…Содержимое кембрика вспыхнуло, огонь пополз внутрь пластиковой трубки, выбрасывая наружу искры и вонючий сизый дымок – “раз…” сказал про себя Леша и поспешил (стараясь, однако, не слишком топать) к другому, снабженному противовесом, концу деревянной конструкции, отдаленно напоминающей не то самый древний из шлагбаумов, не то журавль над деревенским колодцем.

Старина Архимед не подвел, закон рычага сработал без осечки – чудовищный заряд, раза в полтора тяжелее своего создателя, осторожно проплыл по воздуху и застыл над самой серединой пруда; аккуратно, без плеска, коснулся поверхности и медленно погрузился почти полностью, над поверхностью торчал лишь дымящийся кембрик.

“Двенадцать… тринадцать…” – дрожащей рукой Леша выдернул заранее воткнутый в дерево конструкции скальпель. Полоснул по натянутому струной нейлоновому шнуру – тут же, не ожидая падения на дно заряда и реакции на это тех, кто сидел в пруду – бросился бежать. Не в слепой панике, как в прошлый раз – заранее выбранным и выверенным маршрутом.

Оказавшись в безопасном далеке, выглянул из-за угла сарая, продолжая отсчитывать секунды. Сработало на тридцать пятой.

Пуф-х-х-х!!!

Не очень эффектно, взрыв сквозь толщу воды донесся негромким глухим хлопком, но бутыли он наверняка разнес и Леша знал – сейчас там, у дна, царил ад.

Ему казалось, что поверхность вздулась огромным пузырем, потом вздыбилась концентрическими кругами – может, действительно на дне подыхал кто-то большой, а может, просто затихала ударная волна взрыва – отсюда, издалека, разобрать трудно. Но скоро все успокоилось – ни единой капли не выплескивалось над зелеными берегами…

Вот и все.

Так просто. Больше в пруду никто не сидит. Можно зарывать. Ничего и никого живого в этой луже теперь нет. Поделись улыбкою своей – дурацкая песенка крутилась в голове победным маршем.

Леша улыбнулся – именно так, как не получилось у него в субботу на глазах у жены. Ну, с женой и тещей разговор еще будет…

Выждав для гарантии несколько минут, он направился к пруду неторопливой и уверенной походкой человека, хорошо сделавшего главное и трудное дело…

…Он не ошибся – ничего живого действительно в пруду не осталось, а что осталось – в мучениях издыхало. Но главного Леша никак не ожидал – пруда как такового тоже не было.

Воронка – без воды. Крутые склоны покрыты липкой грязью. Там бьются умирающие, с разъеденной чешуей и выжженными глазами рыбы (надо же, водились ведь и вполне крупные!) – разбрасывают в стороны брызги ила и воды, ставшей внезапно такой жгучей и ядовитой. Одни из рыб замирают навсегда, другие скатываются вниз, на дно… нет, дна у воронки не осталось (или никогда не было?), вместо него – ровный, чуть больше метра в диаметре, круг бездонного на вид провала. Или норы. Или шахты. Или дыры, ведущей непонятно куда и уж совсем непонятно зачем…

Это куда же я прожег… – оторопело подумал Леша, затрудняясь определить, что же именно он прожег. И тут пришел звук, пришел оттуда, снизу, из глубин дыры – звук напоминал шкворчание масла на раскаленной сковородке… Если вылить цистерну масла на сковороду с футбольное поле размером.

Бежать!!! – команда мозга не успевает дойти до мышц, все происходит слишком быстро.

В верхней, кое-как освещенной дневным светом части шахты возникает бурлящая, пузырящаяся масса. Не вода, воды в этой жиже мало – слизистое, неоднородное месиво. Кажется – там мелькают в безумном танце и извивающиеся куски чего-то еще живого, и только что ставшего мертвым, и бывшего мертвым всегда – а может, это только кажется. Рассматривать некогда – чудовищная пушка выплевывает чудовищный заряд. Кошмарный гейзер взлетает над воронкой и тут же падает. Горячая, обжигающая слизь летит во все стороны.

Возвращаются назад не только улыбки. Заряды кислоты – тоже.

…Наверное, он рефлекторно успел прикрыть лицо ладонями… или очки спасли глаза… – и Леша продолжал видеть, несмотря на дикое жжение на лице и руках, залитых кипящей грязью. Инстинктивно рванулся туда, где виделось спасение – к бочке, к старой железной бочке с дождевой водой – скорей окунуться, скорей смыть проклятую гадость, разъедающую одежду и кожу…

До бочки десяток шагов, не больше, но ему казалось, что бежит целую вечность – земля то уходила вниз, то резко бросалась навстречу. Ноги подкашивались, как после непомерной дозы спиртного. Он рухнул на четвереньки, продолжая попытки доползти, добраться, ничего не получалось и тут сошедшая с ума земля нечаянно помогла – вздыбилась, опрокинула бочку навстречу.

Он жадно нырнул в хлынувший благодатный поток, на секунду позабыв обо всем, что творилось вокруг – смывал ядовитую слизь и срывал расползающуюся под руками одежду, спасительная река иссякала, он зачерпывал уже с земли жидкую грязь, втирая ее в горящее огнем лицо – но это была целительная грязь, спасающая, умеряющая невыносимое жжение…

Когда он наконец смог взглянуть вокруг? – кто знает, секунды не исчезли, просто потеряли всякое значение… – но кипевшее буйство неведомых сил все еще продолжалось… Сначала в глаза бросились последствия землетрясения (землетрясения? – да черт его знает, он никогда не попадал в землетрясения, но ничего иного на ум не приходило, да и некогда ломать голову).

Вставшая дыбом земля, столь удачно опрокинувшая бочку, так и осталась вздыбленной – в виде вала, покрытого глубокими трещинами и разрывами дерна, широкого и невысокого вала – больше всего увиденное напоминало след исполинского, со слона размером, крота, проползшего у самой поверхности.

Вал проходил как раз под старым домом – точнее под тем немногим, что осталось теперь от него и от сарая – лишь на отшибе, чуть в стороне, как гнусная издевка стояла совершенно целая дощатая уборная… Плодовые деревья, по корням которых прошел вал, наклонились в разные стороны, два огромных старых тополя у дороги просто рухнули; асфальт проезжей части вспух неровными, словно обгрызенными, плитами… Там же, у выкорчеванной колонки, бил из разорванной трубы чистый и звенящий родник…

Туда, туда! – жжение вернулось, лицо припекало. Он поднялся на ноги, подземные толчки не исчезли, но ослабли, он приноравливался к ним, как моряк к качающейся палубе корабля… Поднялся и увидел – вспучивший землю вал не закончился ни на его участке, ни на порушенной дороге – уходил, слегка загибаясь, в поле; зацепил наискось участки новой застройки (там что-то горело-дымило и доносились приглушенные расстоянием крики).

Но, самое главное, – вал продолжал расти!

Крот-гигант продолжал работу со скоростью быстро бегущего человека. Леша, позабыв про стремление к роднику, завороженно следил, как вспухает, вздыбливается заросшее люцерной поле, как вал приближается к бетонным опорам шестикиловаттной линии – готово, одна накренилась, зависла на вытянувшихся струной проводах (“голова” вала проползла дальше) – и рухнула – треск, синие молнии бьют в землю, и она, земля, набухает уже не в длину – неподвижным, растущим лишь в ширину и в высоту исполинским холмом-нарывом…

И тут тряхнуло по-настоящему, тряхнуло так, что все предыдущее показалось легкой разминкой и прелюдией: земля встала вертикально, зеленой, топорщащейся кустами и деревьями стеной – и тут же рухнула обратно, презирая все законы гравитации – рухнула, чтобы сейчас же вздыбиться снова.

Трещины распахивались хищными ртами. Схлопывались обратно – со всем, что в них провалилось…

Воздух выл.

Он просто отключился на какое-то время – защитная реакция организма, не предназначенного эволюцией для таких свистоплясок – а когда снова включился, все закончилось – и стало совсем иным.

…Леша лежал на дне котловины – круглого большого провала в земле, диаметром, пожалуй, около километра – трудно точно определить, где заканчивается все более пологий склон и начинается первозданное ровное поле. Дом, вернее остатки Лешиного дома, оказались почти в самом центре котловины, где землю больше всего истерзали разломы и трещины. И из этих трещин начала сочиться вода, с каждым мигом усиливая напор. Она тут же смывала слизь и мусор, мешалась с вывернутой темной землей, превращаясь в мутную жидкость, почти в жидкую грязь – но он видел, что изначально это самая обычная вода, прозрачная и чистая…