Глава первая

Нечто среднее между моросью и мелким дождём сыпало с неба на город Родос. Попадая на горящий факел в руках Соклея капли с шипением устремлялись в небытие.

— Гимен! Йо, Гимен! — выкрикивал Соклей, вместе с отцом возглавляя свадебную процессию своей сестры, направлявшуюся по улицам к дому Дамонакса, сына Полидора, который стал новым мужем Эринны.

Лисистрат тоже помахивал факелом и выкрикивал «Гимен!». Потом тихо проворчал:

— Отвратительная погодка для свадьбы.

— Зима — самое благоприятное время, — заметил Соклей, — но это ещё и сезон дождей. Так уж повелось.

Соклей — высокий и нескладный мужчина лет двадцати пяти. В отличие от большинства своих сверстников, предпочитавших бриться на манер Александра Македонского, он отпустил бороду. В своё время Соклей учился в Лицее в Афинах и считал, что борода придает его наружности нечто философское. И в благоприятные дни так оно и было.

Родственники и друзья возглавляли шествие. В паре локтей от него шествовал его двоюродный брат Менедем, с такой страстностью призывая бога брачных уз, как будто сам больше уже не соблазнял чужих жён.

Двоюродный брат Менедема, сын младшего брата его отца, Соклей был всего на пару месяцев старше и почти на голову выше, но менее привлекательный и ловкий.

И людям он нравится, про себя вздохнул Соклей. Он знал, что сам он приводил людей в замешательство: слишком много думал и мало чувствовал. Он читал Геродота и Фукидида и жаждал когда-нибудь сам написать исторический труд, а Менедем же мог цитировать огромные куски из «Илиады», «Одиссеи» и скабрезных комедий Аристофана. Соклей снова вздохнул. Неудивительно, что людям он нравится. Он их развлекает.

Менедем в венке из плюща и с яркими лентами в волосах вышагивал с важным видом рядом и послал поцелуй девушке-рабыне, спешащей навстречу с кувшином воды. Та захихикала и улыбнулась в ответ. Соклей с трудом сдержал порыв ревности — сам-то он не столь удачлив, проделай он то же самое, девчонка, скорее всего, рассмеялась бы ему прямо в лицо.

— Надеюсь, эта свадьба принесет тебе внуков, дядя, — пожелал Менедем Лисистрату.

— Благодарю, — отозвался отец Соклея. С племянником он вёл себя намного свободнее, чем с сыном. Но, следует отметить, сам Менедем частенько жаловался, что собственный отец приводил ему Соклея в качестве примера достойного поведения. Философскую часть ума Соклея это наполняло гордостью, но остальную приводила в смятение.

Он бросил взгляд через плечо. Вот идёт его дядя Филодем, неподалеку от запряжённой быками повозки с Дамонаксом и Эринной. Как и у прочих участников свадебной процессии у отца Менедема на голове лежал венок, а рука сжимала факел, но при этом, каким-то образом, весь его вид выражал недовольство. Он вообще редко выражал что-либо другое, так что неудивительно, что Менедем с трудом уживался с отцом, подумал Соклей.

Дамонакс жил в юго-западной части города, неподалеку от гимнасия, а поскольку Эринна после смерти своего первого мужа проживала в доме отца в северном конце города (и самой северной части острова), то свадебное шествие прошло через большую часть полиса. Куча встречных получила возможность поприветствовать их, похлопать в ладоши, выкрикнуть сальный совет жениху и невесте. Зная сестру, Соклей чувствовал, что под вуалью она заливается румянцем.

Последний раз скрипнув несмазанной осью, запряжённая быками повозка остановилась перед домом Дамонакса. Приветствовать Эринну как новую хозяйку следовало бы матери жениха, но и она, и отец уже умерли, так что эту роль исполнила его тётя. Свадебное шествие втянулось во двор. В андроне, истинно мужской территории, где дождь не мог намочить угощение, рабы уже приготовили вино, оливки, жареные кальмары, ячменный хлеб и мед.

Великолепное хиосское вино смешали с водой лишь один к одному: все быстро перепьются. Соклей сделал долгий глоток, сладкое вино скользнуло по горлу и побороло стужу дня, в голове мелькнула мысль: привезла ли его на Родос «Афродита» или какой-то другой корабль их семьи.

Вскоре кто-то во дворе выкрикнул:

— Эй, где вы все? Они направляются в спальню!

— Так быстро? — удивился кто-то.

— А ты что в свой свадебный день стал бы медлить? — вопросом на вопрос ответил третий… — Клянусь Зевсом, ты что, в день своей свадьбы пировал до последнего?

Раздались хриплые смешки.

Жуя нежный жаренный молодой кальмар, с чашей вина в руке, Соклей вышел из андрона.

Так и есть — Дамонакс открыл дверь и подталкивал Эринну внутрь комнаты, а когда она оказалась внутри, её новый муж обернулся к пирующим и ухмыльнулся:

— А теперь, дорогие мои, мы увидимся позже. Намного позже.

Собравшиеся засмеялись, зааплодировали. Дамонакс закрыл дверь, засов с грохотом задвинулся. Вместе со всеми Соклей запел эпиталаму[1] и вскоре услышал, как в такт свадебной песне заскрипела кровать. Как и следовало в таком случае, он выкрикнул пару непристойных советов.

Вернувшись в андрон за вином, Соклей фактически столкнулся с отцом.

— Надеюсь, она счастлива, — сказал он.

Лисистрат широко и глуповато улыбнулся — похоже, он уже немало выпил.

— Если уж прямо сейчас она несчастна, то, когда будет?

Соклей согласно кивнул, он точно не хотел испортить день, произнеся то, что потом могут счесть дурным предзнаменованием.

— А нам покажут окровавленную простынь? — спросил кто-то позади.

— Нет, придурок, — ответил другой голос, — это её второй брак, так что подобное весьма затруднительно, если только её первый муж не страдал полным бессилием.

Скрип в спальне становился всё сильнее и быстрее, затем резко оборвался.

— Это раз! — выкрикнул из-за двери Дамонакс. Все заулюлюкали и зааплодировали. Вскоре скрип кровати возобновился. Кто-то бился об заклад, сколько раундов продержится новоиспеченный муж.

Цифры, которые они называли, поразили Соклея своей невероятной величиной. Он огляделся в поисках Менедема, чтобы поделиться своим мнением. Разумеется, брат станет хвастать, что эти цифры скорее уж занижены, чем завышены, а он из тех, кто может доказать, что это не враньё.

Но Менедема во внутреннем дворике не наблюдалось. Соклей обошел его, заглянул в андрон, но брата и там не оказалось. Пожав плечами, Соклей глотнул ещё вина и тремя пальцами правой руки подхватил ещё одного кальмара. Возможно, скрип кровати вдохновил Менедема поискать немного забавы и себе.

А Менедем продирался по запутанным улочкам Родоса домой и ленточка, украшавшая гирлянду на его голове, закачалась прямо перед глазами, щекоча нос и заставив глаза сойтись в кучу. Менедем вспомнил о гирлянде, сорвал её с головы и бросил в лужу.

Ноги перепачкались, но его это не беспокоило — как и все моряки, он в любую погоду ходил босиком и надевал только хитон. Идущий ему навстречу пожилой мужчина, завернувшийся в огромный толстый шерстяной гиматий, странно посмотрел на молодого человека, как бы вопрошая: «А тебе не холодно?». Менедем ощущал прохладу, но не настолько, чтобы она ему как-то мешала.

На свадьбе двоюродной сестры он прилично выпил, чтобы не мерзнуть, а теперь укрылся, чтобы отлить у белой глухой стены какого-то дома. Сделав дело, он поспешил дальше. В это время года дни короткие, а ночи длинные и тянутся как смола в жаркий день. Ему бы не хотелось оказаться на улице после захода солнца, особенно без факела в руке и парочки приятелей для компании. Даже в таком мирном и спокойном полисе как Родос в темноте пошаливали разбойники.

Менедем надеялся, что Дамонакс станет для семьи ценным приобретением. Ему нравился и первый муж Эринны, но он казался ему довольно старым. Видимо это потому, что я сам был ещё совсем юнцом во время её первой свадьбы, с удивлением подумал Менедем. Её первому мужу было около тридцати — Дамонаксу сейчас столько же. Время творит странные вещи: пол десятка лет пролетели вообще незаметно.

Дом его отца и дом дяди Лисистрата стояли рядом, неподалеку от храма Деметры, в северной части города.

Когда он постучал в дверь, кто-то из домашних рабов крикнул:

— Ну кто ещё там?

— Я, Менедем.

Дверь немедленно распахнулась.

— Неужели свадебный пир закончился так рано, молодой хозяин? — удивленно поинтересовался раб. — Мы не ожидали, что ты вернёшься так рано.

Сказанное почти наверняка свидетельствовало, что рабы воспользовались шансом плюхнуться на задницу, поболтать и побездельничать. Рабы всегда старались увильнуть от работы, как только выдавалась такая возможность.

— Я просто решил вернуться домой немного раньше, вот и всё.

— Ты решил вернуться пораньше, хозяин? Вернуться с пира, хозяин? — выражение лица раба говорило красноречивее слов. — А где же твой отец, хозяин?

— Он пока остался там.

Раб изумился ещё сильнее, потому что обычно отец Менедема возвращался домой рано, а Менедем оставался до последнего.

Он прошел во внутренний дворик — из кухни раздались гневные крики. Менедем вздохнул. Его мачеха и повар Сикон снова ругались. Бавкида, которой хотелось быть хорошей домохозяйкой, считала, что Сикон тратит слишком много денег. А повар, в свою очередь, считал, что хозяйка хочет заставить его до конца жизни подавать на стол только ячменную кашу и соленую рыбу.

Бавкида вышла из кухни мрачная как туча, но её недовольство мгновенно сменилось изумлением при виде Менедема.

— Ой. Здравствуй, — произнесла она, а затем, как и раб минуту назад, — я не ожидала, что ты вернёшься так скоро.

— Здравствуй, — ответил Менедем и пожал плечами. Взглянув на нее, он с трудом заставил себя думать о ней как о своей мачехе, второй жене отца. Бавкида была младше него лет на десять. Не красавица, но у неё отличная фигура — намного лучше, чем тогда, когда пару лет назад впервые вошла в этот дом четырнадцатилетней девчонкой. — Околачиваться там не хотелось, поэтому я сам вернулся домой, пока не зашло солнце.