Андрей налил кофе и сел возле ноутбука. Утро, действительно, выдалось спокойным. Как он и предполагал, утренняя летучка отменялась — половина сотрудников были заняты на работах, связанных с ликвидацией происшествия на объекте 19-У. Серьёзных происшествий за сутки не отмечено. Да и какие уж могут быть происшествия после такой аварии?

Зная, насколько сейчас заняты его коллеги с отдела «Б», он не стал морочить голову с лишними запросами и занялся текущими делами в своей зоне ответственности. Через несколько минут, просмотрев суточную сводку, он поднял трубку телефона спецсвязи.

Пробуждение Бориса было совсем обыденным. Вначале ему показалось, что спит дома, но потом постепенно вспомнил, где находится. В темноте, к сожалению, видеть он так и не научился. Глюки — не в счёт. Поэтому первым делом попытался найти фонарь. Тот оказался рядом. Несколько минут ушло на то, чтобы выяснить местонахождение и исследовать подстанцию. Убедившись, что почва представляет собой монолитный бетонный массив, неотделимый от бортов, а также отсутствуют признаки подъёмных механизмов и вообще движущихся конструкций, он постепенно успокоился и пришёл в себя.

Его сильно мучила жажда, но в банке оставалось немного воды. Потом был проверен телефон, проведена ревизия запасов, отдано должное найденной банке кильки в томате, которую пришлось есть с тем же овсяным печеньем.

Странно, но наш герой почувствовал себя намного лучше. Он был бодр, насколько бодрым может быть человек, находящийся трое суток глубоко под землёй в микроклимате с низким содержанием кислорода и давлением выше тысячи миллиметров ртутного столба. Мысли текли как надо, состояние было спокойное, уравновешенное. Несмотря на оторванность от мира и перспективу никогда не подняться на поверхность, он понял, что может выдержать здесь достаточно долго, как минимум ещё несколько дней.

Сходил, набрал воды, профильтровал её. Потом решил сходить зарядить фонарь, так как горел он уже тускловато.

Поднимался на пятидесятый не спеша, с перерывами. Воздух был густой и вязкий, как кисель, с приторным запахом нефтепродуктов и аммиака. Любые физические нагрузки тут же вызывали потливость и одышку. Пока поднимался, никого из людей не встретил. Зато стало казаться, что пыльный уклон, по которому проходил много раз, как-то изменился. Борис вглядывался, но никак не мог понять, в чём причина изменений. То ли в том, что поднимается он слишком медленно и обращает внимание на такие мелочи, как нелепо торчащие из бортов и кровли куски арматурин или кучи мусора в нишах? То ли просто нет никакого движения воздуха, и фонтанчики пыли, поднимаемые при ходьбе, не сносит вверх, как обычно — они разлетаются, постепенно оседая, будто замедленная съёмка маленьких взрывов?

Он вспомнил о своих странных видениях, и эти изменения встревожили его: не является ли это развитием болезненного состояния его психики? Не выдержал — подошёл к нескольким полусгнившим доскам, неизвестно для чего лежавшим у борта. Потрогал их сырую поверхность, ощутил исходящий от них острый запах плесени, постоял несколько минут в задумчивости.

Что происходит? Он был совершенно уверен, что раньше этих досок здесь не было. Как не было и столько пыли, покрывавшей всё слоем в несколько миллиметров. А сейчас — есть. Что это, очередная галлюцинация? Но почему всё так явственно? И этот запах, и лоснящиеся бока досок… Вчера ему было плохо, и всё, что он видел, было словно в тумане. Не было и подъёмного пола на подстанции, и странного телефона, и стуков, и серебристого болида, носящегося по выработкам не касаясь рельсов! Безусловно, это только галлюцинации. А вот всё, что сейчас его окружает, совершенно реально! Что же изменилось?

Борис потихоньку тронулся дальше, делая короткие паузы после каждого шага.

Придя на горизонт, первым делом зашёл в депо. Окружающие, кажется, и не заметили его отсутствия. Все пребывали в том отрешённом состоянии, которое бывает у авиапассажиров на третьи сутки задержки рейса: ничего не интересно, отчаялись дождаться посадки и не надеются на быстрое избавление. Просто существуют. Кто-то сидел за столом и разговаривал, но основная масса лежала или сидела на своих топчанах в центральном зале. Люди спали, читали или просто смотрели в потолок, хотя беспокойства никто не выказывал.

Борис попытался завести разговор о том, что было слышно, принимаются ли какие-то меры к спасению? Но все смотрели на него как на полоумного. Возникало ощущение, что никому и не хочется наверх, к солнышку, что всех вполне устраивает такое существование.

Правда, признаки организации всё же были видны. На столе в комнате отдыха стояло несколько бутылок воды и пакеты с едой — галеты, консервы, колбаса в вакуумной упаковке. Увидев такое богатство, он сразу заинтересовался его происхождением. Оказалось, что приходили два мастера с какого-то участка — поделились. У них-де еды и питья — завались.

«Странно всё это», — подумал Боря, ощущая какой-то дискомфорт от мысли, что кто-то проводит такие странные благотворительные акции. Зачем кому-то делиться, если неизвестно, не придётся ли провести здесь ещё много дней? При всей своей любви к людям он не был уверен, что стал бы отдавать последнее незнакомцам, зная, что завтра, возможно, самому будет нечего есть. Или у кого-то тут целый склад еды?

Ему захотелось увидеть людей, которые так самоотверженно поделились с ними пищей. Спросил у Миши и бригадира чурочников, но толком ничего не добился. Те разговаривали неохотно, кто принёс продукты — не помнили, и вообще раздражались в ответ на попытки докопаться до истины.

Это ещё больше его озадачило. «Они либо что-то скрывают, либо совсем умом ослабли, — размышлял Борис, выходя из депо к базе ПДМ, — оба работают на руднике больше меня, знают всех работников без исключения, но не могут сказать, кого видели». Это было более чем странно и не давало покоя.

Идя к базе, он отвлёкся от размышлений о незнакомцах и начал думать о том, случайно ли оказался в подобной ситуации? Ведь рисковал жизнью ежедневно, совершенно об этом не задумываясь. Как из пулемёта вылетали безответные мысли: «Что я тут делаю? Куда иду? К чему стремлюсь? Что я мог видеть привлекательного в том, чтобы работать в этом подземелье?» С каждым шагом Борис приближался к полному переосмыслению жизни. Какой-нибудь записной умник сразу определит тут психологический перелом и экзистенциальные откровения. Но всё было гораздо проще. Впрочем, об этом позже.

Борис будто очнулся после долгого сна и не узнавал места, в котором проснулся. Если бы у него спросили, например, зачем он когда-то круто сменил курс своей жизни и приехал в Морильск, он бы вряд ли ответил. Усталость не давала ему прийти к каким-то веским выводам. Да и какие могут быть решения у заживо похороненного? Он ничего не хотел и ничего не ждал. Он просто понял, что дальше жизнь его в корне изменится, если только, конечно, будет она, жизнь.

На базе ПДМ было гораздо тише и безлюднее, чем позавчера, машина не тарахтела за углом. Но возле стеллажа сидел молодой рыжий парень, наблюдая за несколькими заряжаемыми фонарями. Он не выразил никакого неудовольствия по поводу нового посетителя, молча взял фонарь, установил его на зарядку и снова сел на своё место. По всему залу горели несколько обычных на вид ламп, подключённых к аккумуляторам. Сдав свой фонарь, Борис с удобством расположился неподалёку, достал припасённый обед, состоявший из нескольких благотворительных бутербродов, выбрал газету из толстой пачки запылённой литературы, лежавшей тут же. Спешить было некуда и самое лучшее, что можно было предпринять — потратить время с максимальным удовольствием.

Бутерброды из галет и колбасы были отличные, газета же — типичный образчик жёлтой прессы. Пробегая по строчкам со знакомыми фамилиями и темами, наш герой начал постепенно успокаиваться, и впадать в привычное мирное состояние, которое обычно предшествует здоровому сну.

И вот, когда еда была уничтожена, а самая интересная и бесполезная информация из газеты почерпнута, у входа замелькал тусклый луч фонаря — очередной шахтёр пришёл подкормить своего электрического друга.