А р с е н ь е в а. Ты замени кого-то чём-то.

Л и д и я. Не понимаю! И - вообще - что случилось? Фабрики всегда строили.

А р с е н ь е в а. Строили, да - не те люди и не для того, для чего теперь строят. Вот тебе нравится независимость, но она будет возможна для одного только тогда, когда все будут независимы.

Л и д и я. Это и называется - утопия? Кстати: ты купалась?

А р с е н ь е в а. Да.

Л и д и я. Удивительно ты говоришь - да! Вот идёт Миша.

М и ш а. А, чёрт...

Л и д и я. Он всегда ругается.

М и ш а. Вовсе не всегда.

Л и д и я. Надо сказать: здравствуйте, а он говорит: чёрт!

М и ш а. Китайские церемонии! А у вас тут гвозди торчат, взяли бы молоток да забили.

Л и д и я. Не хочу забивать гвозди! Садитесь, кофе дам.

М и ш а. Не хочу. Товарищ Арсеньева...

Л и д и я. Знаешь, товарищ Арсеньева, Миша влюблён в меня.

М и ш а. Я? В вас? Ну, уж это - дудочки! Вы даже и не нравитесь мне.

Л и д и я. Серьёзно?

М и ш а. Ну, конечно!

Л и д и я. Я очень рада, если так.

М и ш а. Да уж так! А радоваться - нечему. И - неправда, что вы рады. Интеллигенты любят нравиться, всё равно кому...

Л и д и я. Вы успокоили меня, Миша!

М и ш а. Успокоил? Эх вы... Чем это я вас успокоил? И вовсе вы ничем не беспокоились. Мешаете только...

Л и д и я. Я - молчу.

А р с е н ь е в а. Вы, Миша, не в духе?

М и ш а. Да что же, товарищ Арсеньева!.. Бюрократ этот, Дроздов, доски для эстрады запретил брать на стройке, как же мы расширим эстраду? Китаев разрешил, а он - нельзя! Тоска! И тоже всё шуточки шутит, как будто интеллигент какой-нибудь.

А р с е н ь е в а. Дроздов - здесь, я поговорю с ним.

Л и д и я. Пейте кофе, Миша!

М и ш а. Ладно. То есть - спасибо! И потом к занавесу надобно два полотнища пришить, а он говорит -это пустяки! Флаги истрёпанные, и мало флагов... И, говорит, вы должны действовать самообложением, а - каким чёртом мы самообложимся?

Л и д и я. Ох, Миша...

М и ш а (успокоительно). Ну, ничего! Вы сама тоже, поди-ка, здорово ругаетесь, это и по лицу видно. Без этого - не проживёшь... Мы и так за месяц утильсырья сдали на сорок семь рублей да на укреплении плотины заработали семьдесят три, так ведь на ремонт избы-читальни да по ликбезу...

(Терентьев, Дроздов, Сомов.)

Т е р е н т ь е в. Значит - так: вы едете на фабрику, я побегу взглянуть, что делают на стройке.

А р с е н ь е в а. Можно вас на пару слов?

Д р о з д о в. Всегда готов! (Идут, Миша за ними.)

С о м о в. Хотите кофе, Иван Иванович?

Т е р е н т ь е в (глядя вслед уходящим). С удовольствием. С удовольствием.

С о м о в. До свидания. (Ушёл.)

Т е р е н т ь е в. Погода-то, Лидия Петровна, а? Отличная погода!

Л и д и я. Очень хорошая погода.

Т е р е н т ь е в. Именно! Это... эта женщина - кто такая?

Л и д и я. Учительница в Селищах, подруга моя.

Т е р е н т ь е в. Та-ак. Что же это я её не видал раньше?

Л и д и я. Да она здесь только с осени и недавно воротилась из Москвы...

Т е р е н т ь е в. А вы... давно знаете её?

Л и д и я. В гимназии учились вместе.

Т е р е н т ь е в. В каком городе?

Л и д и я. В Курске.

Т е р е н т ь е в. Ага! Вот оно что!

Л и д и я, Что это вас обрадовало?

Т е р е н т ь е в. Тут... случай такой! Черносотенный городок! Я был в нём при белых.

Л и д и я. Ужасные дни!

Т е р е н т ь е в. Да, на войне страшновато. Особенно - ежели отступать. Наступать - это очень легко.

А р с е н ь е в а (возвращается). Ну, Лида, мне нужно идти в село.

Т е р е н т ь е в. Погодите-ко, позвольте... то есть - извините! Ведь вы - дочь доктора Охотникова?

А р с е н ь е в а. Да. Но я вас не помню...

Т е р е н т ь е в. Ну - где же помнить! Однако это я самый лежал у вас, в квартире, в Курске, раненый...

А р с е н ь е в а. Фёдор... забыла как! Узнать вас трудно.

Т е р е н т ь е в. Ещё бы! Почти восемь лет прошло. К тому же я тогда был Степан Дедов, а настоящее имя моё Иван Терентьев. И растолстел, всё в автомобилях живу. Вот видите - встретились, а? Чёрт знает что! Учительствуете?

А р с е н ь е в а. Да.

Т е р е н т ь е в. Так. В партии?

А р с е н ь е в а. Нет.

Т е р е н т ь е в (несколько огорчён). Почему?

А р с е н ь е в а. Сразу не расскажешь.

Т е р е н т ь е в. А я думал, что вы, после того - в партию! Ваше поведение...

А р с е н ь е в а. Ну, какое же поведение!

Т е р е н т ь е в. Однако - риск!

А р с е н ь е в а. Тогда не одна я рисковала.

Т е р е н т ь е в. Нашли бы меня у вас - пуля вам или - вешалка... Ну, а отец?

А р с е н ь е в а. Его, как врача, мобилизовали белые, а на другой день какой-то пьяный офицер застрелил его...

Л и д и я. Как ты... спокойно!

Т е р е н т ь е в. Та-ак! Хороший был человек! (Лидии.) "Вы, говорит, желаете жить? Ну, так делайте что вам велят!" (Смеётся.) Вот история! И даёт рыбий жир. Противная жидкость, да и команда эдакая: делай, что велят! А я с девятнадцати лет делал чего не велят, и мне уже было двадцать семь. В тюрьме сидел, в ссылке был, бежал, работал нелегально, считал себя совсем готовым человеком. И - вдруг: делай что велят, пей рыбий жир! Положим, кроме рыбьего жира, питаться нечем было. (Арсеньевой.) Его ведь звали Иван Константинович? Что ж, Катерина Ивановна, - по всем правилам нам следует возобновить знакомство?

А р с е н ь е в а. Я - не прочь.

Т е р е н т ь е в. Чудесно! (Лидии.) Заговорили мы вас? То есть это я заговорил...

Л и д и я. Нет, что вы! Мне интересно... Хорошо встретились вы...

Т е р е н т ь е в. Хорошо? Да, бывает.

Д р о з д о в (за террасой). Катерина Ивановна - ждём! Ваня всегда с дамами.

Т е р е н т ь е в. Это - с больной головы на здоровую.

Д р о з д о в. Ты, Ваня, с Катериной Ивановной осторожно, она человек враждебный нам.

Т е р е н т ь е в. Не верю!

А р с е н ь е в а. Не нам, а - вам, товарищ Дроздов. До свидания, Лида.

Л и д и я. Ты вечером придёшь?

А р с е н ь е в а. Нет.

Л и д и я. Приходи!

А р с е н ь е в а. Не могу, дело есть. (Идёт с Дроздовым.) Так вы не забудете?

Д р о з д о в. Всегда готов служить вам.

А р с е н ь е в а. Не мне, а ликбезу. Я в услугах ваших не нуждаюсь.

Д р о з д о в. Строго.

[Арсеньева и Дроздов уходят.]

Т е р е н т ь е в (задумчиво глядя вслед им). Ну, пойду и я. До свидания.

(Лидия одна, позванивает чайной ложкой по графину с водой.)

Д у н я ш а [входит]. Лисогонов пришёл...

Л и д и я. Вы знаете, что Николай Васильевич уехал. Пусть он идёт к Анне Николаевне.

Д у н я ш а. Он вас спрашивает.

Л и д и я. Я не могу принять его.

[Входит Лисогонов.}

Д у н я ш а (усмехаясь). А он уж кругом обошёл, старый чёрт...

Л и с о г о н о в. Разрешите, уважаемая...

Л и д и я (встаёт). Что вам угодно? Я чувствую себя плохо.

Л и с о г о н о в. Все, все плохо чувствуют себя! Местность нездоровая, болото близко, - местность эта не для интеллигентных людей... Рабочие, конечно...

Л и д и я. Вы именно ко мне, да?

Л и с о г о н о в. Именно-с! Вот вы на спектакле сожаление выразили, что теперь нельзя достать кружев старинных. Действуя по симпатии, всё можно достать! И вот-с мамаши моей кружева желал бы преподнести...

Л и д и я. Простите, я должна... распорядиться... [Уходит]

Л и с о г о н о в (прячет кружева, ворчит). Дура, дура... (Надулся, покраснел.)

(Анна Сомова, Титова.)

А н н а. Здравствуйте, Евтихий Антонович!

Л и с о г о н о в. Нижайшее почтение!

Т и т о в а. Чего в карман прячешь, Евтихий, человек тихий?

Л и с о г о н о в. Платок.

Т и т о в а. Двадцать лет человека знаю и - хоть бы что! Замариновался, как гриб в уксусе.