Признаюсь, у меня даже дух захватило. В такой тяжелый для Родины и ее столицы час - торжественное заседание, совсем как в мирные годы, будто бы не было войны или враг находился отсюда в сотнях километров. Но пет. В голосе, в словах докладчика - И. В. Сталина звучат тревога и озабоченность положением дел на фронте, горечь по поводу тяжелых утрат, временно оставленных нашими войсками городов и сел. И в то же время в речи Верховного Главнокомандующего не было и тени пессимизма, обреченности, в ней звучала твердая уверенность в скором переломе хода войны в нашу пользу, в разгроме немецко-фашистских полчищ. Сталин призывал советский народ, воинов Красной Армии, партизан мобилизовать все силы для победы над злейшим врагом человечества - германским фашизмом.

С чувством особой гордости слушал я слова докладчика о том, что советская авиация по качеству превосходит немецкую, а наши летчики покрыли себя славой бесстрашных бойцов. Сразу вспомнил: ведь я тоже летчик, меня готовили воевать в воздухе, поражать врага мощным оружием там, где он того не ждет, бить по самым уязвимым местам. А ведь вот как получилось: оказался здесь, в глухомани, когда боевые друзья воюют в воздухе, и, видимо, неплохо воюют, если Верховный дает им такую оценку. Когда же мои руки опять сожмут штурвал, когда же я снова обрушу на ненавистного врага бомбовый груз?!

Посмотрел на Копейкина. В глазах у него тоже затаилась грусть. Видно, думает о том же и на меня мельком поглядывает. Словно спрашивает: полетим ли еще? Промолчал я, но подумал: "Обязательно полетим. Пробьемся к своим во что бы то ни стало".

Торжественное заседание закончилось, а мы еще долго не могли успокоиться. Все были возбуждены, каждому хотелось высказаться, и, видимо, об одном и том же: раз в осажденной Москве проводится такое мероприятие, раз не оставили ее партийные, государственные и военные руководители, значит, столица наша стоит прочно и будет стоять. Враг непременно обломает о нее зубы!

Наконец вернулись к обсуждению своих будничных задач. За наметкой планов предстоящих действий незаметно прошла ночь, забрезжил поздний осенний рассвет.

Только тогда легли спать, оставив у радиоприемника дежурного для записывания сводок Совинформбюро и других важных сообщений из Москвы.

Едва успели задремать, как дежурный поднял нас с жестких нар.

- Парад! - кричал он.- На Красной площади парад!

Мы, кто в чем был, ринулись к приемнику. Говорила Москва. Верховный Главнокомандующий выступал с трибуны Мавзолея В. И. Ленина. В это трудно было сразу поверить, но еще труднее передать чувства, охватившие нас воинов небольшого отряда, волею обстоятельств оказавшихся во вражеском тылу. Как ждали мы известий о том, что захватчики наконец остановлены, отброшены, разгромлены. Но... шли день за днем, неделя за неделей, а они все еще продвигались на восток. Вот уже враг подошел к Москве. И, конечно же, он предпримет все возможное, чтобы овладеть нашей столицей. Какой же надо было обладать верой в несокрушимость подмосковных рубежей, чтобы буквально под носом у врага проводить традиционный военный парад на Красной площади!

Затаив дыхание слушали мы и выступление Верховного Главнокомандующего, исполненное твердой веры в победу Советского Союза над гитлеровским фашизмом, и репортаж комментатора о торжественном марше войск у святыни нашего народа - Мавзолея великого Ленина. Прямо с парада части Красной Армии уходили на фронт, на рубежи обороны столицы - такой была действительность тех суровых дней. Но этот акт только укреплял решимость отстоять Москву, разгромить врага. Казалось, весь наш народ грозно идет через Красную площадь на решительный бой. Твердую поступь своих защитников в этот час ощутили, наверное, все советские люди на фронте и в тылу, все патриоты Родины, мужественно боровшиеся с врагом на временно оккупированной территории. Парад на Красной площади сыграл огромную мобилизующую роль, вдохновил советских людей на новые ратные и трудовые подвиги, еще раз продемонстрировал несокрушимое единство партии и народа, всеобщую готовность до конца отстаивать честь, свободу и независимость нашей Родины.

И опять мысли невольно перенеслись в родной полк, в эскадрилью. Хотелось знать, как там сейчас воюют друзья под руководством Ивана Семеновича Полбина.

Теперь они уже не новички на фронте, обогатились боевым опытом, стали мудрее.

Интересно, как бы поступил Иван Семенович, мой учитель и воспитатель, попав в такие условия, как мы? Наверное, нашел бы способ побыстрее вернуться к своим.

Как мне хотелось в эти минуты лететь на боевое задание вслед за Полбиным, снова ощутить огромную мощь крылатой машины! Но нужно терпеть, ждать, в пешем боевом порядке прокладывать себе дорогу в родной полк...

Спустя несколько дней я с двумя бойцами возвращался с очередного задания. Крупных вылазок мы пока не делали, старались досконально изучить местность, освоить приемы партизанской войны. Дул сильный ветер. Низкие рваные облака проносились над лесом, цепляясь за верхушки деревьев. Из облаков сыпалась мелкая морось. В такой круговерти, во мраке непогожей осенней ночи человек чувствует себя неуютно и не слишком уверенно, тем более во вражеском тылу.

Миновали поворот дороги и... прямо перед нами, в нескольких шагах, появились черные силуэты каких-то людей. Похоже, в руках у них оружие. А может быть, это местные жители?

Машинально выхватываю пистолет, взвожу курок. И тут мне прямо в лицо бьет ослепительная вспышка, чем-то обжигает щеку. Враги! Делаю навскидку несколько выстрелов, слышу выкрики на немецком языке, вопль раненого.

Может быть, надо было отступить, произвести разведку, чтобы выяснить силы врага, и тогда принимать решение? Но меня уже охватил азарт боя.

Командую: "Вперед!" - и, продолжая стрелять, бегу к отдельному домику на окраине деревни. Мои товарищи не отстают, тоже ведут огонь. Противника с дороги как ветром сдуло.

В деревне тихо: ни огонька за плотно закрытыми ставнями окон. Отдышались, ощупали друг друга. Целы! Только у меня по щеке скатывались капли крови, а в ушах стоял непрерывный звон. Крадемся вдоль плетней, осматриваемся. Прошли уже почти все село и ничего подозрительного не заметили.

Но вот впереди у одной из хат заметил я темное пятно. Осторожно делаем еще несколько десятков шагов.

Вот оно что: большой крытый грузовик, а около него десятка полтора вражеских автоматчиков. Шофер крутит ручку, пытаясь завести мотор. Силы у нас явно неравные, можно, конечно, обойти опасность, за нами никто но гонится, никто нас не видит. Но нас трое, советских воинов, у бойцов полуавтоматические винтовки, у меня кроме пистолета еще и автомат. Мы на своей земле, которую обязаны защищать от врагов. Случай, кажется, подходящий.

Перепуганные каратели, не ведая, с какими силами столкнулись, пытаются удрать. Дорога здесь одна - большак. Значит, будут выезжать на него - там и встретим. Делаю товарищам знак рукой: "За мной!" Пригнувшись, выбегаем за околицу. Теперь непогода - наш союзник.

В поле за деревней, метрах в тридцати от большаком, тянулась полоса густого кустарника. За ним мы и оборудовали свои позиции.

Только успел распорядиться, чтобы без моего сигнала огня не открывали, как показался грузовик. Он шел на небольшой скорости, с включенными подфарниками. Ветер дует нам в спины, не слепит. Видим хорошо. Боковины брезента на кузове машины откинуты, вся она ощетинилась автоматами. Боятся! Выехав за околицу, гитлеровцы открыли стрельбу короткими очередями. Огонь вели наобум, скорее, для собственного успокоения. Мы не отвечаем, лежим, слившись с родной землей, даже холода не чувствуем. Мне даже жарко: как ни говори, врагов впятеро больше, чем нас.

Машина медленно приближается. Шепотом повторяю бойцам принятое решение: я бью по кузову, они - по мотору. Главное - не промазать, первым же залпом уложить как можно больше карателей, затем перебежка - и снова залп, уже с другой позиции. Секунды ожидания тянутся медленно, кажется, того и гляди, что-нибудь помешает нашим планам. Так и есть: примерно в ста метрах от нас грузовик остановился, солдаты горохом посыпались за борт. Неужели заметили нас? Тогда надо немедленно стрелять и отходить. Плотнее прижимаю к плечу ложу приклада, палец - на спуске. Только нажать и...