Пауза.

– Не бойся этого, Алек. Конечно, дома мы заправляемся на Юпитере. Но и на Солнце заправляются тоже. Правда, человек в этом не участвует. Но если выдерживает робот, почему не вытерпит человек?..

Забавная логика. Разумеется, я мог бы рассказать ему, как мои товарищи ныряли в хромосферу – в одиночку, на примитивной технике, но остались живы и здоровы. Теперь об этом забыли. Космонавтика теперь – не профессия. Это работа роботов, и не обязательно помнить чьи-то подвиги на недостойном человека поприще. Я ничего не рассказываю Рому.

– Ничего не бойся, – продолжает он. – В ваше время космос считали вместилищем всевозможных опасностей; это не так. В космосе ничего нет. И никого, Алек. Природа, как выяснилось, любит пустоту. Что мы нашли в радиусе десяти парсеков от Солнца? Почти ничего. Несколько бедных биосфер, и ничего больше.

Он снова делает паузу, глядя на звезды глазами факира.

– И еще одна вещь. Совет товарищу, идущему туда, где ты уже побывал. Избегай черных дыр. Никогда не подходи к черным дырам. Никогда, Алек.

– Почему?

– Это опасно, Алек. У них слишком сильная гравитация. Дело не в том, что тебя засосет полем. Это не главное. Но тяготение делает черную дыру подобной живому мозгу.

– Не понимаю.

– Она как мозг, – объясняет Ром. – Она как человек, как мы с тобой. Все живое питается информацией и этим живет. Мертвая материя, наоборот, ее излучает. Атомы, электроны, звезды… Они излучают свет, а мы ловим его и оставляем в себе. Мы и черные дыры. Они ведь только снаружи черные. Внутри у них свет, Алек. Как и у нас. В этом смысле все мы – черные дыры.

– Любопытная точка зрения.

– Она не моя, Алек. Не моя, но я ее разделяю. Мы собираем информацию и на основании ее свободны. Никто не сможет предсказать наших поступков. Так и черные дыры, Алек.

– Не понимаю, Ром. Какие могут быть у них поступки?

– Не знаю, Алек. Этого не знает никто. Но они живут в другом времени. Их гравитация делает так, что наша вечность продолжается для них один миг. За миг никто не совершает поступков. Мы тоже, Алек. Но что случится с черной дырой миг спустя, когда истечет наша вечность? Ты можешь это сказать?

– Через бесконечное время? Не могу, Ром.

– И никто не может, Алек. А если нельзя предсказать поведение – значит, оно непредсказуемо. А если поведение черной дыры непредсказуемо, это значит, что она свободна в своих поступках. Да, Алек. Что тебе еще нужно? Обладание информацией, свет внутри и свобода воли. Это разум, Алек.

– Но если так, зачем мне избегать их? Если это единственный шанс встретить разум…

– Мы слишком разные, – говорит Ром. – Мы в разных временных рядах. Ведь люди думают мыслями…

– А черные дыры?

– Они? Они мыслят нами, когда мы попадаем в их плен!..

Мы разговариваем в рубке с Адамом. Оказывается, он еще и командир экспедиции.

Впрочем, его пост называется по-другому. Он только координатор. Всеобщее равенство – это их пункт. Всеобщее равенство и подчеркнутый индивидуализм. Но если ты командир, то никуда от этого не денешься; называйся хоть груздем.

– Сейчас подойдет «Феникс». Смотри внимательно. Это интересно и очень красиво.

Мне действительно интересно, но не потому что красиво. «Феникс» – наш второй звездолет. Они близнецы: «Феникс» и «Жар-птица». Но на «Фениксе» нет людей: он нагружен зародышами живых существ, растений и механизмов.

Вот и он. «Жар-птица» обегает планету по круговой орбите, совсем невысокой. Внизу белые облака с черными провалами в них – как шахматная доска. Элегантная планета. А ведь недавно она, еще неоткрытая, была голым каменным шаром. Молодцы терраформисты, здорово поработали. Даром что автоматы.

Альтаир стоит высоко, слепит глаза. Из-за этого нет звезд. «Феникс» подкрадывается незаметно. Мы не видим, как возникает где-то вдали звездочка над шахматной доской атмосферы, как она делается ярче, приближается, становится похожей на белую пешку, неотвратимо превращающуюся в ферзя. Нет – мы сразу видим ферзя. Он медленно растет.

Я смотрю на него. Действительно, приближение корабля красиво. Адам прав, но у меня-то опыт гораздо больше. Я ведь космонавт, пусть из средневековья. Матрос Колумб лучше понимал море, чем человек XX века, даже плывущий на теплоходе…

«Феникс» растет. Это он подобрал меня в пустоте 50 лет назад. Вита рассказывала, как это происходило. Хотя команду дала она, «Феникс» – вернее, его кибермозг по имени Фен – все делал сам. Сам посылал катер к обломку моего экспресса, сам его обследовал и сам переправил меня на «Жар-птицу». Оживить меня он тоже мог, но боялся шока. Умный мозг, вероятно. Интересно будет с ним познакомиться.

– Ты не передумал? – спрашивает Адам.

– Нет, – говорю я. – Пойми, я профессионал. Я не готов к родя колониста. Я выбираю космос. Я никогда не привыкну к вашим обычаям. У твоего времена свои взгляды, я их уважаю, но у меня тоже свои взгляды.

Адам молча глядит на приближающийся звездолет.

– В конце концов, если автоматы-терраформисты ушли дальше – значит, таков план.

– Да. Таков План.

Слово «план» Адам произносит с большой буквы, будто речь идет о чем-то божественном.

– Раз так, я иду дальше. Я космонавт, Адам. Мне нравится ваше будущее, но я иду дальше.

– Один?

Вопрос меня не удивляет. Есть масса объективных причин, приводящих к тому, что понятия «бросить женщину» для моих новых друзей не существует. Они мне нравятся, но не за это свое качество.

– Со мной летит Вита.

Момент напряженный. Адам – только координатор. Программу колонизации составлял не он, поэтому должен ей следовать. Если он скажет «нет»…

– А она согласна?

Отличный вопрос. Кто я такой? Средневековый монстр, которому плевать на человеческие желания. Ясно, что я могу увезти Виту насильно. Очевидно, предварительно связав ее и перестреляв половину команды во время поспешного отступления…

– Да.

– Еще кого-нибудь берешь?

Снова отличный вопрос. Отличный от того, что ожидаешь.

– Нет, – говорю я. – Больше никого.

Некоторое время молчим, глядя на облака. «Феникс» отстал от нас, ушел из поля зрения.

– Хорошо, – говорит наконец Адам. – Я, кажется, понимаю, почему все они в тебя влюблены…

Действительно, только в такого и влюбишься. Моногам, да еще со своими взглядами. Как такого отпустишь?..

– Может быть, – говорит Адам, – даже хорошо, что ты улетаешь…

Я его понимаю. Будь он моим современником, я знал бы, что понимаю правильно.

– …И хорошо, что с тобой летит Вита. Она ведь со многими испортила отношения.

Еще бы – монопольная обладательница первобытного моногама. Правда, это по нашей мерке, у потомков взгляды шире. Но Вита говорит так: «Не суди по нам. Кто летит в колонистки? Женщины с ненормально развитым материнским инстинктом. Уродки… На Земле совсем другие люди».

– Ты знаешь, я просто координатор, – говорит Адам. – Но будь моя власть, я бы приказал: улетайте.

Так. Внизу проплывают сверкающие поля облаков. Горизонт охвачен радужной дугой, но солнце вот-вот опустится, и станет темно.

«Улетайте».

Тот же пейзаж, но уже из-под атмосферы. Здесь когда-нибудь вырастет город. Пока здесь наш лагерь. Он спит. Похоже на Землю 1999 года, только пустынно, ни кустика. Планета еще не засажена.

Завтра мы с Витой улетаем; сегодня я прощаюсь с Юрой. Мы сидим рядышком, и ей хорошо. Она этого не скрывает.

– Какой чудесный вечер, – говорит она. – Как все здорово. Давай не будем варварски обращаться друг с другом.

Она для меня не просто женщина. Это эпоха, в которую я никогда не вернусь. Сейчас я по-другому воспринимаю слова Адама: «Больше тебе никто не нужен?» Но я встретил Виту на полвека раньше. Вита спасла мне жизнь. Я люблю Виту. Юра – просто красивая девушка. Разве мало таких на свете?

Внезапно понимаю, что мало. Те, что остались на Земле, не в счет. Они для меня как древнеегипетские красавицы. Женщины лагеря тоже не в счет, по той же причине. Сейчас они спят, а завтра мы уходим чуть свет.