Его тоска по Марианне все возрастала. Он стал рассеянным и невнимательным по службе.

От Хартенека, с которым Бертрам теперь часто бывал вместе, не укрылось это его состояние. Он всячески порицал Бертрама, а потом деланно холодным голосом спросил, не запутался ли тот в долгах.

Разговор их происходил в помещении, где велись занятия по прицельному бомбометанию. Они стояли на краю моста, под которым на глубине около двух метров расстилался ковер аэрофотоснимков. Опершись на перила моста, они смотрели вниз. Им казалось, что они и в самом деле летят над лесами, холмами, дорогами и затерянными деревушками. А с середины моста горящими от нетерпения волчьими глазами смотрели вниз курсанты. С еще большим напряжением, чем они, следил за фотопленкой тот курсант, чья очередь сейчас была упражняться, следил, когда появится предназначенная для него цель, какая-нибудь одинокая мельница, мост, корабль в бухте или даже вокзал, затерянный среди неподвижного хаоса городских домов.

Сейчас самое главное было правильно оценить расстояние и соразмерить его со скоростью полета и углом падения бомбы. И если рука юноши вовремя нажимала на рычаг, то через несколько секунд — промежуток времени от сброса бомбы до попадания в цель — ковер из фотоснимков прерывал свой бег, тем самым показывая, что цель поражена.

При виде столь усердной игры юношей с этим чудо-ковром, можно было ожидать, что когда-нибудь впоследствии они с известной уверенностью и твердостью исполнят свои роли посланцев злого рока.

Однако пока дело не слишком ладилось, как только что доказал курсант Кресс.

— Опять потрава полей! — насмешливо произнес Цурлинден, и все кругом засмеялись.

Под с трудом прилизанными светлыми кудрями на бледном лице юного Кресса проступила краска. Пристыженно и словно взывая о помощи он взглянул на Хартенека.

Обер-лейтенант вынудил курсантов устыдиться своего злорадства. Оставив Бертрама, он подошел вплотную к Крессу. Положив левую руку на плечо курсанта, он еще раз объяснил ему технику бомбометания. Белокурый курсант послушно внимал обер-лейтенанту, затем щелкнул каблуками и опять склонился над прицельным устройством.

Чтобы начать тренировку, обер-лейтенант велел прокрутить фотоленту сначала. Моментально, почти незаметно, проскочил пейзаж, на который только что все спокойно взирали, поскольку в обратном направлении пленка крутилась с неуправляемой скоростью. Те, кто не спускал с пленки внимательного взгляда, поспешили пока что покрепче ухватиться за перила. Затем пленка опять остановилась. Показались холмы, леса, деревня и озеро, очаровательно уменьшенные в размерах.

— Готовы? — спросил Хартенек.

— Так точно! — раздался мальчишеский голос.

Озеро стало опускаться, деревня отъехала в сторону, Кресс теперь парил над лесами и холмами. Хартенек стоял рядом с ним. Бертраму казалось, что соседство обер-лейтенанта сбивает курсанта. И в самом деле, он и на этот раз промазал. Пленка остановилась, когда узловая железнодорожная станция, которую он должен был разбомбить, осталась далеко позади.

Хартенек чуть ли не с нежностью снял руку юноши с рычага управления.

— Не надо так напрягаться! Держите рычаг свободнее, не так судорожно, — советовал он. Голос его звучал очень тепло. Для Бертрама это явилось полной неожиданностью. Ему показалось, что есть что-то недопустимое в том, как стояли рядом учитель и ученик, и сердито спросил себя: что Хартенеку нужно от этого парня?

Третья попытка тоже кончилась неудачей. Кресс, бледный как полотно, старался сдержать набегающие слезы. Хартенек с неожиданным терпением выбирал для него другую цель, которую Кресс сперва должен был отыскать на карте. Пальцы у него дрожали, когда он указывал на маленькую серую точку — остров, который подобрал для него обер-лейтенант.

— Итак, — сказал Хартенек, — налет на Вюст. Видите бухту на юге?

— Ну уж на этот раз он ему подобрал что полегче, — заметил курсант, стоявший рядом с Бертрамом. Увидев внизу остров, Бертрам вспомнил утро, когда он летал на Вюст за Йостом.

С того утра все стало плохо, с того утра вокруг Бертрама сгустилась ночь. Он больше не видел перед собою цели, не видел пути, по которому шел.

А вон стоит обер-лейтенант, тощий как палка, наклонив вперед свою круглую голову. Бертрам надеялся, что Хартенек поможет ему, укажет ему путь. Так показалось Бертраму в тот вечер, когда Хартенек неожиданно заявился к нему. Тогда Бертрам готов был ввериться ему. И эта готовность еще жила в нем. Но на этом все и кончилось. Между ними словно стояла стена, которую Бертрам не мог одолеть. Оба они ходили вдоль этой стены, Бертрам по одну, а Хартенек по другую сторону. Они слышали шаги друг друга, знали, что идут в одном направлении. И Хартенек что-то кричал ему через стену, но стена поглощала его слова, и Бертрам по-прежнему был одинок.

И в этом одиночестве его терзала тоска по Марианне, гнала его прочь от стены, которая, несмотря ни на что, все-таки была опорой, и возвращала назад, в полную неизвестность. Бертраму было страшно.

Ковер фотографий внизу остановился.

— Прямое попадание, — удовлетворенно констатировал Хартенек.

Юный Кресс устало откинул волосы со лба и с вопросительной улыбкой взглянул на обер-лейтенанта.

— Только смотрите сразу не зазнайтесь, образцовый стрелок, — пошутил тощий Хартенек и с легкой иронией потрепал курсанта по щеке.

До чего же он омерзителен со своими негнущимися ногами, со своим длинным носом, подумал Бертрам. Да еще эти допотопные манеры, вроде шутливого потрепыванья по щеке! Он недостаточно стар, чтобы вести себя как эдакий добрый дядюшка! Хартенек опять подошел к Бертраму и стал так близко от него, что их плечи соприкоснулись.

— Что-то медленно продвигается это дело с Абиссинией, верно? — проговорил он, словно продолжая прерванную беседу.

Бертрам даже не сразу сообразил что к чему.

— Итальянцы, безусловно, представляли себе все иначе, — продолжал Хартенек. У юного Кресса, стоявшего среди других курсантов, сияли глаза.

— Не важно, они хоть что-то делают, а мы просто закисаем, — Бертрам произнес это с такой горечью, что Хартенек звонко рассмеялся.

— Надо набраться терпения, — покровительственно заметил он. — Мы еще свое возьмем. И уж если мы выступим, то не удовольствуемся какими-то пустынями. Нам годится только самое лучшее, а это не так легко заполучить. В конце концов, у нас воинскую повинность отбывают всего полгода. И нам сперва надо, чтобы эти птенцы оперились. — Он кивнул в сторону курсантов. Бертраму показалось, что этот кивок относится только к Крессу. И ничего не ответил. Хартенек, во время разговора внимательно наблюдавший за тренировкой, взглянул на Бертрама. Этот испытующий взгляд в такой близи смутил лейтенанта. И он опять почувствовал, что их разделяет стена.

Бертрам решил отказаться от обеда и пошел к себе в дежурку, где его встретил Йост.

Майор был в отличном расположении духа, поскольку наконец сообщил Марианне о внезапном появлении Хайна Зоммерванда. И она не проявила ни капли любопытства! А это значило, что прошлое и для нее стало прошлым. Она видела всю разницу между ними, созданную временем. Йост был очень этому рад и решил пойти на пункт взлета второй эскадрильи, чтобы самому посмотреть, как там идут дела с новыми сооружениями.

Бертрам все-таки успел улучить момент и позвонить во вторую эскадрилью, маленькая дружеская услуга, которую майор Шрайфогель, конечно, ему не забудет.

Так что они застали последнего самым естественным образом беседующим с инженером, правда, глаза у него еще были красными от послеобеденного сна. Он как раз распекал инженера за то, что работы ведутся слишком медленно, и стал благодарить Йоста, мол, его авторитет поможет ускорить дело.

По целому ряду причин им необходимо было спешить. Каждый потерянный день — это проигранный бой.

И у Йоста был на руках козырь, при помощи которого он мог подхлестнуть честолюбие инженера, этого широкоплечего и очень самоуверенного человека.