Придется изгибаться в виде буквы С.

– Радуйся, что не в виде латинского S, – вмешался П-Р. – И не кобенься! Смотри, сколько здесь света. Ты приглашен в гости к Солнцу!

– Меня устраивает это помещение! – торопливо заявил я. – Сколько?

– Двести. Деньги – вперед! – ответил Богдыханов.

– А не дороговато?

– Договоримся внизу, – сухо буркнул хозяин. Но договариваться не пришлось. Когда мы спустились в комнату к Крысаниде, я узрел там Противопожарного ребенка и его родителей.

– Мальчик у нас тихий, – услыхал я голос мамаши. – И, главное, с ним насчет огня можете быть спокойны, он еще материнским молоком кормился, а уже проявил себя как борец с пожарной опасностью.

– А плату мы вам сразу внесем, – добавил папаша.

– Поджигатель явился! – тихо, но выразительно произнес Противопожарный ребенок, указывая на меня пальцем. – Он хочет ваш дом сигаретками спалить!

Богдыханов строго уставился на меня.

– Так вы, значит, курящий?! А еще и торгуется!

Супруги приступили к новому раунду совещания. Кобылу Старую решили передислоцировать из ледника в подвал, Барана Игривого из подвала на вышку, подвал уплотнили Мымрой Курносой и Лахудрой Ленивой, – в результате чего высвободился шестой отсек сарая, куда и постановили вселить семейство, предводительствуемое Противопожарным ребенком.

– А вы, гражданин, свободны, – обратился ко мне Богдыханов.

В ответ на это хамство я решительно стукнул кулаком по телевизору и произнес несколько обличительных слов против дачного колониализма и лично против Богдыханова и его супруги, после чего те подняли крик, обвинили меня в хулиганстве и пригрозили мне приводом в милицию.

По выходе на улицу П-Р заявил мне, что наши дипломатические возможности были использованы не в полной мере, в результате чего наш динамизм натолкнулся на демонизм дачевладельцев. В этот момент мимо шла женщина с почтовой сумкой. Мы в один голос спросили ее, не знает ли она, где можно снять комнату.

– Ой, родные, все всюду уже занято! Попробуйте разве что к Богдыханову.

– Мы только что от него, – скорбно сообщил я.

– Тогда больше некуда. Дачников-то нынче, что мышей.

– А вот я вижу симпатичную дачу-дачурку, – ласково сказал П-Р, указав на участок, соседствующий с богдыхановским.

– Туда не суйтесь! Разводящий там живет! – строго предупредила женщина.

– Да, неудобно проситься к военному в дачники. Тем более – к разводящему, начальнику караула, – согласился я.

– Военным отродясь он не был, – объявила почтальонша. – Его Разводящим прозвали потому, как он одно время попугаев и сиамских кошек разводил. Потом свернул это дело. Теперь с цветов живет. Правда, цветы у него прямо-таки необыкновенные, покупатели на них так и кидаются.

– Интересный человек! – воскликнул П-Р. – Каким парадоксальным складом ума надо обладать, чтобы одновременно содержать и кошек, и пташек… Скажите, а дачников он не держит?

– Дачники у него не держатся. Больше недели не выживают.

– В каком смысле «не выживают»? – встрепенулся П-Р.

– Сбегают от него, вот в каком… Ну, заболталась я с вами, а мне по адресам надо.

Я предложил П-Р продолжить поиски на другой улице. Но он ответил, что мудрого удача ждет именно там, где все прочие потерпели фиаско. Не Разводящий ли это маячит за калиткой?

Мы подошли к невысокой изгороди. На крыльце домика стоял аккуратно одетый человек; правый глаз у него отсутствовал. Мужчина был в начальном цветущем пенсионном возрасте, вид имел бравый и прочный, на лице играла бодрая улыбка. Однако в глазу его мне почудилась грусть.

– Позвольте узнать, не Разводящий ли вы? – обратился к одноглазому П-Р.

– Да, именно так именуют меня местные олухи, – Ответил Разводящий. – А по имени-отчеству я Валериан Тимофеевич.

– Какое исцеляющее имя! – с чувством произнес П-Р. – Следующего своего сына я нареку именно Валерианом, а если будет дочь – Валерьянкой. В вашу честь!.. А пока хочу порадовать вас дачником. Я уверен, что мой друг подойдет вам по всем духовным параметрам. Ведь он с юных лет находился под моим духовным руководством и потому впитал в себя все лучшее, что есть в человечестве. Хоть я и материалист, но друг мой так душою чист, что я его без лишних слов причислить к ангелам готов! Морально прочен, как блиндаж, он весь участок дачный ваш преобразит в цветущий Крым святым присутствием своим! Лелейте друга моего! Добру учитесь у него! Ведь, между нами говоря, достоин он монастыря!

– Мне святого дачника не надо! Мне грешный нужен! – отрезал Разводящий. – И чем хуже – тем лучше!

У меня сердце захолонуло. Заборчик, отделяющий нас от одноглазого, мгновенно превратился в каменную крепостную стену. Но юркий творческий ум П-Р моментально нашел лазейку в этой, казалось бы, непробиваемой стене.

– Позвольте мне уточнить свою рекомендацию, – обратился он к Разводящему. – Хоть мой знакомый и вобрал в себя некоторые достоинства, поскольку когда-то сшивался около меня, но даже я не смог вытравить у него дурной наследственности. В лице Хмурого Сморчка, как охарактеризовали его ваши соседи, мы имеем дело с двуличным типом. Под его внешней хмуростью, под наигранной сморчковитостью таятся едкие уголовные замыслы. И, конечно, когда я сказал, что «достоин он монастыря», под монастырем я подразумевал некое заведение, куда…