— Да в том-то и дело. Куда, по-твоему, денется тело в пустынном краю, где нет ничего, кроме камней?

— И все-таки это возможно.

Я молчал. Клер наблюдала за мной, радуясь, что я отнесся к ее словам вполне серьезно и теперь пытаюсь угадать, что же она умела в виду. Но в мыслях я находился далеко отсюда… Мне вдруг вспомнились слова Ману: «Я ведь тоже ищу выход». Как раз перед тем, как она сказала: «Я никогда не откажусь от тебя, Пьер». Нет, она не лгала. И если бы выход был…

— Ну как, что-нибудь придумал?

Нет, ничего я не придумал. Ману была со мной, и больше ничто меня не трогало. Если Клер хочет исчезнуть, это ее дело. Клер постучала кулаком по стене.

— Ты забыл, что здесь есть озеро глубиной в сто метров. По-твоему, там можно будет найти мое тело?

Должно быть, в моих глазах отразилось смятение. Клер поцеловала меня и присела рядом.

— Дурачок, я и не думала топиться. Предположим, мы разыграем несчастный случай. Все решат, что я упала в озеро. Как ты считаешь, дно можно обследовать?

— Навряд ли. Там полно оползней.

— А полностью осушить озеро?

— Наверняка нельзя. Пришлось бы затопить всю долину.

— Тогда все в порядке?

— Как это, в порядке? Если кто-то и впрямь утонет в озере, может, его и найдут. Но вряд ли стоит этого опасаться, поскольку купаться в нем запрещено. Ну хорошо, допустим… А как ты думаешь уехать отсюда? Граница ведь охраняется.

— Ну и что? У меня есть документы, я не нарушаю никаких законов. Уеду, как и приехала.

— А что, если… даже не знаю… вдруг на таможне запишут твое имя, потом узнают о несчастном случае…

Мои доводы никуда не годились. Когда-то я отмел все возражения Ману. Тогда я был способен на все, лишь бы Ману осталась со мной. В то время переход через границу показался бы мне сущим пустяком. Но теперь спокойная уверенность Ману выводила меня из себя.

— Где же мы будем жить потом?

— Ну, конечно, не во Франции. За границей.

— А вдруг мы когда-нибудь встретим кого-то, кто тебя опознает? Надо предусмотреть любую случайность.

— Существует один шанс на миллион, что такое случится. К тому же я покрашусь, сменю прическу, макияж… Женщине нетрудно полностью изменить свою внешность.

— А как же моя работа?

Мне не следовало этого говорить. Но почему я должен был щадить Клер? Какое она имела право требовать, чтобы я всем пожертвовал ради нее? Она взглянула на меня так, как будто я собирался ее ударить.

— Пойми меня правильно, — добавил я, — дело даже не в карьере. Это все не так важно. Но на что мы будем жить?

— Ты говоришь не знаю уж на скольких языках…

— Предположим. Но переводами много не заработаешь.

— Я тоже могу работать.

И в самом деле, ради меня она была готова вынести что угодно. Движением, исполненным безграничной нежности, она накрыла мою ладонь своей.

— Скажи «да», Пьер.

Я вновь поддался жалости, заменявшей мне любовь.

— Ладно. Допустим, что с жизнью за границей мы все уладили, — сказал я. — Остается самое сложное: несчастный случай. Ты, верно, забыла, что над плотиной есть сторожевой пост.

— Часовые почти все время спят.

— Может, оно и так. Хотя и не совсем. Днем, когда у озера никого нет, они и правда дремлют. Но вечером и ночью не спят, я уверен. Если во время прогулки один из нас свалится в озеро, они тут же поднимут тревогу.

Я думал сбить ее с толку. Но не тут-то было.

— Я и забыла про часовых, — призналась она, — но это нам скорее на руку… Разве мы не могли бы подстроить автомобильную аварию? Я только еще не знаю как… Надо подумать. Погоди-ка, дай мне сообразить. Допустим, однажды утром мы отправимся в Кабул за покупками. Как-то раз мы уже так сделали, и никого это не удивило. Значит, мы можем поехать снова.

— Продолжай.

— Ты вернешься один, когда стемнеет… и машина свалится в воду.

— Легко сказать…

— Ты подгонишь ее к краю тропинки, включишь первую скорость, а сам выпрыгнешь… По-моему, это не так сложно… Часовые услышат шум, позовут на помощь. Дальше все зависит от тебя. Ты скажешь, что я попыталась сама вести машину, когда ты вышел, и что-то напутала с управлением. Вот и все.

Ей все еще не удавалось меня убедить — до этого пока было далеко. Я по-прежнему намерен был разгромить этот план, и все же настойчивость и изобретательность Клер не могли меня не восхитить. Я выдвинул первое возражение:

— А что, если по какой-то причине я не смогу столкнуть машину?

— Тогда ты наутро приедешь за мной в Кабул. Я имею право переночевать в Кабуле. Нет, тут нам опасаться нечего. Рене не удивится. Я подожду и, если ты не вернешься, поеду в Пешавар.

Она уже говорила в будущем времени: мы покинули область предположений, и мне поневоле пришлось занять какую-то позицию.

— Нет, — сказал я. — В теории все выходит очень гладко, но стоит копнуть поглубже, и окажется, что все не так-то просто.

— Что, например?

— Ну хотя бы… а как ты доберешься до границы? Я беру первое, что приходит в голову.

— Послушай, — сказала Клер, — если ты пытаешься мне доказать, что существует определенный риск, тогда, конечно, не стоит и пытаться. Риск существует всегда. Но если мы будем выжидать, то подвергнем себя куда более серьезной опасности. Пьер, хватит с меня этой лжи. Мои силы на исходе. Но если муж узнает правду, это действительно будет ужасно. А теперь надо выбирать.

Я чуть было не ответил ей: «Наберись терпения», как, бывало, говаривала мне Ману. Клер положила голову мне на плечо.

— Я что-нибудь придумаю, — продолжала она. — Женщина в этом случае скорее справится с задачей, чем мужчина. В Кабуле меня никто не знает. Я возьму машину до границы. Это же совсем близко. Потом доберусь до Пешавара, сяду на самолет… Ты не веришь, что все получится так, как задумано?

— Честно говоря, не очень.

— Но почему?

Ни один убедительный аргумент мне в голову не приходил. Пришлось признать, что в общих чертах план Клер выглядел вполне разумным.

— И все-таки проще было бы развестись, — добавил я.

— Если ты боишься, не будем говорить об этом, — отрезала Клер.

Она уселась подальше от меня, взяла свое шитье, и я тут же сдался… Мне и сейчас случается себя спрашивать: мог ли я тогда поступить иначе? Честно говоря, не думаю. Согласившись стать ее любовником, я был вынужден мириться с последствиями того, что между нами произошло. Безусловно, истинной виновницей случившегося была Ману. Но время, когда еще можно было рассказать о ее существовании, миновало. К тому же то, о чем просила меня Клер, скорее напоминало услугу, чем сообщничество. Она больше не желала жить с Жаллю, но понимала, что тот ни за что не согласится на развод. Я не вмешивался в чужую ссору. Я всего лишь помогал Клер обрести свободу. Что до ее планов на будущее, это дело другое, однако с этим можно было и повременить. Самое главное, я нужен был Клер только как повод, чтобы избавиться от Жаллю. Повстречай она не меня, а кого-то другого, ничего бы от этого не изменилось. И другой на моем месте не стал бы колебаться! Таков был ход мысли, определивший мое решение. Правда, я не сдался без боя.

— С точки зрения закона, ты будешь считаться умершей, — напомнил я.

— А по-твоему, сейчас я живу? — воскликнула она. — Вот уже долгие годы я не принадлежу себе. Лишь его воля имеет значение. Недаром он строит плотины. Ни на что он больше не годен, как только преграждать путь, перекрывать течение! С меня довольно. Если так будет продолжаться, мне и впрямь лучше умереть. Пьер, ну пожалуйста. Кроме тебя, у меня нет никого на свете.

— Давай обдумаем все хорошенько.

— Только не надо ничего обдумывать. Чем больше думаешь, тем труднее на что-то решиться. Скажи «да» или «нет»!

Я почти любил ее, когда она, как сейчас, смотрела на меня с такой собачьей преданностью. Ману не умела отдаваться вот так, без остатка. И она никогда не нуждалась бы во мне по-настоящему. Я напрасно оскорблял Клер, приписывая ей какие-то небескорыстные побуждения. Кто знает, не встреться я ей, она, быть может, и примирилась со своей участью. Да, она права; у нее никого нет, кроме меня, я же все боюсь продешевить, что-то прикидываю, тяну время, придумываю отговорки. Я готов предать ее только потому, что меня самого предала Ману. Поддавшись искреннему порыву, я взял ее за руку.