Когда Хидэхире сообщили об этом, он лежал из-за простуды в постели и не вкушал пищи, но тут же призвал к себе старшего сына по имени Мотоёси-но кандзя Ясухира и второго сына по имени Идзуми-но кандзя Томохира и сказал им так:

– Свершилось! Недавно я видел сон, будто появились два белых голубя и влетели в наш дом, и я понял, что вскорости надо ждать вестей от Минамото. Возрадуемся: к нам пожаловал отпрыск превосходительного Ёситомо. Помогите мне подняться.

Опираясь на их плечи, он сел, собрал волосы под шапку эбоси и облачился в нижние одежды.

– Господин молод, – произнёс он, – однако же, несомненно, искушён в искусстве изящного слова, твёрд в Пяти Добродетелях. Я же из-за своего недуга в последнее время пренебрегал порядком в доме. Пусть выкосят в саду сорные травы. Ты же, Ясухира, и ты, Томохира, собирайтесь не мешкая и отправляйтесь встречать гостя. Почётную стражу с собой возьмите только из дома, чтобы не заподозрили нас в склонности к чрезмерной пышности.

Быстро и послушно выехали они во главе трехсот пятидесяти всадников и поскакали к храму Курихара. Там они предстали перед Ёсицунэ, а затем в сопровождении пятидесяти вооружённых монахов от храма препроводили Ёсицунэ в резиденцию Хидэхиры.

И молвил Хидэхира:

– Радуюсь я, что вы изволили проскакать столь далёкий путь. Ведь хотя и держу я в руках земли Двух Провинций, но до сей поры не смел действовать согласно своим умышлениям. А теперь что удержит меня?

Он подозвал Ясухиру и приказал:

– Отбери в наших землях триста шестьдесят даймё, пусть они по очереди несут охранную службу, пусть хорошенько оберегают нашего господина!

И далее он молвил так:

– Касательно гостевых даров. Из ста восьмидесяти тысяч подначальных мне всадников сто тысяч жалую моим сыновьям. Восемьдесят же тысяч пусть примет наш господин. Ещё пусть он примет тысячу коней моего завода, клеймённых знаком воробья в уездах Идзава, Эдзаси и Бакан, и тысячу коней моего завода, клеймённых иными знаками в Ити-но-хэ, Ни-но-хэ и Сан-но-хэ, а всего две тысячи коней. И среди них триста пегих. Это скакуны знаменитые, рослый муж в тяжёлых доспехах проскачет на таком за день сотню ри и скорее сам пристанет, а не найдёт под седлом ни капли пота. Таковы мои дары господину. Но если бы не было при нём Китидзи, то нипочём не посетил бы он нас в наших краях. Поэтому все, кто чтит Хидэхиру, жалуйте Китидзи гостевыми дарами!

Старший сын Ясухира дал Китидзи сто крашеных кож, сто оленьих шкур, сто орлиных перьев и триста добрых коней под сёдлами с серебряной отделкой. Второй сын Томохира тоже не отстал от брата. И, кроме того, не уступая друг другу, одарили Китидзи челядинцы.

Увидев это, Хидэхира сказал:

– Пожалуй, хватит с него звериных шкур и орлиных перьев. Вот тебе то, что ты любишь превыше всего.

И крышку китайского ларца, отделанного перламутром, наполнил он до краёв золотым песком и дал Китидзи. И Китидзи уверился, что единой лишь милостью бога Тамона, покровителя храма Курама, привалила ему удача не только уцелеть в пути, сопровождая благородного господина, но ещё и стяжать прибыль. Безо всякой торговли обрёл он богатство. Ему было довольно. С тем он и поспешил обратно в столицу. А Ёсицунэ остался в краю Осю.

Подошёл к концу этот год, и ему исполнилось семнадцать лет. Время проходило, однако Хидэхира ни слова не говорил о деле. Ёсицунэ не знал, как тут быть, и тоже молчал. И стал он думать: «Был бы я в столице, я мог бы и науки изучать и видеть, что мне нравится, а тут мне ни в чём не успеть. Надо бы мне вернуться». И ещё он подумал: «Ясухире и Томохире ничего говорить не стоит. Уйду, никого не оповестив». И он вышел будто бы на недолгую прогулку, а сам поскакал в столицу.

Он заехал к Исэ Сабуро и отдохнул у него немного, затем пустился дальше, по землям Тосэндо, навестил своего двоюродного брата Ёсинаку и обсудил с ним будущий мятеж, после чего вскоре прибыл в столицу. Он поселился за окраиной в Ямасине у знакомого человека и стал разузнавать, каковы в столице обстоятельства. И тут довелось ему узнать о шестнадцатитомной книге «Лю-тао» Старца Вана, некогда хранившейся тайно у верховных советников как драгоценность многих поколений императоров. Ни в Китае, ни в нашей земле не знал неудачи никто из тех, кому она попадала в руки. В Китае, прочтя её, Старец Ван овладел способностью взлетать на стену высотой в восемь сяку и с неё подниматься в небо. Чжан Лян назвал её «Однотомной книгой»; прочтя её, он обрёл способность на бамбуковой палке длиною в три сяку перенестись из Магадхи в страну киданей. После знакомства с этой книгой Фань Куай, облачённый в броню, сжимая в руках лук и стрелы, в ярости воззрился однажды на ряды врагов, и волосы на голове его, ощетинившись, прободали верх шлема, а усы проткнули насквозь нагрудник панциря. С тех пор и пошло присловье: «Когда Фань Куай в гневе, усы его прободают железо».

Из воинов же нашей страны Саканоуэ-но Тамура, прочтя эту книгу, сумел схватить Такамару Свирепого. Фудзивара-но Тосихито с её помощью пленил военачальника Сиро Красноголового. После этого долго никто её не касался, а затем прочёл Сома-но Кодзиро Масакадо из рода Тайра, уроженец провинции Симоса. Был он по натуре нетерпелив и запальчив, а потому пошёл против воли неба: двинулся по землям Токайдо на запад и прошёл через заставу Асигара, учредил столицу в уезде Сома своей провинции Симоса, повелел величать себя Хэйсинно – светлейшим принцем Тайра и роздал сто должностей своим старым вассалам. Но мало кому из тех, кто идёт против воли неба, удаётся успеть в этом мире. Уроженец той же провинции Фудзивара Хидэсато по государеву повелению двинулся в Восточные земли на разгром Масакадо.

Услыхав об этом, Масакадо прискакал на перевал Асигара и принялся отбиваться во главе нескольких десятков тысяч всадников. За двенадцать лет все его сторонники были перебиты. В последний свой час вспомнил он уроки «Лю-тао», наложил на тетиву лука сразу восемь стрел и одним выстрелом поразил восьмерых противников. Затем вновь прошло долгое время, когда эту книгу никто не читал. Лежала она втуне на протяжении многих поколений, укрытая от глаз людских в императорской сокровищнице. Между тем во времена, о которых у нас идёт речь, жил в столице на скрещении Хорикавы и Первого проспекта монах-онъёдзи, гадатель и целитель, по прозвищу Мастер Киити, человек выдающийся, равно сведущий в бранном деле и искусстве словесном. Ему и пожалована была книга «Лю-тао» в награду за вознесение молитв о благе государства, и он хранил её у себя в секрете. Прослышав об этом, Ёсицунэ покинул Ямасину и поселился поблизости от жилища Мастера, и тут оказалось, что жилище это хотя и расположено в самой середине столичного града, однако содержится под строгой охраной.

Со всех сторон вырыты рвы и наполнены водой; тысяча стрел целится в подступы, и высятся над стенами восемь сторожевых башен. С наступлением сумерек разводится мост, и ворота до утра не открываются. Сам же Мастер – человек надменный и высокомерный, не склонный к беседам со сторонними.

Войдя, Ёсицунэ увидел, что на пороге помещения для стражи стоит парень лет семнадцати. Ёсицунэ поманил его веером, и тот спросил:

– Чего надобно?

– Ты из этого дома? – осведомился Ёсицунэ.

– Верно, – ответствовал парень.

– Мастер дома?

– Изволит пребывать у себя.

– Ступай и доложи: у ворот дожидается неизвестный хозяину молодой человек и хочет с ним говорить. Доложи слово в слово и возвращайся с ответом.

– Понятно. Только Мастер у нас весьма переборчив, к нему даже когда благородные господа заявляются, он и то сам не выходит, а высылает кого-нибудь из сыновей. А уж к таким молоденьким, как вы, он и подавно не выйдет.

– А ты забавник, как я погляжу, – молвил Ёсицунэ. – Как смеешь отвечать вместо хозяина? Полагаешь, если слуга сказал мне, что хозяин не выйдет, то я на этом успокоюсь? А ну, ступай доложи и возвращайся!