Моя дорогая Вера!

   Я знаю, что не должен называть тебя так, но ты никогда не увидишь этого письма, а, значит, некому уличить меня в фамильярности. Зачем пишу, для чего? Хотел бы я знать! Наверное, стоит однажды написать о том, чего не решишься сказать вслух, а после порвать и забыть. Бумага всё стерпит.

   Наш разговор в ординаторской не идет из головы. Ты давно протрезвела и сейчас наверняка грызешь себя, винишь во всех грехах. Не надо, я всё прекрасно понимаю. Смысл обижаться или, того хуже, презирать тебя? Что было, то было. Твои тогдашние слова - как снег на голову, странно и дико. Ты и я... Всё-таки женская логика - это дебри Амазонки. Нет, хуже, ведь из дебрей можно выбраться живым. Видишь, не получается думать об этом серьезно. Я смеюсь, следовательно, я существую.

   Мы оба понимаем, что это неправильно. Скажу больше: опасно. Ни твои, ни мои чувства ничего не изменят, слишком многое поставлено на карту. Нельзя разрушать то, что строилось долгие годы. У тебя своя жизнь, у меня своя, мы ничего не знаем друг о друге.

   Говорят, благими намерениями дорога в ад вымощена. Мои намерения по отношению к тебе были самыми что ни на есть благими: раз жизнь решила столкнуть нас, выбраться из этой переделки достойно и внести посильный вклад в твое обучение. Помочь там, где это возможно, пускай я не учитель. Чтобы ничего лишнего, пришли-ушли, задача-решение, подзатыльник, чтобы не зазнавалась. Не прикипать душой, не преступить границу этики, но вышло иначе.

   Трудно сказать...

   Сашка завозился во сне, что-то пробормотал. Я вздрогнула и машинально скомкала письмо. Лишь услышав ровное дыхание, распрямила бумагу.

   ...Трудно сказать, когда это случилось: спустя месяц, два или больше. Ты ухитрилась войти в мою жизнь и прочно обосноваться в ней, перевернуть всё с ног на голову. А я(несколько слов были зарисованы, не разобрать) благодарен тебе. Наваждение, дурацкие фантазии, но, боже мой, какое это счастье - видеть тебя, слышать твой голос... Ты настоящая, живая, искренняя, умеешь радоваться простым вещам и принимаешь близко к сердцу любую мелочь. В твоей жизни было что-то такое, о чем ты никогда не скажешь. То, что пугает тебя, гнетет, заставляет прятаться. Если бы я мог помочь, не рискуя быть понятым превратно. Не на правах начальника или (буквы не поднимаются) любовника, а как человек человеку. Помочь девчонке, пожалевшей лягушку на первом курсе.

   Каша в голове, ненавистная овсянка! Сказать хочется так много, именно сказать, глядя в глаза, наплевав на всех и вся. Хоть на миг представить, что между нами нет никакой стенки. Не в моих правилах мечтать о несбыточном, но, увы и ах, эти мечты - единственное, чем можно владеть безраздельно. Все мы, как ни крути, существуем в тесной клетке условностей. Не чувствую за собой сил сломать ее, вырваться на свободу.

   Любовь не зря сравнивают с болезнью. Но это единственная зараза, которую не хочется лечить. В мире до сих пор нет "антивлюблина", а жаль: спрос был бы грандиозным.

   Я люблю тебя, Вера. Люблю, как не любил еще ни одну женщину. Наверное, с того самого дня, как впервые увидел в ординаторской, просто боялся себе признаться. Ничего не могу с собой поделать, люблю и в душе надеюсь на чудо. Необъяснимо, но факт: ты снишься мне через раз, а порой и каждую ночь. Больно просыпаться и узнавать, что сны - не явь.

   Не научившись в свое время говорить красивых страстных слов, постеснялся восполнять пробел в настоящем. Да и всё, что лежит на сердце, словами не выразишь. Скажу просто: ты должна быть счастливой, слышишь? У тебя всё для этого есть, нужно только сохранить и преумножить. Счастливой без меня, с человеком, который достоин тебя и собирается жениться. Это не самоуничижение, лишь здравый смысл. Неосторожные слова не должны толкать на край. Мы встретимся, объяснимся (я почему-то уверен, что ты настоишь на встрече), и всё будет как раньше. Не может быть иначе.

   Заканчиваю весь этот бред. Психиатры славно повеселятся, листая на досуге мой диагноз. Прости, если сможешь, милая моя девочка. Нам не по пути, а ставить тебя под удар ради минутной прихоти - даже моя скотская натура не опустится до такого. Что ни говори, герой-любовник из меня хреновый, амплуа тирана с заскоками гораздо привычнее и безопаснее для нас обоих. Пройдем курс лечения, пока вирус еще можно выгнать.

   P. S. Не поздравляю с Новым годом, потому что все пожелания и так сказаны. У тебя всё будет хорошо, ведь ты просто не можешь по-другому.

   Я сидела, как громом пораженная. Вновь пробежала глазами лист, цепляя отдельные строчки.

   ...Трудно, когда это произошло, спустя месяц, два или больше...

   ...В мире до сих пор нет "антивлюблина", а жаль: спрос был бы грандиозным...

   ...Я люблю тебя, Вера. Люблю, как не любил еще ни одну женщину...

   ...Ничего не могу с собой поделать, люблю и в душе надеюсь на чудо....

   Не-воз-мож-но. Вопросы, сотни вопросов петардами взрывались в голове. У меня галлюники? Это шутка? Где скрытая камера? Но вся эта кутерьма шла скорее побочным фоном. Еще одно чудо, скоро привыкать начну. Мой рационализм в панике прятался под кровать, уступая место вере во что угодно.

   "А не сговорились ли они все?" - фыркнул рационализм из-под кровати. Слабенько, едва слышно фыркнул. Да что я за человек, в конце концов?! Сморгнув слезинку, крепко зажмурилась, приоткрыла один глаз. Письмо не исчезло. Настоящее оно, сердцем чувствую. В его стиле: не выставлять чувства напоказ, скрывать их, но каждое слово дышит жизнью.

   ...люблю тебя...

   Я глубоко вдохнула и лишь после этого поняла, что плачу. Тихо шифером шурша, едет крыша на всей скорости.

   - Ты до сих пор не спишь? - сонно пробурчал Погодин. - Ложись, поздно уже...

   - Сашка...

   - Ну чего?

   - Я не смогу выйти за тебя замуж...

Часть II

Любовь

   Если спросишь, легко ли навстречу

   Против ветра и против течения,

   Я тебе ничего не отвечу:

   Это всё не имеет значения.

   Я хотела почти невозможного,

   Всё мечтала, но где же ты раньше был?

   Я совсем не скучаю по прошлому: я боюсь потерять настоящее.

   Е. Польна

Глава 13

Вампиры по вызову, или котенок с улицы Лизюкова

Иные последние известия от того так и называются, что отражают всё самым последним образом.

Л. С. Сухоруков

Когда нас покидают, мы ищем спасения в обвинениях -- чтобы те, кто нас бросил, оправдывались и извинялись и тем самым были с нами.

Б. Шлинк.

   Тридцать первого декабря каждого года мсье Печорин традиционно проводил в компании бутылки-другой-третьей. Виски, коньяк, мартини, водка - в этом плане вампир был всеядным. Стыдясь напиваться без повода, он наверстывал упущенное в праздники. Исключение составляли лишь периоды глубокого душевного падения. Одиночество - гордое ли? - порой тяготило Печорина, но в свои худшие дни он был самодостаточен и существовал автономно, довольствуясь обществом выпивки и телевизора.

   - А чего у нас в мире делается? - спрашивал он у початой "Березовой рощи", выуживал из-под дивана пульт и включал новости. Если новости не находились - кулинарный канал.

   Вдохновившись кулинарными изысками, он шел на кухню и готовил "что-то там под таким-то соусом с гарниром из фиг-знает-чего" из подручных материалов. В большинстве случаев "что-то там" выходило несъедобным, и горе-кулинар угощал творением соседей, вероломно маскируя его под восточный деликатес. Соседи кисло улыбались и кормили "деликатесом" собаку, экономя тем самым на корме для Тузика.