Спустя несколько месяцев Тимур затараторил поанглийски, а еще через пару недель впервые назвал Рут "мамой".
Сейчас он говорит по-английски так, будто родился в Штатах и никогда не бывал в России. Хотя Рут и слышала, как он иногда треплется по-русски в окрестных магазинчиках, где торгуют эмигранты.
– Мне кажется, что Тим не забыл русский язык. Во всяком случае, мне не хотелось бы, чтобы он его потерял, – неуверенно сказала Рут и спросила меня: – А как твое впечатление?
Я вспомнил весь невероятный и чудовищный мат, который Тимур обрушил на головы
"Собачьей свадьбы" в порту "Элизабет", и, не покривив душой ни на йоту, успокоил Рут Истлейк:
– Не волнуйся, Рут, он сохранил русский язык во всех его тончайших нюансах и говорит на нем превосходно!
Про "нюансы" я ввернул сознательно. У меня всегда в запасе есть несколько слов, значение которых мне когда-то объяснил мой Плоткин, и я порой жду не дождусь логической возможности ввернуть в свою фразу одно из таких словечек. Кстати – тоже способ произвести впечатление! Выше рангом, чем зазывное мурлыканье или кретинские прыжки, и при разговоре с интеллигентным Человеком – достаточно действенный приемчик!..
Но только Рут собралась было восхититься моей образованностью, как я – нечаянно, ну совершенно непроизвольно – разинул пасть, как говорил Водила, "шире некуда!", и зевнул.
– О, Боже! – испугалась Рут и посмотрела на часы. – Четверть третьего! Я же совсем тебя заговорила… Идем, идем, мой дорогой… Я сейчас приготовлю у Тима постельку и ты ляжешь баиньки…
К этому времени я, честно говоря, хотел даже больше не спать, а писать. Просто стеснялся разрушить стройность рассказа Рут и терпел до последнего. Но сейчас я ей прямо сказал:
– Знаешь, Рут… Мне бы до ветру сходить.
– До чего?!.. – не поняла Рут.
– Ну, пописать, что ли… А может, чего и посерьезней.
– Черт подери! Как же я сразу тебе не предложила? Вот дура! Идем, я покажу тебе, где ЭТО сделать, а завтра мы с Тимом купим тебе настоящий туалетик для Котов, и Тим будет ежедневно следить за его чистотой и свежестью.
– Погоди, Рут… А нельзя ли как-нибудь сообразить, чтобы я мог ЭТО делать на улице? Я как-то в доме ЭТОГО никогда…
– А как ты будешь открывать и закрывать запертые двери квартиры и подъезда, когда нас с Тимом не будет дома?
– А окно? – спросил я.
– Ты сошел с ума! У нас второй и достаточно высокий этаж.
– Это уже мои проблемы. Покажи, пожалуйста, как открывается окно. Я никогда не видел таких рам.
– Америка… – усмехнулась Рут. – Повсюду в мире окна распахиваются, а у нас – поднимаются. Смотри! Я беру за эту ручку, поднимаю раму слегка вверх… Здесь по бокам защелки. Чтобы опустить нужно…
– А нельзя оставить щель, чтобы я мог только просунуть голову?
– Пожалуйста. Тем более что это окно выходит во внутренний дворик со старыми гаражами.
– Блеск! – сказал я.
Внешний подоконник этого старого дома был широким – на нем даже дрыхнуть было можно. К тому же рядом, буквально в двух метрах от окна, росло могучее дерево с прекрасными толстыми ветками, по которым мог бы прыгать даже Слон.
Вот на это дерево, с этого-то подоконника я и сиганул на глазах у восхищенной Рут. Быстренько спустился на землю и сразу почувствовал уйму знакомых и незнакомых запахов, отчего мгновенно утратил чувство сонливости, одолевавшее меня последние полчаса.
Пахло Котами и Кошками, пахло Крысами, старыми автомобилями… Откуда-то тянуло откровенной и неопрятной нищетой, витали запахи несомненной обеспеченности и хорошей еды… Нормальные запахи Большого Города.
Как и всегда в темноте, зрение у меня автоматически обострилось, и я стал обследовать внутренний двор в поисках места для, сами понимаете, чего…
Нашел старый, проржавевший огромный легковой автомобиль совершенно незнакомой мне марки, устроился под ним и, слава Богу, вовремя сделал все свои дела. Как и положено – зарыл, забросал комочками мерзлой земли и еще чем-то, что под лапу попадалось, вылез из-под автомобиля и стал приводить себя в порядок. Почистился, умылся, прилизался, размял когти и только было собрался к "своему" дереву, как вдруг увидел, что рядом со мной сидит грязно-беленькая Кошечка и в упор смотрит на меня во все свои зеленые глазки.
То, что она была ГРЯЗНО-беленькая, я и в темноте увидел. Мало ли я встречал уличных, ничейных, бесхозных Кошек на своем жизненно-половом пути?!..
Короче, я посмотрел на нее, она не отвела своего взгляда от меня, и уже через пять секунд мы трахались как сумасшедшие!..
Несмотря на свою неухоженность, техникой секса она владела безукоризненно! Правда, сквозь стоны наслаждения все время приговаривала и варьировала на все лады одну и ту же фразу:
– А тебе Вагиф разрешил?.. Ты спросил у Вагифа? Господи, что скажет Вагиф?.. Я так боюсь, что Вагиф будет против!..
Не скрою, мне это изрядно мешало, но я подумал: в конце концов, в Америке я трахаюсь впервые и, вполне вероятно, что у НИХ это особый национальный обычай – во время траха бормотать вот такие присказки…
А национальные обычаи страны, в которой я сейчас нахожусь, я просто обязан соблюдать и уважать!
Мне же не мешало перетрахать в Германии невероятное количество немецких Кошек, хотя они, несмотря на обилие эротических изданий и секстелепрограмм, почти всегда во время ТРАХПРОЦЕССА спрашивали недовольными голосами:
– Ты скоро кончишь? Ну, сколько можно?.. Спать же хочется.
Наши, российские, боясь лишний раз забеременеть, обычно вопят:
– Только не в меня! Только не в меня!..
Каждое государство имеет свои сексуально-национальные особенности. Поэтому я старался не обращать внимания на стенания моей Первой Американской Партнерши, все время повторявшей одно и то же, явно восточное, имя – "Вагиф".
У меня даже мелькнула мысль: может быть, здесь так называют некое Божество, покровительствующее американским Котам и Кошкам во время их соития?..
Кончил я достаточно обильно и бурно. Сказалась невозможность сойти на берег в Канадском порту Сент-Джонс из-за Крыс, как утверждал мистер Чивер, "величиной с поросенка".
– И что же это за "Вагиф"? – лениво спросил я, снова приводя себя в порядок.
Грязно-беленькая Кошечка, нафаршированная мною минимум семью Котятами в будущем, изумленно посмотрела на меня и еле вымолвила:
– Ты не знаешь Вагифа?!..
– Нe-а, – легкомысленно ответил я, уже взбираясь на дерево.
– Ой-ой-ой… – только и сказала моя Первая Американочка.
Когда я перепрыгнул с дерева на наш подоконник и просунул голову в кухню-столовую, то сразу увидел Рут, стоящую у окна со встревоженным лицом. На ее плечи была наброшена короткая теплая полицейская куртка с меховым воротником.
– Черт побери! Где тебя носило?!.. – обеспокоено спросила она. – Оттуда еще такой холод… Я уже не знала, что и подумать!
– Пока искал подходящее место, пока то-се, пятое-десятое… – уклончиво ответил я. – А чего ты разнервничалась? Что со мной, взрослым Котом, могло случиться?
– Да что угодно! Это Нью-Йорк – банды брошенных и одичавших Котов и Кошек, бродячие собаки!.. Полчища Крыс, от которых вообще спасения нет! Разные маньяки, обожравшиеся наркотиками. Уж за восемь лет работы в полиции я такого насмотрелась, что… Могу тебе по секрету сказать, что я, вопреки всему тому, чему меня учили в университете и в Полицейской Академии, собственноручно снабдила Тима телескопической полицейской дубинкой, чтобы он хоть как-то мог себя защитить. Это было абсолютно непедагогично, но мне наплевать на всю педагогику мира – начиная от Песталоцци и до сегодняшних наших болванов, заседающих во всяких ученых советах. Мне мой ребенок дороже!..
Рут решительно опустила окно и сбросила теплую куртку на стул:
– Идем к Тиму. Я там тебе уже все приготовила.
Невысокая, но широкая картонная коробка, сохранившая неясные вкусные запахи, была выстелена старым одеяльцем, сложенным по размерам коробки. Рядом стояла пластмассовая плошка с чистой водой.