Автор этого очерка передал в Гомельский областной краеведческий музей медаль «За оборону Москвы», которой Иван Меньшиков был награжден посмертно, его книги «Человек ищет счастья» («Советский писатель», 1946), «Повести и рассказы» (ГИХЛ, 1958), «Когда прилетят скворцы», вышедшая на белорусском языке («Мастацкая літаратура», Минск, 1980), книгу А. А. Михайлова «Север в литературе», «Информационный бюллетень» Союза писателей СССР с очерками, статьями, воспоминаниями о жизни и творчестве Ивана Николаевича Меньшикова и другие материалы.

В фонде писателя в Гомельском музее большое место занимает периодика, в которой в 30—40-е годы часто печатались рассказы, очерки, статьи и рецензии Ивана Меньшикова. Это журналы «Литература и искусство Казахстана», «Красная новь», «30 дней», «Крестьянка», «Смена», «Магадан», «Новый мир», «Октябрь», «Молодая гвардия», «Колхозник», «Звезда Севера», «Советская Арктика», «Дружные ребята», «Север»; сборники «Флот в боях за Родину», «Звено», «Молодость», «Литературно-эстрадный сборник» и другие; газеты «Правда», «Правда Севера», «Литературная газета» и другие.

Вот некоторые названия произведений Ивана Меньшикова: северные рассказы «Шаман», «Не плачь, Наточка!», «Чужая тропа», «Аргонавт покидает дом», «Девушка не требует жалости», «Сердце земли», «Ненецкая легенда»; северные новеллы «Тобоки, подаренные любимой», «Мы с тобой отработали, старина», «Человек, бегущий от смерти»; очерки и статьи о Севере «В тундре», «Театр за Полярным кругом», «Поговорим о мастерстве», «Литература ненцев».

Есть в Гомельском музее и фронтовые рассказы Ивана Меньшикова и его рассказы о людях тыла в годы войны. Это «Бессмертие», «Аринка», «Глава семьи», «Обвал», «Ленька», «Оленка», «Последний рейс», «Сын великого Новгорода», «Гвардии барабанщик» и другие. Многие из них не входили в отдельные издания писателя.

Переданы музею также ксерокопии неопубликованных произведений Ивана Меньшикова, а также фотокопии первых страниц его романов «Отчизна» и «Ночь перед войной», пьесы «Лиза Чайкина».

В годы Великой Отечественной войны на страницах газет «Комсомольская правда», «Московский комсомолец», «Гудок» были опубликованы очерки Ивана Меньшикова о сельской молодежи, такие, как «Есть поддержка фронту!», «Испытание», «В кубанских степях», «В приокских поймах», «В едином порыве», «Девушки с элеватора», «Нашу силу никакой враг не поборет», «Возрождение ОД-3113», «Ночь накануне сева», «Свинарка Нина Морозова», «Комсомольский секретарь Валя Акименко», «Кузнец и его друзья» и другие, которые также являются собственностью Гомельского музея.

В Айлинской средней школе, где в 20-х годах учился Иван Меньшиков, создана комната-музей писателя. В Саткинском районном, в Челябинском областном, в Нарьян-Марском окружном краеведческих музеях существуют литературные фонды Ивана Меньшикова.

В нелегком деле собирания материалов мне помогает Союз писателей Белоруссии, оказывая моральную и материальную поддержку. В этой связи хочется поблагодарить руководство союза, а также писателей, журналистов, литературоведов, историков, работников музеев, архивов и библиотек, родственников Ивана Меньшикова, редакции газет «Комсомольская правда» и «Нарьяна вындер», земляков писателя.

Дмитрий Маслов

В большую ночь Орлиного месяца[10], когда скрип нарт слышен от края до края земли — так крепок мороз, — на берегу студеного моря родился Таули, сын Пырерко.

Он родился в маленьком чуме, поставленном вдали от жилья для того, чтобы роженица не осквернила стойбища. В чум никто не смел войти, кроме женщины, родившей десять раз, и старого шамана.

Но и шаман, прежде чем войти к роженице, должен был семь раз проползти на животе вокруг чума, повторяя шепотом свои заклинания. Шаман должен был снять с себя священный пояс, украшенный зубами медведя, убитого в лунную ночь, чтобы злые духи не вошли в новорожденного и не задушили его.

Слепая собака тихо скулила у входа в чум. Она подняла свою голову высоко к лунному небу и, поджав хвост, выла от тоски на оранжевый диск луны. Шаман торопился.

Стиснув левой рукой овальный бубен, похожий на детский гробик, он раненым тюленем ползал вокруг чума и, задыхаясь, шептал свои заклинания против злых тадебциев — духов. Он подполз к собаке, встал, пнул ее в тощий живот, и она замолкла.

Резкий крик ребенка вызвал улыбку на лице шамана. Он вошел в чум, и тяжелый воздух стеснил его легкие. Ощупью, в темноте, он нашел ребенка, перевязал пуповину клочком материнских волос и вынес малыша из чума.

Охваченный холодом, ребенок помертвел. Шаман положил его наземь и посыпал снегом, чтобы он никогда не боялся мороза. Слепая собака подползла к малышу и лизнула его в живот.

Завернув ребенка в полу малицы[11], шаман отнес его матери и сказал:

— Зови его Таули. На языке тадебциев это — неустрашимый.

И шаман вышел из родильного чума.

Старый Пырерко заколол важенку с белой звездой на лбу и поднес шаману деревянную чашу, полную тепловатой крови.

— Все, что хочешь, проси, — сказал он.

Но шаман выпил оленью кровь и ответил:

— Двух олешков ты отдаришь мне через год.

Так полагалось отвечать великому шаману.

Поблагодарив стойбище за гостеприимство, он надел священный пояс, украшенный зубами волка и медведя, и скрылся на своих нартах в лунной бесконечной ночи.

В эту же ночь в соседнем стойбище родились: у пастуха Лаптандера сын, а у князя Тэйрэко дочь. Шаман назвал мальчика Пани, а девочку Нанук.

Про Пани он сказал:

— Если вырастет охотником — хорошо, если пастухом вырастет — тоже не худо…

А про Нанук, дочь князя, желая польстить отцу, спел хынос — былину:

— Среди гор Пай-Хоя в чуме богатого князя родилась дочь, синеглазая Певалэ. Она была так прекрасна, что князь не огорчился, что у него родилась дочь, а не сын.

И вот, когда над головой Певалэ пролетели гуси-годы и ей наступило пятнадцать лет, юноши со всех земель стали посылать к ней сватов. Женихи были богаты, красивы, сильны. Старый князь готов был выдать Певалэ за любого из них, но дочь у него была одна. Он любил ее и предоставил ей свободу в выборе жениха.

«Пусть сами женихи придут сюда», — сказала Певалэ сватам.

И пришли женихи. Их было так много, что от дыма их костров почернело небо.

Тут были князья, воеводы, богатыри и купцы.

И все они, увидев Певалэ, были поражены ее красотой. И когда Певалэ взошла на холм, чтобы ей лучше было видеть всех своих женихов, они закричали:

«Проси все, что хочешь, солнце наших тундр! Все для тебя сделаем».

Певалэ насмешливо обвела взглядом юношей и сказала:

«Вы не остяки, не тунгусы, не русские, но среди вас я не вижу Ялико. Посмотрим же, храбрее ли вы его».

«Мы все сделаем для тебя!» — закричали юноши.

«Мне немного надо, — засмеялась Певалэ, и глаза ее, напрасно ищущие в толпе Ялико, стали печальны. — Мне немного надо».

И, помолчав, Певалэ указала на солнце.

«Видите, — сказала она, — солнце прекраснее меня. Так пусть тот, кто хочет стать моим мужем, семь больших дней смотрит на него, не смыкая век.

Потрясенными стояли юноши, когда поняли, что́ хочет от них Певалэ. Потом они зароптали.