– Это примерно в миле отсюда. Идем? – сказала она вместо ответа. Значит, он не помешает. Разумеется, он пошел. Через несколько шагов он остановился и засмеялся.

– Я наступил на что-то скользкое. – На улитку, небось.

– Вылезла из раковины.

– Есть захотела.

– Может, развлечься.

– А чтобы любовью заняться, они вылезают из раковины?

– Наверно, а то им будет очень тесно, – сказал Чессер.

– И неудобно, – добавила леди Болдинг.

Ободренный этим разговором, он обхватил рукой ее талию. В ответ ее рука обвилась вокруг него. Они шли, касаясь друг друга плечами. Чессер представил ее в бикини, как тогда, в бассейне. Это его немного подогрело, но он вспомнил слова Марен о том, что леди Болдинг лесбиянка.

Она как будто прочла его мысли.

– Что вам обо мне говорила ваша Марен? Она говорила, я уверена.

– Ничего, – ответил он слишком поспешно.

– Конечно, она вам сказала, что меня не интересуют мужчины.

– Марен – фантазерка.

– Она восхитительна. Не надо за нее извиняться. Как она сегодня скакала верхом! Просто сорвиголова.

– Это точно.

– Вы должны понять, что женщины, особенно такие красивые, как Марен, обладают шестым чувством и могут сразу сказать про другую женщину, кто она: подруга, соперница или потенциальная любовница.

– Я не слишком доверяю интуиции.

– Напрасно. Все, что, как я подозреваю, Марен сказала вам обо мне, – правда.

Чессер был озадачен. Это никак не согласовывалось с тем, что он сейчас испытывал, и с тем, что он уже предвкушал. Тогда, по логике вещей, ему ничего не светит. Он был ужасно разочарован.

Леди Болдинг сказала:

– У меня есть своя интимная жизнь, но только дважды моими партнерами были мужчины и однажды мальчишка, – она сделала паузу, как бы давая Чессеру возможность переварить услышанное, а затем продолжала тем же немного отстраненным тоном: – Мальчишка был первым и, само собой, ему удалось удовлетворить только мое любопытство. С первым мужчиной это была попытка, со вторым – ошибка.

Она крепче обняла его, как бы ища поддержки. Чессер постоянно чувствовал ее руку, лежащую у него на талии. Он подумал, что теперь его очередь поделиться мыслями о женщинах, показать свое либеральное отношение, дать ей понять, что, несмотря на свою гетеросексуальность, он не ханжа. Но он решил промолчать.

– Когда речь идет о физическом наслаждении, – снова заговорила она, – мы все склонны анализировать свои ощущения. И, рано или поздно, мы неизбежно выбираем именно ту часть спектра сексуальных отношений, которая доставляет нам наиболее яркие переживания.

Чессер подумал, что она, должно быть, это где-то вычитала и запомнила дословно. Ей это нужно: отказы в форме объяснения звучат не так обидно. Она продолжала:

– В конце концов приходится признать свою принадлежность к сексуальному меньшинству. Отрицать это невозможно. Даже когда чувствуешь сильное желание. – Последние слова она произнесла подчеркнуто.

Чессер пребывал в недоумении. Что, черт возьми, она хочет этим сказать?

– Вы имеете в виду…

– Возьмем, к примеру, меня. Я уже приняла себя такой, какая я есть. Я знаю, чего мне хочется. Это дает мне уверенность в себе и радость жизни. Я всем довольна. Но вдруг я случайно встречаю человека, который заставил меня засомневаться в своей сексуальной ориентации. Что мне делать? Подавить в себе это чувство? Не дать противоречивым чувствам разорвать меня на куски? – Она оставила эти вопросы повисшими в воздухе, а потом продолжала: – Прошлой ночью я раздумывала об этом. Я лежала в кровати и слышала вдалеке шаги: это были вы и Марен. В своих мечтах я представила себя между вами. Однако, чем больше я думала об этом, тем яснее мне становилось, что я стараюсь скрыть от самой себя свои настоящие побуждения. Оказалось… – Она медлила, то ли не решаясь произнести это вслух, то ли чтобы усилить впечатление, но потом договорила: —…на самом деле мне хотелось быть только с вами.

Чессер растерялся. Какие возможности внезапно открылись перед ним. Он сказал:

– Я польщен.

Она не стала его разубеждать.

– Уж если я вам сказала все это, вы можете узнать, что я нарочно пошла за вами сегодня.

Чессер воспрянул духом.

– Я даже представить себе не мог. В самом деле…

– Я знаю. Я знаю, что вы думали. Я сбивала вас с толку, впрочем, я и сама ничего не понимала.

– Вы и виду не подали.

– Я же объяснила вам, что не могла. Вы с самого начала понравились мне, но вы мужчина, и я совсем не ожидала, что вы произведете на меня такое сильное впечатление. Я честно пыталась бороться с собой, но против воли чувство мое росло. Некоторое время они просто медленно шли по дорожке. Потом он остановился и прижался к ней. Она тоже прижалась к нему всем телом.

Чессер внезапно почувствовал возбуждение. Она, должно быть, догадалась и откликнулась, проведя щекой по его щеке и подставив губы. Он нежно поцеловал ее.

– Когда вы говорили, что идете в коттедж, вы тоже лгали?

– Нет. Мы уже почти пришли.

Коттедж у северных ворот. Это было старое здание, построенное в грегорианском стиле, так же как и особняк. При свете дня можно было увидеть, что старые стены почти полностью увиты плющом. Но теперь, в темноте, поглотившей все углы, дом казался огромным, тяжеловесным и зловещим.

Леди Болдинг вошла внутрь раньше Чессера. Она зажгла свет и тут же задернула шторы: никто не должен увидеть их тайной встречи.

Сегодня он сказал Мэсси, что никогда не воровал, но то, чем он занимался теперь, определенно смахивало на кражу.

– Выпьете чего-нибудь?

– А вы?

– Нет.

Она стояла в другом конце комнаты. Расстояние создавало чувство неловкости. Их глаза встретились. Она отвела взгляд. Прежде чем он успел двинуться с места, она быстро извинилась и ушла наверх.

Он окинул взглядом элегантную комнату, выдержанную в коричневых и кремовых тонах. Черная кожа; черепаховые безделушки; шкуры редких животных. На столе он заметил адресованное ей письмо, написанное крупным, несомненно женским почерком. Его так и подмывало заглянуть туда. Там же, на столе, рядом с письменным прибором, украшенным изящной гравировкой, стояла увеличенная фотография в дорогой рамке. На фотографии леди Болдинг выглядела моложе, чем сейчас. По обе стороны от нее стояли две молоденькие длинноногие девицы в коротких юбочках – обе темноволосые и хорошенькие. Они стояли обнявшись. У всех троих на лицах было одинаковое довольно наглое выражение. Чессер был заинтригован. Он слышал наверху шаги босых ног.

Просто так, от нечего делать, он выдвинул ящик стола и к Своему глубокому удивлению увидел крошечный никелированный револьвер, лежавший прямо на куче почтовой бумаги. Сначала Чессер подумал, что это игрушка, зажигалка, но когда он взял револьвер в руки, понял, что это не подделка – для подделки он слишком тяжел. Удивленный, он тщательно осмотрел его. Возвращая револьвер на место, он заметил широкую свадебную ленту платинового цвета. Он осторожно закрыл ящик.

Затем Чессер увидел еще одну фотографию, стоявшую рядом с первой, но поменьше. На ней был изображен худощавый, светловолосый молодой человек с правильными чертами и застывшей улыбкой. Пожалуй, слишком смазлив. Александр. Чессер сразу понял, что это он.

Он, обернулся и, к своему удивлению, заметил большую полосатую кошку, вышедшую из-за кресла. Она остановилась, зажмурилась, потянулась и вытянула передние лапы, показывая когти. Кошка наградила Чессера неодобрительным взглядом, села и начала вылизываться.

Чессер слышал, как наверху ходит леди Болдинг. Он решил, что она должна скоро спуститься, и постарался принять непринужденный вид, подобающий, как он полагал, случаю. Пока Чессер ждал ее, ему на глаза попался прозрачный хрустальный ящик для сигар. Наверняка не ее, а Мэсси. Рядом стоял букет цветов – белые ромашки, васильки и маленькие, красные, только что распустившиеся розы. Тут же он увидел стеклянное пресс-папье с синей переливчатой стрекозой в центре. Потом его внимание привлек портрет леди Болдинг. Отличная работа. Он подошел поближе, чтобы рассмотреть портрет. Леди была изображена спящей. Ее груди были намечены легкими, прерывистыми штрихами. Так же, как и безмятежное прекрасное лицо, сохранившее, однако, повелительное выражение. Весьма беглый набросок давал, тем не менее, полное представление о том, сколько в ней противоречий и странностей.