Ни одна сторона, я понял за эти годы, побывав и там, и там, не была абсолютно права. Насмотревшись патриотических роликов, сулящих солдатам и их семьям золотые горы, молодые романтики шли воевать, с идиотическим энтузиазмом совершая убийство за убийством и считая, что несут тем самым благо стране.

Беда состояла в том, что солдаты умирали за слепую веру в идеализированную, искусственно насаженную цель, тогда как на самом деле их использовали правительственные верхушки, сидящие в глубоком тылу и утопающие в роскоши вдалеке от войны. За что мы умирали? За их благополучие? Я больше не хотел быть чьей-то марионеткой. Если каждый солдат остановится и скажет «хватит», только тогда закончится масштабное кровопролитие и наступит долгожданный мир. В войне - давно пора проснуться и понять это - не бывает победителей.

Именно потому я находился в тюрьме, по статье «дезертирство». Предательство было невольным, внушенным, и мне его простили, но я отказался вернуться на фронт. По законам военного времени меня должны были расстрелять, но предпочли дать пожизненное, как представляющему ценность. Конечно, в глубине души они надеялись, что мне надоест в четырех стенах и я соглашусь пополнить ряды «новой непобедимой армии Нью-Йорка». Этого никогда не произойдет, и я в свою очередь надеялся, хотя шансов было мало, что война когда-нибудь закончится, и меня выпустят на волю, а может, даже и найдут со временем способ вернуть человеческое тело. Этой надеждой я и жил последний год. Жил ради Эмили и нашего ребенка.

Я вскочил с большой двуспальной кровати, услышав далекий скрежет металлических тюремных засовов, а затем шаги – тяжёлые мужские, легкие женские и почти незаметные детские. Примкнул к маленькому окошку, сквозь прутья решётки высматривая долгожданных гостей.

- Э-ге-ге-ей! – радостно воскликнул, когда смог разглядеть любимые черты. Эмили держала девочку за руку, трехгодовалая Энни несла для меня букетик полевых цветов, в буйстве растущих вокруг тюремной стены. – Мои любимые девочки!

Отошел, позволяя охраннику впустить посетителей, кивнул ему благодарно, как старому приятелю. Стремительно обнял жену, поднял на руки и прижал к стальной груди, под которой неистово билось живое любящее сердце, дочку.

Эмили улыбалась настолько счастливо, что не возникало и капли сомнений в ее любви, в том, что она с таким же нетерпением, как и я, ждала этот священный час один раз в день. Не важно, что я совершил – она простила меня. Не важно, кто я, она любила меня таким, каким бы я ни был, даже если неудачный случай и происки врага превратили меня в сущее чудовище. И всякий раз эта ее улыбка грела мне сердце и позволяла надеяться, что дальнейшее существование имеет смысл.

За время войны я понял одну важную истину: что бы ни случилось с нами, кем бы нас ни сделала судьба, главное – в душе остаться человеком, не очерстветь, слушать голос сердца, верить в него. И покуда есть любовь на свете – она будет спасать этот порочный мир.