Ах, Ане Мария, какое у тебя доброе сердце! — восхитились женщины.

Надень эти носки! — велела Ане Мария шарманщику.

Нет, шарманщик не хотел надевать носки, он словно боялся их испачкать, сперва он прижал их к щеке, а потом сунул за пазуху. Женщины были растроганы.

Эдеварт притаился в тёмном углу, у него созрел план. Наконец шарманщик поблагодарил всех, взвалил шарманку на спину и вразвалку пошёл прочь. Благослови вас Господь! — кричали люди ему вслед. Грустными глазами они провожали шарманщика, пока тот не скрылся из виду. Эдеварт же украдкой последовал за ним.

В лесу шарманщик медленно обернулся и обнаружил Эдеварта.

А ты куда идёшь? — спросил он.

Никуда, ответил Эдеварт.

Никуда? А всё-таки?

Эдеварт: Хочу помочь вам. Защитить от вашего товарища.

Помочь? Мне не нужна твоя помощь.

Я его поколочу!

Шарманщик улыбнулся: Мой товарищ очень силён, он венгр, бывалый вояка, он может пырнуть тебя ножом!

Эдеварт не удостоил шарманщика ответом, обошёл его и зашагал впереди.

Ты дурак... дурак! — сердито крикнул шарманщик. Ступай домой! Нечего тебе здесь делать!

Неожиданно из зарослей можжевельника вышел спутник шарманщика. Оглядев пришедших, он что-то спросил у шарманщика, тот ответил, и они засмеялись.

Эдеварт остановился в изумлении. Венгр грозно шагнул к нему, верно, хотел напугать этого полоумного парня, но и шарманщик, опустив на землю свой ящик, тоже шагнул к Эдеварту. Это ещё почему? Эдеварт не привык ломать голову над загадками, чтение и счёт давались ему с трудом, но кулак у него был тяжёлый, и в ярости он становился смелым до безрассудства. Однако теперь ему пришлось отступить.

Присутствие Эдеварта не смущало чужестранцев, они просто не обращали на него внимания. Шарманщик взял пригоршню снега и начал стирать со щеки кровь, товарищ остановил его, когда щека стала чистой. Потом они открыли шарманку и пересчитали деньги, носки тоже были извлечены на свет Божий и перекочевали в мешок венгра.

Наконец шарманщик снова взвалил шарманку на спину, они кивнули Эдеварту на прощание и зашагали на север к другому селению.

Поведение чужестранцев было непонятно Эдеварту, и он растерялся. Наконец до него дошло, что, скорее всего, они просто-напросто провели его; Эдеварт схватил горсть снега, быстро слепил снежок, однако, когда снежок был уже твёрдый, бросил его на землю.

Возвращаясь домой, он больше не чувствовал себя героем, ему было стыдно, и он досадовал на себя. Девочка всё ещё рылась в снегу, он подошёл к ней и спросил: Нашла свою пуговку?

Нет, ответила девочка.

Ну и Бог с ней.

Девочка промолчала, но искать не перестала.

Учение давалось Эдеварту с трудом, в школе его считали последним из последних, однако он был не лишён сообразительности и потому, став на то место, где стоял шарманщик, мысленно прикинул, как далеко могла отлететь пуговка, и тоже начал искать её. Девочка, обрадованная неожиданной помощью, помогала ему. На ней была корона, сказала она.

Пока они искали, девочку окликнули из дома: Рагна, где ты? Рагна не ответила. Взяв по щенке, дети старательно рылись в снегу; в конце концов они нашли пуговку, сама же Рагна и нашла и, обрадовавшись, побежала домой.

Такая вот история приключилась в жизни Эдеварта. Поначалу он не совсем осознал то, что видел в лесу, однако тот случай заложил основу его жизненного опыта. На другую зиму Эдеварта взяли на Лофотены, предложив ему половину пая взрослого рыбака, хотя он ещё не конфирмовался4. Это придало ему уверенности в себе — парни и постарше его ещё не ходили на промысел. Отъезд из дома пошёл Эдеварту на пользу, постепенно он поборол свою застенчивость и начал принимать участие в разговорах рыбаков.

Тем не менее весной пастор не допустил его к конфирмации. В глазах людей это считалось позором, и понятно, что особенно тяжело переживали это родители Эдеварта, люди грамотные и набожные; ему предстояло ещё год проучиться в школе, и всё это опять подкосило его уверенность в себе. Наконец в пятнадцать лет Эдеварт конфирмовался и стал считаться более или менее взрослым. Читал он с трудом и книг побаивался, но был не глупее других. Рослый и сильный, он без труда справлялся с любой работой, к тому же был добрый, обходительный и чем мог помогал родителям, брату и сёстрам.

В Поллен вернулся молодой человек, довольно поскитавшийся по белу свету, звали его Август, родители у него умерли. Вообще-то Август был из другого прихода, но вырос в Поллене; он много чем занимался за время своих странствий, в том числе несколько лет плавал матросом, повидал диковинные страны и рассказывал невероятные истории, которые с ним приключились. Богат Август не был, да он и не стремился выдать себя за богача, однако на нём было красивое синее платье, серебряные часы, и кое-какие далеры у него в кармане всё же водились. Поскольку родственников у Августа не было, он жил у той женщины, которая его вырастила, но ходил по всей округе, и его везде хорошо принимали, молоденькие девушки мечтали о нём, а ребятишки слушали его рассказы, открыв рты. Между Августом и Эдевартом завязалась дружба.

А началось всё так.

Когда-то в море во время несчастного случая Август лишился передних зубов и, чтобы скрыть этот изъян, отрастил густые усы и вставил золотую челюсть, так называемый мост. Эдеварт в жизни не видел подобной красоты и мечтал обзавестись такими же зубами, когда у него будут на это средства. Август рассказал, в какой стране он сделал себе золотые зубы и сколько они стоили, а деньги были солидные, ему пришлось копить не один месяц и даже не один год, чтобы позволить себе этот расход, говорил он. Девушкам тоже нравились зубы Августа, но парни смеялись над ними, они вообще недолюбливали Августа и ревновали к нему: ишь какой, только приехал и сразу покорил всех девушек!

Шло время, а парни всё не унимались, они так дружно смеялись над Августом, что вскоре и девушки переметнулись на их сторону, даже молодая женщина, Ане Мария, однажды на людях посоветовала Августу не открывать так широко рот, когда он смеётся.

Почему? — удивился Август.

Чтобы не показывать зубы.

Многие засмеялись, а Август — добродушный и невозмутимый, как все моряки, — промолчал.

Но Эдеварт не мог этого стерпеть. Он повернулся к Ане Марии и сказал: Зря ты тогда отдала носки тому шарманщику!

Почему зря? — вспыхнула она.

Что за носки? — поинтересовался её муж, его звали Каролус.

Новые носки, совершенно новехонькие, ответил Эдеварт.

Ане Мария в смущении отошла к окну и спросила, не оборачиваясь: Почему же это я зря отдала ему носки?

Да он в них и не нуждался. Он продал их за восемнадцать шиллингов в одной усадьбе на севере.

А ты всё знаешь!

Знаю. Они ему были не нужны. Я сам видел эти носки в той усадьбе.

Ане Мария: Не понимаю, тебе-то какое до этого дело?

Тут снова вмешался её муж: Я спрашиваю, о каких носках вы говорите?

Выслушав жену, Каролус помрачнел, а Ане Мария заплакала.

Так это было в прошлом году? — сказал н. А когда я вернулся домой, у тебя не нашлось для меня смены носков.

Вот ты какая, отдала, значит, мои носки по доброте душевной!

Прости меня, всхлипнула Ане Мария.

В их разговор вмешался молодой родственник Ане Марии по имени Теодор: Что бы то ни было, а только тебя, Эдеварт, это не касается.

Может, и так. А золотые зубы Августа тебя касаются?

Да не слушайте вы этого молокососа! — воскликнул Теодор. Забыл уже, как опозорился перед пастором?

Эдеварт побледнел, глаза у него загорелись: А сам ты, часом, ничего не забыл? Не забыл, у кого из нас грыжа и кто носит бандаж?

Теодор вскочил и презрительно хмыкнул.

Хозяин дома, Каролус, снова усадил его на скамью. Однако Эдеварт не желал примирения, он разозлился, и ему море было по колено.

Теодор хотел было закончить перебранку и заявил, что у него-то зубы отменные и вставные ему не нужны. На что Эдеварт ответил, что Теодору здорово повезло: вряд ли он когда-нибудь сможет позволить себе сделать такие же зубы, как у Августа.