– Я собирался сходить туда завтра вечером и взглянуть на старушку Дороти. Хочешь, пойдем вместе?

– Да, конечно, – говорю я.

Еще не родился человек, который мог бы не пустить Джека Шляпу туда, куда ему нужно пройти.

Мы пьем еще. «Бакарди» сводит действие «бомбовозов» практически на нет. Клуб закрывается на ночь, но за столом остается несколько человек из самых близких. Плюс пара шлюх. Присоединяюсь к разговору. Тони Грек перебрался в Финсбери-парк. Купил ресторан. С делишками завязал, живет честно. Большой Джок Макласки мотает срок. Ему впаяли два года. Джимми Мерфи пропал без следа. Все в курсе, что он обвел Гарри с фирмой-«подснежником». Люди за столом дипломатично пожимают плечами. Никто не знает, что с Мерфи. Быть может, он служит фундаментом для одной из опор новенькой Уэствейской эстакады. Всем все равно. Нет тела, нет и дела. Где тело – никто не знает. Наверное, там же, где и остальные. Где Джинджер Маркс. Его застрелили средь бела дня на Чешир-стрит, бросили в машину и увезли. Экспертам-криминалистам остались для анализа лишь несколько пятен крови, пара гильз да Марксовы очки. Никакого трупа. Убийцам, впрочем, стоило бы подумать о том, чтобы использовать револьвер. Автоматические пистолеты оставляют слишком много улик.

Гарри вовсю обхаживает одного из мальчиков – очаровательного блондина с нежным румянцем на покрытых пушком щеках. Пересказывает ему последние сплетни из мира шоу-бизнеса. Намекает на хорошие связи в нужных местах, в том числе и на самом верху. Гладит мальчика под столом. Я и сам не прочь заняться легким развратцем. Одна из шлюх еще работает, и я ухожу с ней.

Едем к ней в ее убогую, маленькую квартирку. С газовым отоплением. Пуфф – вспыхивает газ. Пока она раздевается, успеваю ее немного пощупать. Она отталкивает меня и ложится в постель. Я тоже раздеваюсь и подхожу к кровати с другой стороны. В комнате чертовски холодно.

– Ты так и будешь трахаться в шляпе? – спрашивает она скрипучим голосом.

Я снимаю шляпу и плавным движением бросаю ее на стул. Промахиваюсь. Шляпа падает на пол. Лысина тоже мерзнет. Вообще-то лысина считается признаком незаурядных мужских достоинств, но сегодня не тот случай. Виноваты, конечно, таблетки и алкоголь, но от этого не легче. «Дружок» не стоит. Не стоит, и все!

Внезапно на меня наваливается тоска. Мне нужно за что-то схватиться, и я хватаюсь за нее. Стискиваю зубы. Всхлипываю. Тыкаюсь лицом в ее сиськи. Ну, ну… Она гладит меня сзади по шее. Она это уже проходила. Еще один ни на что не годный клиент. Бедный Джек. Ну, не плачь!.. Погладить меня по волосам она не может, потому что никаких волос у меня не осталось, поэтому она просто легонько похлопывает меня по лысине. Джек сегодня не мужчина. И никакого «чика-чика-чика» не будет. У Джека не стоит. Не стоит, хоть ты тресни! О Господи!.. Мне нужно за что-то ухватиться, и я хватаюсь за эту шлюху, как утопающий хватается за соломинку. Я хватаюсь за нее и думаю о Мэдж. О том, как я ее оттолкнул. О том, как я вытолкнул ее из машины на полном ходу.

Мне не спится. Моя шлюха повернулась на спину и храпит. Длинная, одинокая ночь… Бесконечная ночь. Холодный, серый рассвет. Встаю, одеваюсь. Надеваю перед зеркалом шляпу. Поправляю галстук. Нащупываю пачку денег в нагрудном кармане. Это Бердсли. Пересчитываю. Интересно, зачем этому ничтожеству «пушка»? Кладу пятерку на ночной столик рядом со старой упаковкой «Дьюрекс». Зачем этому козлу «пушка»?..

Выхожу на улицу и сажусь в машину. Некоторое время езжу по окрестным улицам, покупаю газету, нахожу кафе. Заказываю горячий завтрак. В кафе полно рабочих, которые заправляются перед очередной сменой. Поливаю кетчупом «сопливые» яйца, потом ставлю бутылочку на стол, чтобы прислонить к ней «Дейли миррор». В глаза мне бросается заголовок: «РАСЧЛЕНЕННОЕ ТЕЛО НАЙДЕНО В ДВУХ ЧЕМОДАНАХ».

Я съедаю ровно столько, сколько в состоянии удержать мой бедный желудок. После «химии» и алкоголя чувствую себя скверно. В том числе – морально.

Еду домой. Стаканчик водки для поправки здоровья. Падаю в постель. Сплю. Когда я просыпаюсь, на улице снова начинает темнеть. Четыре пополудни. Самочувствие отвратительное. Впрочем, пара «бомбовозов» помогает мне взбодриться. Так-то лучше. Принимаю душ. Бреюсь. Ненадолго сажусь к телевизору. Отыскиваю в шкафу относительно свежую рубашку, кладу на стол и вожу по ней утюгом. Чистого белья нет, поэтому я надеваю плавки. Обмахиваю влажной тряпкой пиджак и брюки. Нужно выглядеть… Нужно. Чика-чика-чика и прочее… Главное в человеке – приличный костюм и туфли, остальное приложится.

Звоню Гарри. Договариваюсь встретиться с ним в «Майлдмей-таверн» на Боллз-Понд-роуд. Сегодня мы идем в «Темпо», и я в темпе опрокидываю один за другим несколько стаканчиков. Кто сказал, что меня туда больше не пустят? Мы еще поглядим, как это у них получится.

Вот теперь я готов. Закидываюсь еще парочкой «черненьких» – просто для того, чтоб не штормило.

В паб я приезжаю где-то в половине девятого. Гарри уже здесь. С ним Джимми Бриггс и Пэтси Мерфи. И один из братьев Ламбриану. Тони, кажется…

– Тони только что из «Бурсы», – говорит Пэтси.

Из Бристольской тюрьмы, значит… Протягиваю ему несколько банкнот. Так полагается.

– Я могу чем-нибудь помочь? – спрашиваю я.

Я вижу, что Гарри помалкивает насчет аэропорта, поскольку братья Ламбриану неплохо ладят с Большой Двойкой. Говорят, Близнецы их обхаживают – в смысле постели. Ну, не знаю… Начинаю в целях конспирации болтать о том, как я помог Чарли Уилсону сделать ноги из Уинсон-Грин.

В «Темпо» мы попадаем, порядочно раздухарившись и к тому же хорошо набравшись. У входа получается заминка. Долбаные джорди в своих обезьяньих ливреях не хотят меня пускать. В конце концов на шум выходит сам Фредди.

– Послушайте, вы, – изрекает он с убийственно корректным видом, – я не хочу, чтобы Джек снова устроил у нас бучу.

Тут вмешивается Гарри. Он говорит с Фредди как один клубовладелец с другим.

– Не беспокойся, Фред, – заявляет он. – Джек со мной. Я за ним пригляжу.

Нервно улыбаясь, Фредди кивает в знак того, что я могу пройти. По его лицу сразу ясно, что он боится за свою мебель, за свои столы, светильники и прочее. Но я гордо шагаю мимо него – мне наплевать, что он там про себя думает. Честно говоря, я чувствую себя обиженным и раздраженным. Поэтому я закидываюсь еще парочкой «бомбовозов» и догоняюсь «бакарди» с кокой. Сразу же мне становится значительно лучше, и я решаю, что буду держаться подальше от неприятностей. Чика-чика-чика… Да пошли они все!

Стены в «Темпо» красные, стулья словно обрызганы позолотой. Для пущего шика, я думаю. Все женщины в мехах, но без трусиков – так мне, во всяком случае, представляется. В общем, тоска зеленая. Даже тинейджеры, которым я толкаю свои калики, знают, как нужно развлекаться, а здесь… По-моему, эти типы в смокингах просто выделываются друг перед другом. Меня, во всяком случае, весь этот маскарад нисколько не впечатляет.

Мы с Гарри схватили еще по стакашку и заняли свободный столик. Дороти Сквайрс уже начала свое выступление. У нее короткие светлые волосы, но выглядит она, откровенно говоря, несколько староватой. Голос с легкой хрипотцой. Грустная, лирическая песня. Да, ее лучшие времена, безусловно, позади, но голос у нее остался, да и петь она умеет. Гарри, во всяком случае, нравится. Впрочем, насколько я знаю, «голубым» как раз такое и нравится. Чтобы какая-нибудь старая мочалка пела заунывную песню о том, как ей плохо и как она сама в этом виновата. Вроде старушки Джуди Гарленд. Я-то знаю – Гарри от нее без ума и все такое.

В перерывах между песнями Дороти присасывается к какой-то бутылке и делает из горлышка один-два глотка. Делает вид, будто это простая вода, конечно, но это наверняка спиртное. И по-моему, она уже немного окосела. Гарри это не по душе. «Непрофессионально» – вот как он, наверное, думает.