- Не бросай меня снова… - рыдала девушка, которую я так и не вспомнил, лишь узнал благодаря фотографии, неохотно отданной другом-лицемером, да почувствовал сердцем… плачущим, кричащим, истекающим кровью сердцем, оставшимся единственной живой точкой внутри моего искусственного тела.
Наверное, Джон посчитал, что опасности давно нет, раз Эмили мертва. «Я был там», - с ненавистью вспомнил я его слова, он точно знал, что никого не оставили в живых. Он был в Ричмонде, видел уничтоженных жителей и после этого спокойно мог смотреть в мои глаза, лживо рассказывая, будто бы я родился в Техасе…
Женщины гудели, обсуждая, чем я мог бы реально помочь. В основном сходились на том, что необходимо доставить меня невредимым в штабной центр, чтобы обороняющиеся узнали, наконец, с чем имеют дело. Да только не понимали, что город в плотном кольце: никому из нас не выбраться.
- Уходите все! – заорал я, до них никак не доходило, что через две минуты они погибнут, если все еще останутся рядом со мной.
- Две минуты ноль пять, две минуты ноль четыре… - таймер безжалостно и равнодушно отсчитывал секунды моей жизни.
- Они его убивают! – закричала Эмили так яростно, что даже меня поразила. Я обернулся.
Одна минута пятьдесят четыре, одна минута пятьдесят три… все ближе конец. Страшно умирать, но еще тяжелее – жить в образе убийцы. Одна минута сорок девять…
- Ведите его в подвал! – нашлась женщина с нелепым головным убором – присмотревшись, я понял, что это многослойная фольга, облепленная вокруг котелка наподобие шлема. – Там нет радиосигнала, связь должна прерваться.
- Тони, пожалуйста! – умоляла Эмили, чувствуя мое сопротивление. – Если правда хочешь помочь, пойдем со мной, живой ты принесешь больше пользы.
Лора кивнула, и я удивился выражению глаз остальных: в них не было ненависти, которую я заслуживал. Эти несчастные женщины, коих я спокойно расстреливал всего несколько минут назад, готовы были помочь – искренне, сочувственно. Эмили дергала меня за собой, и я неохотно поддался на ее отчаянные мольбы, двинулся следом за исчезающей процессией.
Одна минута ноль одна, одна минута ровно, пятьдесят девять секунд… Спотыкаясь на обломках, мы бежали к лестничному пролету, откуда стали спускаться вниз. Видимо, это убежище давно и успешно использовалось, женщины отлично знали дорогу. Сорок пять секунд…
Пыльная неприметная дверь поддалась, и мы толпой ввалились в темное сырое помещение, пахнущее мочой и потом. Здесь был очень слабый свет, но, приглядевшись, я был шокирован: повсюду стояли, сидели, лежали десятки детей, стариков и женщин. Они все смотрели на меня с неописуемым ужасом.
Сорок одна секунда… Дверь плотно закрыли. Тридцать восемь секунд, тридцать семь…
- Не помогло! – заорала Эмили, намертво вцепившись в мой рукав, как будто намеревалась вместе погибнуть.
- В шахту! – скомандовала Лора, показывая дорогу – никто из насмерть перепуганных людей женщине не воспрепятствовал. По-видимому, ей здесь доверяли.
Тридцать пять, тридцать четыре… Мы бежали настолько быстро, насколько позволяло скопление людей. Я не сразу увидел небольшой, диаметром около метра, провал в метро, сделанный, очевидно, попавшим в здание снарядом, – туда мне и нужно было попасть вслед за Эмили и Лорой. Они полезли первыми. Внутри было не очень темно, в подземном туннеле горели лампы. Пятнадцать, четырнадцать… теперь меня подгонял не только инстинкт самосохранения - кому же хочется умирать, - но и страх за других людей, которые, если я не потороплюсь, пострадают. Девять, восемь… мимолетная задержка благодаря помехам, и опять: семь, шесть…
- Не-е-ет! – закричала Эмили так громко, что у меня чуть не лопнули барабанные перепонки. Это был отчаянный вопль женщины, прощающейся навсегда. Думала ли она, что в маленьком пространстве старого туннеля умрёт тоже? Или так сильно боялась за меня?
Пять, четыре… Лора, едва дотягивающаяся мне до плеча, неловко пыталась водрузить на мою голову свою нелепую серебристую шляпу. Три… отсчет прекратился, будто связь отрезало стеной. Я слышал только свое частое захлебывающееся дыхание. Мы, трое, смотрели друг на друга полными ужаса, круглыми глазами. Время вышло… наступила полная тишина.
- Всё?.. – едва выдохнула Лора.
- Да… - неуверенно согласился я и поднял руку к голове, но Лора сильно ударила меня по пальцам.
- Жить надоело, дурень?
- Скорей сними с него броню, в ней заложена бомба… - нервно захныкала Эми.
Обе женщины буквально напали на меня, слабыми пальцами пытаясь отодрать плотно прилегающий скафандр с особо прочными креплениями, который и взрывы-то не могли толком повредить. Идеально защищающая «кожа».
- Стойте, - просил я, опасаясь причинить боль, если начну физически сопротивляться. – Да стойте же вы! – рявкнул громко. Отодвинул рукой, даже не почувствовав веса двух человеческих тел. - Это не броня…
Обе испуганно вытаращились, а когда я взялся на шейный хомут, невольно отступили.
Вздохнул. От страха, что Эмили сейчас узнает правду - что со мною стало - сердце почти остановилось. Нажал скрытую кнопку, ослабив ткань. Снял и бросил на гнилую землю перчатки. Эмили вздрогнула, увидев стальные искусственные пальцы. Следила, как они ловко расстегивают «бронежилет». А затем я закрыл глаза и развел ткань в стороны. Немного послушал наступившую мёртвую тишину - женщины даже дышать перестали - и скинул скафандр с плеч, обнажая титановую грудь, под которой билось живое сердце, один из немногих уцелевших внутренних органов.
Я чувствовал, как при дыхании натягивается кожа в верхней части шеи, соединенная с металлическим каркасом – искусственно созданным телом, которым я мог управлять как настоящим. Чувствовал, как без шейного хомута труднее стало держать голову вертикально. Но прочие ощущения, вроде прохлады от движения воздуха по коже, напряжения мышц, были мне теперь недоступны. Я продолжал существовать, мой разум был спасён и пересажен в стальное тело, могучее и неуязвимое, но я больше не был человеком. Создание человеческого гения – идеальный солдат из нерушимого сплава, стилфайтер, не знающий пощады и страха. Киборг, управляемый извне.
Лишь быстро стучащее сердце все еще принадлежало человеку, да разум, потерявший контакт с оператором и наконец-то способный мыслить самостоятельно. Я с ненавистью к себе ждал приговора любимой некогда женщины…
Она не сказала ничего… лишь нежно прижала ладонь к моей щеке, заставив живое сердце забиться еще быстрее от вложенной в жест огромной нежности.
___________________________________
НьюЙорк. Колония для военных и политических преступников, апрель 2573
Скучающе глядя в потолок, я мысленно отсчитывал секунды до полудня – времени посещения. Мне, конечно, было непринципиально: сидеть или лежать, или даже стоять, но чем заняться, бездельничая двадцать четыре часа в сутки? Телеканалы я больше никогда не включал, был сыт по горло правительственной пропагандой. Книги редко выдавали. Спал мало, хватало пары часов для восстановления работы мозга. Вот и слонялся по камере в ожидании приятной встречи. Думал о будущем, - о прошлом вспоминать было тошно, слишком больно, слишком омерзительно, в такие минуты я начинал истово себя ненавидеть и хотел умереть, что совершенно не устраивало Эмили. А ради ее улыбки я был готов на любые испытания, тем более что худшие остались позади.
Я был рад, когда меня перевели в тюрьму для военных преступников, устал от бесконечных допросов и медицинских обследований. Я целый год был заложником врага, невольным предателем родины, но теперь сполна отдал долг, доставив в штаб - в буквальном смысле - секретное оружие противника, предотвратив массовый всемирный геноцид.
Это переломило ход войны, уравняло шансы сторон, повысило способность ньюйоркцев к защите, но я не мог не сокрушаться, что мое возвращение невольно затянуло мировой конфликт на неограниченное время. Были ли наши солдаты милосерднее техасских собак? Щадили ли они детей и женщин?