Леша благоразумно не вступал в дискуссию, отперев дом, держался поодаль и, нервно переступая с ноги на ногу, выжидал: пойдут к водоему или нет?

Не пошли – постояли на крыльце и зашли внутрь дома, продолжая о чем-то спорить… Он опасливо выглянул из-за дальнего угла сарая – у пруда все мирно и спокойно, абсолютно ничего подозрительного. Правда, наблюдается маленькое изменение в окружающем пейзаже – неизвестно куда испарился весящий два центнера насос-”лягушка”.

Исчезновение это его поначалу никак не расстроило – насос, как и Лешин мохнатый приятель-Бобик, вполне мог быть плодом заботливо подсыпанных тещей в сахарницу галлюциногенов (точно! именно в сахарницу – гости к ним не ходят, а Ирка в своей борьбе за здоровый образ жизни к “белому яду” не прикасается).

Потом, однако, он кое-что вспомнил. Вернулся к “четверке”, пошарил в бардачке. Достал сложенный вчетверо лист тонкой желтоватой бумаги – товарно-транспортную накладную на “лягушку”. На вид – совершенно реальная бумага, шуршит в руках, на галлюцинацию никак не похожа, печать вот круглая: ЗАО “ЛенспецСМУ– 25”, в углу три масляно-грязных отпечатка пальцев, оставленных перевозившим агрегат шофером…

Спрашивать жену или тем более тещу, видят ли они сей документ, не хотелось – первый шаг к психушке, понятное дело.

Леша оторвал краешек накладной, свернул трубочкой, чиркнул зажигалкой… Поколебавшись немного, сунул в желтый огонек палец – заорал, уронил мини-факел, затоптал торопливо, долго дул на вполне материальный и жутко ноющий волдырь. Разозлился сам на себя: совсем ты, мужик дошел! Да сперли твой насос, обычное дело. Увидели, что плохо лежит, – и укатили ночью, в хозяйстве вещь полезная…

Злость на себя, на жену, на тещу, на проклятого прудового жителя нарастала и он торопливо пошагал к крыльцу, пока не прошел боевой запал этой злости…

– Алексей, вы не видели мою сумку? Она лежала здесь, на крыльце… – теща вышла из дома с очень недовольным выражением лица, похоже, так и не договорившись ни о чем с дочерью.

– Я… ее… – промямлил Леша, вытирая холодную испарину со лба, – я ее туда… к пруду снес…

– Зачем? – теща удивилась совершенно искренне.

Понятно… Все правильно, почем ей знать, где и откуда полезут вызванные ее отравой призраки – из пруда или из городской канализации…

– Я.. ну, думал… может, перекусим… ну, на свежем воздухе…

– Зря вы так думали, – ледяным тоном отрезала Елизавета Васильевна, обладавшая незаурядным даром без единого грубого слова дать Леше почувствовать, какой он кретин, дебил и полный дегенерат… И уверенной, быстрой походкой пошла за сумкой, не снисходя до просьбы принести обратно.

Леша злорадно смотрел на ее летний брючный костюм и шляпу с неимоверно широкими полями. По случаю выезда в безлюдное загородное местечко теща позволила себе некую экстравагантность в наряде – и сказать, что цвета ее одежды были кричащими – ничего не сказать. Они не просто кричали – они истошно вопили, пронзительно свистели, подпрыгивали на месте и размахивали конечностями. А воздействием на сетчатку глаза немногим уступали светошумовой гранате “Заря”.

Если тот, кто сидит в пруду, реагирует на внешние раздражители не только в лице Леши, то… Но и он внес свою маленькую лепту – осторожно положив на дальнем берегу сумку и отойдя на безопасное расстояние, зашвырнул в пруд два кирпича…

Теща обходила пруд, стараясь не наступить на кучки гниющих водорослей. Леша, затая дыхание, следил за нею и сам не знал, чего хочет больше – чтобы все оказалось его горячечным бредом или…

– Мама?!

Ирка – встрепанная, с пылью в волосах – все-таки услышала, что-то услышала, находясь в доме. Плеск воды? Сдавленный крик, перешедший в бульканье?

– Виноградов, где мама? – глаза ее метались по участку, как два напуганных крысенка.

Он медленно повернулся к ней, выпрямившись во весь рост, развернул плечи и ответил после тяжелой паузы:

– Разве я сторож маме твоей? И у меня есть имя.

Сделал три уверенных шага к крыльцу и повторил раздельно:

– У меня. Есть. Имя.

Ирина смотрела на мужа сейчас (и всегда!) сверху вниз, она вообще была на четыре сантиметра выше, но под его давящим взглядом из-под очков сжалась, ссутулилась, отступила назад, сказала неуверенно, прислонившись к двери:

– Ты чего, Вино… Леша?

– Ничего, все в порядке, – жестко улыбнулся он углами губ, поднимаясь по ступеням. – Пошли в дом. В наш дом.

Конечно, ничего этого не было. Все это Леша представил, пока теща возвращалась от пруда с сумкой. А Ирка действительно выскочила на крыльцо с совершенно ледяным лицом. Леша попытался принять тот суровый и мужественный вид, который только что вообразил: напряг скулы, стиснул кулаки и распрямил узкие плечи – и тут же скривился, сдавив невзначай ноющий волдырь ожога.

Ирина не обратила никакого внимания на его мимические попытки, прошла к машине, не глядя ни на мать, ни на мужа.

– Запирайте дом, Алексей. Мы уезжаем, – Елизавета Васильевна явно не собиралась посвящать его в подробности разговора с дочерью и в детали принятых (или отложенных?) решений.

– Но ведь… мы ведь еще… постройки… теплица, фундамент для бани… – залепетал Леша совсем уж невразумительно.

– Мы уезжаем, – повторила теща с плохо скрытым презрением.

Если бы кто-то сказал этой высокой, моложавой, абсолютно спокойной женщине, что зять подозревает ее в отравлении (его? этого слизняка?) – она смеялась бы долго, весело и абсолютно искренне. Ну и возомнил зятек о себе, да чтобы растереть такого в порошок, достаточно одного слова и короткого взгляда – а потом хорошенько проветрить комнату…

«С этим надо кончать. С этим надо кончать…» – твердил Леша про себя два последних дня. Не конкретизируя, впрочем, с чем надо кончать: с такой вот непутевой семейной жизнью, с осточертевшим обществом тещи или с тем, кто живет в пруду. Наверное, он имел в виду все сразу. Но начать решил именно с пруда.

Последняя попытка должна стать окончательной. Довольно. Хватит. Где бы не была проклятая яма – в его мозгу или на дедушкином огороде – сегодня и сейчас он с ней покончит. Убьет всех таящихся на дне призраков и зысыплет самосвалом песка, если надо – двумя самосвалами. А потом разберется и с другими проблемами. Пришло время.

Он поднес огонек зажигалки к кембрику, плотно набитому спичечными головками – в воде такая штука горит никак не хуже бикфордова шнура. Кембрик исчезал в недрах толстой трубы – корпуса старого автомобильного насоса. Чтобы снарядить это оружие возмездия, пришлось вспомнить все навыки пиротехника-любителя времен средних и старших классов (а нынешние, ха! – так вот не смогут, куда уж им, избалованы китайскими ракетами да петардами…).

Но основная убойная сила отнюдь не в насосе, он только должен привести в действие главное оружие – плотно забитый, загерметизированный корпус с четырех сторон сжимали крутые бока здоровенных, двадцатипятилитровых бутылей толстого стекла. Бутылей с концентрированной серной кислотой – центнер с лишним чистого олеума. Или не олеума? С химией у него в школе обстояло еще хуже, чем с геометрией – но не надо быть Менделеевым, чтобы понять – такая доза убьет и растворит все, что угодно. И кого угодно.

Как он дрожал, покупая эти четыре бутыли! Почему-то Леше казалось, что такое количество кислоты может понадобиться частному лицу для одной-единственной надобности: растворить в ванной и спустить в канализацию нечаянно образовавшийся в собственной квартире (всякое в жизни бывает!) криминальный труп… Надо думать, менеджеры фирмы “Балт-Реактив” придерживались схожих жизненных принципов – и наотрез отказывались продавать кислоты частным лицам.

По счастью, почти на каждом рынке есть неприметный ларечек с надписью: “Печати, штампы, бланки.” Приобретенную там за смешную сумму доверенность несуществующей фирмы Леша протягивал дрожащей рукой и заказывал товар прерывающимся голосом. Казалось – сейчас где-то под столом сработает потайная кнопочка, и суровые парни в камуфляже поволокут Виноградова А.Н. на предмет выяснения потребностей в таком количестве убийственной жидкости… И он (а что еще делать?) пригласит их на берег маленького такого, но оч-чень уютного водоема… Обошлось. И через весь город кислоту он довез без приключений.