Глава вторая

Подплывая к Кавну на Карийском побережье, Соклей ощутил прилив надежды. Так человек, вернувшийся в город, где не был двадцать лет, надеется, что гетера, с которой он проводил время, всё ещё прекрасна и рада его видеть, как и раньше. Соклей отсутствовал в Кавне всего год, но тем не менее…

— Как думаешь…? — спросил он Менедема.

Двух слов оказалось вполне достаточно, чтобы его брат понял, о чем идёт речь.

— Нет, дорогой, боюсь, я не думаю, — ответил Менедем. — Каковы вообще шансы?

Соклей гордился своей рациональностью. На самом деле, он отлично знал, каковы шансы, но старательно не принимал их в расчет, будто человек, надеющийся, что давно умершая любовь чудесным образом воскреснет.

— Мы нашли тут один череп грифона, почему бы не найти и второй?

— Лучше спроси, почему мы нашли первый, если их тут никогда раньше не видали, — ответил Менедем.

— Спрошу, — театрально вздохнул Соклей. — После всех бед, из ящика Пандоры явилась надежда, и я буду цепляться за нее до конца.

— Как тебе угодно, — ответил брат, направляя "Афродиту" к причалу с преувеличенной точностью корректируя курс легчайшими движениями рулевых весел. Наконец, удовлетворенный Менедем кивнул.

— Так и следует делать.

— Табань! — скомандовал Диоклей. Парой гребков моряки погасили движение галеры, келевст поднял руку вверх и произнес, — убрать весла.

Гребцы отдыхали. Кто-то втирал оливковое масло в ладони — за зиму кожа стала мягкой, и первые дни гребли принесут мозоли и потертости, а им уже пришлось грести весь путь от Родоса, но при встречном северном ветре другого выбора не осталось.

По причалу к "Афродите" направлялась пара солдат.

— Точно как в прошлом году, — заметил Соклей.

— Пытаешься разглядеть в этом предзнаменование? — засмеялся Менедем, и Соклей пристыжено склонил голову. — Согласен, порой, знаком может стать что угодно, но вспомни-ка, в прошлом году люди, встречавшие нас, служили Антигону. Гоплитов Одноглазого вышвырнули солдаты Птолемея.

— Вряд ли я это позабуду, — едко ответил Соклей. — Солдаты Антигона едва не поймали нас в гавани.

— Тише, — оборвал его Менедем, — ты же не хочешь, чтобы те ребята это услышали?

Вне всяких сомнений это был хороший совет.

— Что за корабль? Откуда? Что везёте? — крикнул солдат с самым пышным плюмажем на шлеме.

— "Афродита", о наилучший, с Родоса, — ответил Соклей. Родос стремился сохранить хорошие отношения со всеми дерущимися полководцами Александра, но особенно тесные отношения имел с Птолемеем Египетским, продававшим огромное количество пшеницы через гавань Родоса. — Везём благовония, отличное масло, косский шелк и книги…

— Покажи-ка мне книгу, — сказал солдат.

— Какую бы ты хотел? У нас есть лучшие части из "Илиады" и "Одиссеи", а ещё, эмм… самая пикантная поэма из тех, что ты когда-либо читал.

Солдат тряхнул головой:

— Я сроду ничего не читал, поскольку не умею, — похоже, он гордился своей неграмотностью. — Но, если у вас правда есть книги, я буду знать, что вы действительно торговцы, а не какие-нибудь богомерзкие шпионы.

Соклей не мог решить, глупо это или логично. Достаточно ли умны шпионы, чтобы притащить с собой книги на случай, если какому-то ревностному младшему офицеру захочется взглянуть на них? Как знать… Соклей наклонился, вынул из-под лавки промасленный кожаный мешок и вытащил свиток папируса. Он развернул его, чтобы показать, что там написаны слова.

— Ладно, ладно, я вам верю. Убери эту ерунду. Клянусь Зевсом, вы те, за кого себя выдаёте, — он повернулся на пятках и ушел. Второй солдат, так и не промолвивший ни слова, последовал за ним.

— Это оказалось проще, чем во многих других местах, — заметил Менедем.

— Знаю. — Соклей посмотрел на укрепления на холмах к западу от Кавна. В одном из них солдаты Антигона держались некоторое время уже после того, как Птолемей занял город. — Интересно, вернулся ли сюда проксен Родоса.

— Можем спросить, если правда интересно, — пожал плечами Менедем. Год назад "Афродита" увезла кавнийца, борющегося за интересы Родоса, на Родос — он боялся, что его арестуют люди Антигона, когда дойдут вести о том, что солдаты Птолемея продвигаются по южному побережью Анатолии на запад. Он имел причины опасаться — пришедшие его арестовать солдаты лишь чуть-чуть опоздали, как опоздали и к отплытию "Афродиты".

Соклей вернулся на корму, взял сходни и перебросил их на пирс. Обычно этим занимались моряки, а не тойкарх, но Соклею было всё равно. Он спешил и приглашающе махнул Менедему.

— Давай, дружище, пойдем глянем, что тут есть.

— Тебе не найти ещё один череп грифона, — сказал его двоюродный брат.

— Если не буду искать — точно не найду, — с достоинством ответил Соклей. — Ты идёшь?

— Конечно, — откликнулся Менедем: — Если думаешь, что я упущу возможность посмотреть, как ты выставляешь себя дураком, ты ошибаешься.

— Не понимаю, как поиски того, что мне нужно, делают меня дураком, — с ещё большим достоинством возразил Соклей. — То, что нужно тебе, обычно одето в прозрачный хитон и надушено.

— Ну, да, мне больше нравятся живые девушки, чем дохлые грифоны. Если это делает из меня дурака, я не возражаю.

Как и в любом старом городе, улочки Кавна изгибались и разбегались в разные стороны вместо того, чтобы выстроиться аккуратной прямоугольной сеткой, как в Родосе. Все надписи сделаны греческими буквами, но иногда не по-гречески, а на карийском языке — до того, как здесь обосновались греки, Кавн был карийским городом, и здесь до сих пор жили оба народа. Указав на надпись, которую не мог прочесть, Соклей сказал:

— Интересно, что здесь написано?

— Какая-то варварская ерунда, — равнодушно ответил Менедем. — Что-то важное написали бы по-гречески.

— И с таким настроем ты направляешься в Финикию? — возмутился Соклей. — Там почти никто не знает греческий. Иначе стал бы я всю зиму бороться с арамейским?

— Хочешь бороться — иди в палестру, — ответил Менедем, делая вид, что не понял. — Что касается финикийцев, к ним приезжает не так много греков. А у кавнийцев оправданий нет.

— Всегда видишь только то, что тебе удобно.

— А кто нет? — возразил брат.

Несмотря на извилистость улиц Соклей сумел вывести их на агору.

— Пришли! — сказал он, когда они оказались на рыночной площади.

— Да, пришли. — Менедем поскреб в затылке. — И как ты смог дойти сюда? Мне пришлось бы вынуть изо рта обол и дать кому-нибудь, чтобы указали путь.

— Зачем? — удивился Соклей. — Мы же были тут в прошлом году. Ты не запомнил дорогу?

— Если бы запомнил, стал бы я говорить иное? — ответил Менедем. — Дорогой мой, иногда ты забываешь, что у простых смертных не такая память, как у тебя. Да я даже не уверен, что сам Зевс обладает твоей памятью.

— Конечно нет, у него есть своя, — похвала Менедема доставила ему удовольствие. — Прилавок человека, продавшего нам череп, стоял вон там, — махнул он рукой через площадь.

— Да, точно, — Менедем пошел вперёд, пробираясь между продавцом сушеных фиг и человеком, набравшим в лугах и лесах близ Кавна огромную корзину грибов: — Давай уже покончим с этим, — тут он слегка приободрился: — Может, у него есть ещё шкуры на продажу.

Сердце Соклея стучало от волнения, пока он спешил вслед за двоюродным братом — на минуту надежда одержала верх над рассудком. Вот и прилавок, тот же торговец, что и в прошлом году, львиная шкура… черепа нет. Соклей вздохнул. Он изо всех сил старался убедить себя, что этого и следовало ожидать — ведь первый череп привезли откуда-то с востока, из-за пределов известного мира.

На то, чтобы скрыть разочарование, сил уже не хватило.

— Надо же, это же родосцы! — воскликнул торговец. — Радуйтесь, о наилучшие! Надеюсь, мы снова заключим сделку.

— Конечно, он надеется, — буркнул себе под нос Менедем. — Один раз он нас уже обдурил, всучив тот череп.

— Ой, не стони, — ответил Соклей и спросил кавнийца: — Быть может ты случайно где-то видел ещё один череп грифона?

— Нет, друг мой, прости, — тряхнул головой торговец, разрушив все надежды Соклея. К счастью, Менедем не сказал: "Я же говорил", иначе Соклей раскроил бы ему череп камнем.

— А тигровые шкуры? — спросил Менедем, — нет ещё одной?

— Тоже нет, — покачал головой кавниец. — Вам, друзья, нужны всякие диковины? У меня есть прекрасная львиная шкура.

— О, да, — равнодушно ответил Менедем. — Полагаю, мы её купим, но на более необычных товарах мы зарабатываем больше денег.

— Особенно в Финикии, — добавил Соклей. — В этом году мы плывем на восток, а там есть собственные львы. Нужна ли ещё одна шкура, например, в Библе?

— Этого я не знаю, но на пути в Финикию вы будете проплывать мимо Кипра, — сказал торговец. — Может, в Финикии и есть львы, но на острове их нет. Можете продать шкуру там за хорошие деньги.

Он был прав, но ни Соклей, ни Менедем не собирались этого признавать, это лишь увеличило бы цену. Менедем неохотно сказал:

— Ладно, полагаю, я могу дать тебе за шкуру столько же, сколько в прошлом году.

— Во имя богов, не делайте мне одолжений, — воскликнул кариец. — Эта шкура больше, чем те, что я продал в прошлом году. И посмотрите на гриву! Немейский лев по сравнению с этим просто ягненок!

— Это всего лишь львиная шкура. Я не смогу выручить за нее больше, и ты спятил, если думаешь, что я заплачу больше тебе.

— Мы зря потратили здесь время, — сказал Соклей. — Давай возвращаться на корабль.

Такого рода слова произносились при каждом торге — чаще всего, неискренне, и обе стороны это знали. Но сейчас Соклей сказал то, что думал. Увидев, что черепа грифона нет, он перестал интересоваться имеющимся товаром. Чем скорее он уплывет из Кавна подальше от воспоминаний, тем счастливее станет. Или, хотя бы, менее несчастным.

И кавниец по его голосу это понял.

— Не принимайте поспешных решений, о которых потом пожалеете, о наилучшие, — сказал он. — Вы заключили хорошую сделку в прошлом году, и в этом году по той же цене сделка будет хорошей, не так ли?