День для капитана Синельникова начался с неожиданности.

Ему позвонили из изолятора и сообщили, что задержанный Ниязов найден мертвым в своей камере.

Николай Николаевич не стал торопиться к трупу. Пролистав вчерашний протокол допроса Ниямы, капитан нашел адрес конспиративной квартиры. Связавшись с оперативниками, он заказал группу для наблюдения за хазой и лишь потом пошел посмотреть на покойного.

У распахнутой двери камеры Синельникова встретил дежурный по СИЗО.

– Когда нашли? – Спросил капитан.

– На утренней проверке. Сосед стал его будить, а он уж посинел.

– А кто сосед?

– Маньяк-педофил. Одиночка. Он на мокрое бы не пошел... Привести? Он сейчас в “отстойнике” сидит.

– Не надо пока... А он ничего не заметил?

– Говорит, спал. Но всю ночь кошмары снились. Черная рука его душила.

– Черная рука, – Повторил Синельников, словно на вкус пробуя эти слова.

В камере у обнаженного Ниязова стоял медэксперт. Николай Николаевич давно знал этого человека. Толстый, лысеющий, с покатыми плечами, постоянно обсыпанными перхотью, Сергей Юрьевич был профессионалом судебной медицины.

– Привет, Пробкин, – Поздоровался Синельников.

– А, Коля. Доброе утречко. Твой подопечный?

– Мой...

Капитан подошел ближе к трупу. Внимательно оглядел смуглое тело.

– От чего это он?

– Никаких видимых повреждений нет. На отравление не похоже. Такое впечатление, что он умер от остановки сердца.

– Так просто? Без причины?

Пробкин пожал плечами:

– А тебе этого не достаточно? Вскроем его, там, может, и узнаем...

– А не мог он от ломок кинуться? – предположил Николай Николаевич.

– Нет. Не похоже. Он бы потел, мышцы были бы как каменные. А тут...

Медэксперт взял труп за кисть руки, приподнял ее и отпустил. С мягким стуком рука упала обратно.

– Но наркоманом он определенно был. Смотри.

Сергей Юрьевич перевернул тело и показал Синельникову левею подмышку Ниямы. Там, в листке телесного цвета пластыря, виднелась аккуратная прорезь, сквозь которую проглядывало что-то черное.

– Это наркотик? – Поразился капитан.

– Нет. Это внутривенный катетер. Не надо каждый раз кожу дырявить для очередной дозы.

Сорвав клейкую полоску, Пробкин обнажил пластмассовый цилиндрик оканчивавшийся уходящей под кожу прозрачной тонкой трубкой.

– Так они это и делают... – Сообщил Сергей Юрьевич. Пришли два санитара с носилками и унесли труп на вскрытие. Пробкин поспешил за ними.

Оставшись один, Николай Николаевич тщательно осмотрел всю камеру. Но ничего, кроме пары бритвенных лезвий, да какой-то розоватой таблетки, не обнаружил.

Через пару часов поступили результаты из прозектуры. В акте экспертизы Пробкин дотошно перечислял состояние всех внутренних органов Ниязова, отмечал в них изменения, вызванные длительным употреблением наркотиков. И в конце подтверждал первоначальный диагноз: ”Смерть от спонтанной остановки сердечной мышцы.”

Николай Николаевич показал акт Дроздову:

– Что ты об этом думаешь?

Прочитав машинописный текст, Петр Никитович нахмурился:

– Странно...

– Что странного? Вот, ясно написано: ”Гипертрофия правого желудочка, склеротические изменения мышечной ткани”.

– С таким “мотором” он мог еще лет сорок прожить... Неестественно все это...

– Ты думаешь, это рыбаковский колдун?

– Может быть... Из моих знакомых только один человек может это точно определить.

– Игорь? Давай к нему!

Сегодня Дарофеев ехал на работу в “Центр” на каком-то автопилоте. Его ждали больные, деньги, которые, ни в какой ситуации, пока ты жив, не бывают лишними… Но желания работать не было. Игорь Сергеевич не мог избавиться от ощущения, что когда-то, давным-давно, он совершил какую-то ошибку, расплата за которую настигла его только сейчас. Да и то, по большому счету, не его, а близких. Целитель знал, что именно таков безжалостный закон кармы, но до сих пор он был уверен, что его чаша сия может миновать.

Проводив взглядом статную блондинку, сходящую на очередной станции метро (Игорю Сергеевичу на мгновение показалось, что это Лиза), целитель вспомнил вдруг о своей машине. Ему, вроде, должны ее вернуть.

За окном поезда начался несильный дождь. Капли оставляли на пыльных стеклах узкие дорожки, попадали в вагон водяной пылью, пролетая сквозь вентиляцию на крыше.

Стало ощутимо прохладнее. Дарофеев вновь погрузился в мысли, пытаясь настроиться на рабочий лад.

К пациенту следует подходить только спокойным, доброжелательным и уверенным в себе. Фальши быть не должно. Она всегда чувствуется. И тогда исчезает доверие к целителю и, как следствие, снижается эффективность лечения. Но сейчас Игоря Сергеевича беспокоила не эффективность его манипуляций с больными, а качество полученной с помощью ясновидения информации.

У Дарофеева было ощущение, что он чего-то не заметил, на что-то важное не обратил внимание. Так и не выяснив, откуда появилось это чувство, целитель подошел к своему кабинету. Как всегда, его дожидались уже самые нетерпеливые пациенты. Переодевшись, Игорь Сергеевич начал прием.

Сеансы шли на удивление легко. Первичных, которых надо диагностировать, выслушивать, давать рекомендации, не было и, погрузившись в работу, экстрасенс забыл обо всех потрясениях. Из этого состояния его вывела ругань в коридоре и настойчивый стук в дверь.

“Опять кто-то без очереди пытается...” – Подумал Дарофеев. Он закончил работать над очередным больным и, выпуская его, выглянул за дверь.

Там стоял знакомый целителю парень от Сивого.

– Успокойтесь, он не лечиться, – Заверил Игорь Сергеевич очередников и пропустил связного.

На этот раз было два конверта. Один пухлый, с деньгами, другой тонкий.

– Шеф сказал, чтоб прочитал при мне. – Сказал парень. Дарофеев удивился и отогнул клапан.

В этом письме Иван Алексеевич предлагал целителю присутствовать при освобождении его жены и назначал встречу ровно в пять у станции метро “Шоссе Энтузиастов”.

Опаздывать не рекомендовалось.

– Я буду. – Пообещал Игорь Сергеевич и курьер исчез за дверью. Настроение экстрасенса сразу улучшилось.