— Понятия не имею, о чем ты. — Он надеялся, что не покраснел, или что хотя бы борода скрыла внезапный румянец. Откуда моряки узнали?

По сравнению с хриплым, бесстыдным смехом Телефа арамейская непристойность Москхиона казалась совершенно невинной.

— Без обид, но конечно знаешь. Думаешь, мы не заметили, как ты мечтаешь о ней? Да ладно! Я тоже считаю, что на этот раз все получится. Ты ей нравишься, уж поверь. Иногда они просто скромничают, вот и все. Надо только надавить посильнее, и получишь, что хочешь, — он недвусмысленно покачал бёдрами.

Москхион и Аристид согласно склонили головы. Соклей задался вопросом, означало ли это, что его шансы действительно высоки, или просто все трое ошибаются?

"Скоро узнаю, — подумал он. — Должен узнать". Награда стоила риска. Внезапно он начал понимать Менедема лучше, чем хотелось бы. Как же теперь бранить его, если знаешь, почему он так поступает?

Соклей попытался уговорить себя, что, в отличие от брата, он ничем и никем не рискует, пытаясь выяснить, пойдет ли Зильфа с ним в постель. Но, также в отличие от Менедема, он учился в Лицее и знал, как бороться с самообманом. Он прекрасно понимал, что лжет самому себе. Утешительно и приятно, но лжет.

Что, если Зильфа рассказала Итрану, что Соклей пытался её соблазнить? Что тот сделает, когда родосцы снова появятся на его пороге? Не захочет ли размозжить Соклею голову кувшином вина, или проткнуть его копьем или любым другим оружием? Предположим, что все наоборот. Предположим, Итран на Родосе неподобающе отнесся к жене Соклея (если бы у него была жена). Что бы он сделал с обидчиком? Нечто такое, что тот запомнит на всю жизнь, долгую или короткую.

И тем не менее, Соклей повел моряков с "Афродиты" в гостиницу, которую они покинули всего несколько дней назад. Пробираясь по узким извилистым каменистым улочкам Иерусалима, он говорил себе, что это безумие. Время от времени ему приходилось спрашивать у прохожих дорогу, подкрепляя просьбу крошечными серебряными монетками. Никто не схватил его за тунику и не закричал: "Не ходи туда! Наверное, ты и есть тот влюблённый иониец, которого поклялся убить Итран!" Соклей решил, что это хороший знак, хотя и признавал, что снова пытается себя обмануть.

— Вот та улица, — сказал Аристид, когда они, наконец, свернули на нее. — Мы только что прошли бордель, и впереди гостиница Итрана.

— Да, это она, — глухо отозвался Соклей. Его сердце выскакивало из груди, живот скрутило. Он чувствовал, что совершает ужасную ошибку. Соклей открыл рот, чтобы сказать, что нужно пойти в другое место.

Но было слишком поздно, из дверей вышел сам Итран с корзиной мусора и вывалил его на улицу рядом со входом. Он собирался вернуться внутрь, но заметил приближающихся к нему четверых родосцев. Соклей сжался и прикинул, не достать ли лук Менедема, хотя он не успел бы натянуть тетиву, и уж тем более выстрелить, прежде чем Итран ринулся к ним.

Но вдруг хозяин гостиницы… помахал им.

— Радуйтесь, друзья мои, — закричал он по-гречески. — На Асфальтовом озере все прошло благополучно?

— Неплохо, благодарю тебя, — ответил Соклей, беззвучно выдыхая от облегчения. Что бы ни произошло, Зильфа ничего не рассказала.

— Останетесь на пару дней? — с надеждой спросил Итран. — Мои старые комнаты свободны. — Соклей понял, что тот хотел сказать "ваши комнаты".

— Благодарю, — сказал он и кивнул, как делали в здешних местах. Перейдя на арамейский, он добавил: — От всего сердца благодарю тебя, мой господин.

— Я твой раб, — также по-арамейски ответил Итран. — Проси, что хочешь, и оно будет твое.

Арамейский был просто создан для цветистых обещаний, которые никто не собирался выполнять.

Интересно, что было бы, если бы я сказал: "Пусть твоя жена греет мою постель до отъезда в Сидон, — подумал Соклей. — Хотя нет, не интересно. Разница между любезными обещаниями и реальностью стала бы очевидной в одно мгновение".

Пока эти раздумья наполняли голову родосца, Итран закричал:

— Зильфа! Наливай вино! Ионийцы вернулись!

— В самом деле? — донёсся мягкий низкий голос его жены. — Добро пожаловать.

— Да, — горячо закивал Итран. Он снова перешел на греческий, чтобы моряки с "Афродиты" тоже поняли: — Мы вы все очень рад. Входить, пейте вино. Рабы позаботятся о ваших животных.

Телеф, Аристид и Москхион были бы рады немедленно воспользоваться приглашением, но Соклей сухо сказал:

— Разгрузите осла, прежде чем мы начнем пить. Мы проделали за товаром слишком долгий путь, чтобы дать его кому-нибудь украсть, тогда проще было оставаться на Родосе.

Моряки хмуро повиновались. Всего через несколько минут они уже сидели и пили налитое Зильфой вино. В комнате было темно, свет проникал только сквозь дверной проем и пару узких окон. Из-за полумрака и толстых глинобитных стен внутри гостиницы было намного прохладнее, чем в пекле снаружи.

— Гекатей ещё здесь? — спросил Соклей Зильфу, снова наполнявшую его чашу.

Она покачала головой.

— Нет. Он уехал на следующий день после тебя, отправился домой, в Египет. — Она небрежно пожала плечами. — Он умный человек, но не настолько, насколько думает.

— Полагаю, ты права, — согласился Соклей, задаваясь вопросом, не скажет ли она то же самое о нем самом, когда он уедет в Сидон. Так или иначе, он понадеялся, что такого не случится. Поскольку моряки с акатоса почти не знали арамейского, Соклей мог говорить свободно, и воспользовался этим, добавив: — Я думаю, ты прекрасна.

— А я думаю, что тебе не следует говорить такое, — тихо ответила Зильфа. Снаружи, во дворе застучал Итран, вероятно, чинил дверь одной из комнат. Поток гортанных арамейских ругательств возвестил, что он попал себе по пальцу.

Аристид залпом осушил чашу с вином.

— Что скажете, если мы навестим девушек вниз по улице? — по-гречески спросил он. Москхион и Телеф согласно наклонили головы, и все трое заторопились прочь из гостиницы.

— Куда это они? — поинтересовалась Зильфа.

— В бордель, — ответил Соклей. Итран всё колотил во дворе, и пока он этим занимался, всем было очевидно, где он находится. — Я не хотел уезжать. И я рад, что вернулся.

— И скоро снова уедешь.

Соклей пожал плечами и кивнул. Он уже почти привык к этому жесту.

— Да, это так. Я бы хотел, чтобы все было иначе, но это так. — Он дотронулся до её руки, всего лишь на мгновение. — У нас мало времени. Разве не стоит воспользоваться им?

Зильфа отвернулась от него.

— Ты не должен говорить такое. Ты заставляешь меня думать о том, о чем не следует.

— Ты думаешь, что я думаю, что ты прекрасна? Думаешь, что я думаю, что ты мила? Что я хочу любить тебя? Тебе следует об этом подумать, потому что это правда.

Все ещё не глядя на него, Зильфа заговорила очень тихо:

— Я не должна слушать такое от тебя. Я никогда раньше такого не слышала. — Она засмеялась. — Я слышала подобное от мужчин, которые хотели переспать со мной. Какая жена содержателя гостиницы такого не слышала? Но ты… ты говоришь серьезно. Ты не лжешь мне, просто чтобы затащить в постель.

— Да, я серьезно. И я не лгу.

— Не следует говорить такое всерьёз, — настаивала Зильфа. — Я никогда не слышала такого от тех, кто говорил серьезно.

— Никогда? — Соклей вздёрнул бровь. — Ты уже говорила. Твой муж должен был говорить тебе такие слова.

С улицы продолжал доноситься стук молотка.

— Итран хороший человек, — сказала Зильфа, будто Соклей это отрицал.

Он ничего не ответил, позволил словам повиснуть в воздухе, дал ей услышать их ещё и ещё раз внутри себя. Она закрыла лицо руками, плечи её дрожали. На миг Соклей пришел в ужас. Если она заплачет достаточно громко, чтобы услышал Итран, что Соклей с ним сделает? Неизвестно, но точно ничего хорошего.

— Я думаю, — сказала Зильфа, — я думаю, что лучше тебе сейчас уйти в свою комнату.

— Я лучше буду сидеть здесь, пить вино, говорить с тобой и смотреть на тебя, любоваться твой красотой, — ответил Соклей.

Иудейка резко обернулась к нему. Её темные глаза сверкнули.

— Я же сказала — иди в свою комнату, — огрызнулась она. — Ты вообще понимаешь меня?

— Я понимаю, что ты говоришь. Я не понимаю почему ты так говоришь, — ответил Соклей. В который раз вопрос "почему" стал самым важным.

Но он не получил ответа.

— Уходи! — потребовала Зильфа, и Соклей не мог ответить ей отказом в её гостинице, в её городе, её стране и с её мужем неподалеку. Он залпом допил вино и поспешно вышел, направляясь в свою комнату. Итран помахал ему, Соклей ответил, иначе бы трактирщик что-нибудь заподозрил. Часть его стыдилась, что он ведёт себя так дружелюбно с человеком, чью жену хочет затащить в постель. Однако, другая часть… Увидев во дворе большой камень, эта часть хотела размозжить им Итрану голову.

Он вошёл в комнату и закрыл дверь, продолжая кипеть внутри. Стук молотка Итрана не стал тише. Соклей вышагивал в тесной комнатушке, чувствуя себя в западне. Что он может сделать? Разве что лечь спать, но ему не хотелось, или шагать и злиться. Этого он тоже не хотел, но все равно делал.

Спустя целую вечность стук прекратился. Соклей продолжил мерить шагами комнату, жалея, что не пошел в бордель с моряками. Но если он сейчас пойдет туда, они узнают о его неудаче с Зильфой, а ему не хотелось унижаться прямо сейчас. Лучше пусть это случится попозже.

Кто-то постучал в дверь. Обратив, наконец, внимание на звук, Соклей понял, что стучат уже некоторое время. Он подивился, почему моряки так рано вернулись из борделя. Но за дверью оказались не они, а Зильфа.

— О, — растерянно сказал Соклей, — это ты.

— Да, я, — она проскочила внутрь мимо Соклея, застывшего, будто он только что увидел Горгону и превратился в камень. — Ты ненормальный? — спросила она, — закрой дверь. Быстрее!

— О, — снова произнес он. — Да, — он сделал, как она сказала и снова обрел способность двигаться, хотя и немного вяло.

— Итран куда-то ушел. Раб куда-то ушел. Так что…