- Что тут новенького? Огурчики солите? - Она пристально взглянула на Аню.

- Какие огурчики? Цветут только. За три дня прямо сразу малосольные огурчики... - Возмутилась Муся. - Ничего у нас тут нового не случилось. Не в Америке. У них там негра какого-то важного застрелили...

- Верочка, - Инга ласково обняла Веру за плечи. - Крепись, мне надо сообщить тебе неприятную новость. Вчера твоя соседка звонила, там телеграмма из Тулы пришла...

- Тетя Фима?.. - Ахнула Вера, отправившая жившую с ними в Москве тетю на лето к сестре.

- Инсульт. Завтра вам с Анютой надо выезжать, - кивнула, глубоко вздохнув, Инга.

Аня зарыдала, дав волю накопившемуся отчаянию.

Вернулись они через неделю. Сестры пристально посмотрели друг на дружку, оценивая произошедшие изменения. В облике Ани, одетой в знак траура в школьное темно-синее шерстяное платье, появилось что-то вдовье: опущенные глаза, бледные потрескавшиеся губы, собранный на затылке "кукиш".

- Скучно было? - посочувствовала Лина.

- Тяжело... А здесь что? Какие новости?

- Да что... - пожала плечами Алина. - Ну, у Федосеевых сарай с каким-то ценным архивом спалили. Зинку Жулька укусила вот здесь, за пятку. Денис три сета подряд у Карлоса выиграл. Поздравляли, чествовали.

- Он здесь? - оторопела Аня. - То есть, - спохватилась она, - я хотела спросить, что это он вдруг выиграл?

- Прилив сил, душевный подъем. - Алина многозначительно улыбнулась. Купаться пойдем? Там сегодня с утра все жарятся. Я ждала, когда ты приедешь.

- Спасибо. Не жди. Мне вещи разобрать надо. И вообще, сегодня у меня некупальные дни.

Оставшись одна, Аня лихорадочно пыталась осмыслить случившееся. Так что же все-таки стряслось, что? Была ли вообще та ночь на даче Южного? - в отчаянии размышляла она, сидя в шезлонге на веранде. Солнце жгло нестерпимо. Это лишь усиливало переполнявшую её боль. Вот так бы и расплавиться здесь на месте, сгореть, кануть в небытие... Исчезнуть...

- Мать моя, неужто в платье теперь загорают? - удивилась Муся. Скидывай его и жарься.

- Муся, тебе Денис Южный нравится? От него здесь все без ума, растравляя рану, спросила Нюта.

- Тьфу... И говорить не хочется... Бабку свою - Веронику Карповну до инсульта довел - все пьянки, гулянки... С виду-то он представительный. Вон, все девки как очумели. Хорошо, ты у нас девушка серьезная, ничего такого не допустишь.

- А он мне вовсе не нравится. Вот ни капельки, - хихикнула Аня. Надменный, лживый гад... И противный, правда, Муся, противный... - Она истерически хохотала, роняя на синюю шерсть ливень горючих слез.

Весь следующий день, не снимая траурного платья, Аня провела дома. Она никуда не выходила и о запропастившейся Алине ничего не расспрашивала. "На пляже", "В поселок поехали", "У Нины собрались", - по собственной инициативе сообщала Верочка.

А потом произошло ужасающее событие.

Подслеповатая Муся забралась на чердак в поисках какой-то старинной мороженицы и стала свидетельницей жуткой сцены: на старом дерматиновом диване, списанном сюда ещё в хрущевские времена, лежали в обнимку двое соседский Денис прижал к себе совершенно обнаженную девицу. Длинные светлые волосы свешивались до полу с запрокинутой головы. Взвизгнув, Муся перекрестилась и опрометью бросилась вниз.

Прибывшая на следующий день Инга выслушала покаянный доклад дочери о происшествии. Алина умоляла мать не сердиться на Аню, которая давно влюблена в Дениса.

- Я не знала, мамочка, что у них так далеко зашло. Но ведь Ане скоро семнадцать. Сейчас все девушки уже...

- Что значит уже?! - Взвизгнула Инга, с отвращением отвернувшись от пунцовой, опустившей глаза Ани. - И какие это девушки "уже"? Из хороших семей? Что-то не слышала... Эх, Анна, ведь ты за сестру Линочке была... Что теперь-то про нас скажут... И Денис хорош - смазливый, развратный подонок...

Алине удалось замять скандал. Никто не проговорился Верочке о предосудительном поведении её дочери. Даже Муся молча вздыхала, лишенная возможности покритиковать нравы молодежи.

- Дрянь ты, Лина, - без злобы констатировала Аня. В тот день она сбежала на пляж, не желая попадать на глаза домашним.

- Тебе-то что: твоя маманя кроткая. А мне шею свернули бы. Муська все равно от страха ничего не разглядела - она нас с двух шагов путает. Уж я-то тебя при случае постараюсь выгородить, Анечка. На всю жизнь твоей должницей буду.

- Не надо мне ничего. У меня свое счастье будет, получше твоего, лживого, - заявила Аня, и вдруг с необычайной силой почувствовала, как хочет этого самого счастья - яркого, роскошного, шумного, от которого только одна у всех болезнь - зависть.

Пути "сестричек" окончательно разошлись. Инга демонстративно давала понять окружающим, что игры в близняшек окончены. Она стала покупать дочери фирменные вещи, решительно отказавшись от изделий Веры, и как-то мимоходом, но вполне определенно заметила, что времена "самострока" миновали и не стоит портнихе копировать для своей дочери туалеты Алины.

В августе Ане исполнилось семнадцать - она была на целых три месяца старше Алины. Но вместо заранее обещанного праздника с молодежной вечеринкой на даче дело ограничилось приглашением Верочки и Ани в московскую квартиру Лаури и торжество прошло более чем скромно. Аня получила в подарок коробку шоколадных конфет и английские колготки.

- Ну вот, ты теперь совсем взрослая девочка, с собственными планами на будущее, - сказала Инга, выразительно глядя на Аню. - У Алины впереди напряженный год - надо готовиться с преподавателями к поступлению в институт. Я уже договорилась с репетиторами по истории театра и русского языка... Ужасные расходы... Так что, дорогие мои, пора браться за голову... Каждый сам хозяин своей судьбы.

Верочке почудилась укоризна в задумчивом взгляде Инги. Вот, мол, не сумела тульская дурочка свою жизнь устроить, да и от дочки ничего путного ожидать не стоит.

Они сидели на кухне, обставленной вожделенной каждым москвичом финской мебелью. На резной деревянной полке, идущей вдоль мягкого углового дивана, поблескивали медью самовары, громоздились разнообразные гжельские безделушки, среди которых мрачно взирал с потемневшей иконы темный лик Николая-угодника.

- Анечка тоже в институт собирается. - Верочка аккуратно ковырнула ложкой киевский торт.

- Ой, не забивай девочке голову, Вера! - Взмахнув пушистыми от бархатной туши "Ланком" ресницами, Инга долила гостям чай. - Без "руки" туда не попасть. А я, к сожалению, помочь вам здесь не могу - Альберту Семеновичу, сами понимаете, неудобно сразу за двух ходатайствовать.

- Да она не в ГИТИС собирается, мам! В технический. - Успокоила мать Алина, переглянувшись с Аней.

- В технический, в технический, - согласно закивала Верочка, впервые услышав об этом.

Ей, как всегда, было неудобно ставить в неловкое положение кого-то другого, и сейчас она боялась за Ингу - как бы та не добавила ещё чего-то обидное в их адрес. Верочка была из тех, кто думает, что обида в первую очередь унижает самого обидчика, и обидчика этого жалела. Но Аня относилась к другой породе.

- Нам пора. - Она решительно поднялась из-за стола. - Уверена, - вашу дочку, Инга Фридриховна, ждет блестящее будущее.

- Разумеется, деточка, разумеется. Мы приложим все силы. - Инга сделала вид, что не заметила иронии. - Надеюсь, однако, что вам удастся пронести через всю жизнь светлые воспоминания о детской дружбе.

Она собственноручно закрыла за гостями массивную дверь в шикарной передней и с облегчением вздохнула: если уж не наивная Верочка, то Анна поняла все правильно - пора учиться жить самостоятельно. Пора, ох, пора!

Вскоре Верочке дали понять, что семейство Лаури в её услугах больше не нуждается, и жалованье ей ожидать не следует. Она все ещё надеялась, что недоразумение как-то разрешится, Инга позовет её, и они снова станут жить одной семьей. Ведь не могла же Инга, ну никак не могла, узнать про то, кто был отцом Ани.