Словно бы почувствовав, о чем он думает, Грейс приоткрыла рот и издала легкий чувственный вздох. А потом ее губ снова коснулась блаженная улыбка воспоминания о пережитом наслаждении.

Да с какой стати он вообще позволяет ей спать здесь?! Он имеет полное право разбудить ее и вышвырнуть вон. Кен взглянул на гостиничный будильник. Было почти два часа ночи, и он сказал себе, что не может так поступить из-за врожденного чувства ответственности.

Женщину — любую женщину, даже такую, — опасно отпускать на улицу одну посреди ночи. С ней может случиться все что угодно!

Но он вовсе не собирается возвращаться к ней в постель. О нет!

Зайдя в ванную, Кен накинул халат и прошел в гостиную, где включил свет.

Первым, что он увидел, был пустой графин для коктейлей и бокал, из которого пила Грейс. Поморщившись, он резко сдвинул их в сторону. Она даже имела наглость заказать за его счет выпивку в гостиничной службе! Набиралась храбрости для того, чтобы лечь с ним в постель?

Кен запретил себе попадаться в ловушку жалости к ней и искать ей оправданий. Она отлично знала, что делает. Отлично…

Неловко поерзав в кресле, он нахмурился. Теперь ему совсем не хотелось спать, благо, было чем заняться, А когда его соблазнительница проснется, у них произойдет очень жесткий и нелицеприятный разговор.

Он ни в коем случае не позволит Грегори Куперу шантажом заставить его отказаться от сделки, которую заключил с его тестем.

Продолжая хмуриться, Кен потянулся к портфелю.

Грейс протерла глаза и поморщилась от отвращения, почувствовав кисловатый привкус во рту. Голова болела, и все тело тоже, но по-разному. Боль в теле имела определенно приятный оттенок, в то время как голова… Она осторожно повертела ею и тут же пожалела об этом, почувствовав, как болезненно застучало в висках.

Надеясь нащупать знакомую прикроватную тумбочку, Грейс инстинктивно протянула руку… И поняла, что находится не в своей постели.

Так где же она? Словно в тумане в ее голове проплыли смутные обескураживающие воспоминания и образы. Нет-нет, она не могла этого делать! Она этого не делала! Грейс с испуганно колотящимся сердцем взглянула на другую половину широкой постели и почувствовала огромное облегчение, увидев, что там никого нет.

Наверное, это был сон — только и всего. Шокирующе неприличный сон. И она даже представить себе не могла, как и почему… Грейс застыла, заметив отчетливую вмятину от другой головы на соседней подушке.

Дрожа, она склонилась ниже и замерла, уловив чужой, но все-таки потрясающе знакомый запах мыла и мужчины, исходящий от подушки.

То, что только смутно грезилось ей, с каждым громким ударом сердца, отдающимся в ушах, обретало все более и более отчетливые очертания.

Это произошло на самом деле! Здесь, в этой комнате! В этой постели! Она сделала это. А где же он? Грейс нервно посмотрела в сторону ванной, и ее взгляд вдруг наткнулся на собственную одежду, аккуратно сложенную на стуле.

Не доведя своей мысли до логического конца, Грейс пулей вылетела из постели и, подбежав к стулу, натянула на себя такие спасительно привычные вещи, ни на минуту при этом не отрывая взгляда от закрытой двери в ванную.

Ей так хотелось принять душ, почистить зубы, причесаться! Но она не смела. Ужасающе подробные воспоминания проносились в ее отравленной алкоголем больной голове. Просто непостижимо! Как она могла вести себя подобным образом?

Я пила, с отвращением напомнила себе Грейс. Да, она пила, и, что бы там ни было в этом отвратительном пойле, присланном гостиничной службой, оно превратило ее из добропорядочной, целомудренной девственницы… в аморальную, сексуально агрессивную женскую особь, которая…

Девственницы! Грейс окаменела. Что ж, теперь, во всяком случае, она ею быть перестала. Не то чтобы это было так уж важно… Вот только, подстегиваемая желанием, она даже не думала ни о своем здоровье, ни о том, чтобы как-то предохраниться…

Оставалось только молиться, чтобы судьба не наказала ее слишком жестоко за непростительную глупость и несдержанность, чтобы совершенное ею не имело других последствий, кроме глубокого унижения, испытываемого ею теперь.

Схватив сумку, Грейс на цыпочках подошла к двери спальни.

Кен в этот момент спрашивал себя, долго ли незваная гостья намерена спать в его постели и не сочтет ли гостиничная служба пять часов утра слишком ранним временем для завтрака.

Хотя его отчаянно клонило ко сну, он твердо решил не возвращаться в кровать, пока она там. Одного опыта с него достаточно. Кен отлично понял, насколько уязвим перед ее весьма эффективными методами обольщения.

Но даже теперь, после того как имел возможность в течение трех часов анализировать в одиночестве случившееся, он так и не приблизился к пониманию того, почему оказался не в состоянии запретить себе отвечать ей, почему безоговорочно сдался на волю собственным желаниям.

Да, он испытал эту сладостно-горькую боль влечения, едва увидел ее в вестибюле отеля. Но все должно было бесследно пройти, как только он сообразил, для чего эта особа здесь…

Кен напрягся, увидев, как открывается дверь спальни. Уже рассвело, наступало свежее, яркое летнее утро. Женщина явно заметила его: лицо ее приобрело тот же оттенок, что и освещенные восходящим солнцем облака, проплывающие за окном. Кен увидел, как она изумленно приоткрыла рот и бросила быстрый, отчаянный взгляд на большую белую дверь — единственный ее путь к спасению. Предвосхитив следующее движение женщины, Кен вскочил и быстро встал между ней и дверью.

Теперь, получив возможность рассмотреть его при свете, Грейс почувствовала, как жар смущения, охвативший ее, превратился в обжигающее пламя. Это был он, тот мужчина из вестибюля, мужчина, вызвавший в ней совершенно не характерные для нее мысли и ощущения!

Она покосилась на кофейный столик и предательский графин для коктейлей.

— Да, — вежливо подтвердил Кен. — Вы не только обманным путем проникли в мой номер, но и увеличили мой счет за обслуживание. Вы намерены сами оплачивать использование моей постели и услуги бара… или передадите счет Грегори Куперу?

Грейс, с несчастным видом смотревшая на графин, услышав знакомое имя, машинально повернула голову и посмотрела на него.

— Грегори? — недоумевающе переспросила она.

Пусть тестю Грегори Купера принадлежала местная фабрика, пусть сам Грегори был ее управляющим, но это отнюдь не прибавляло ему любви местных жителей. У него была репутация нечистого на руку дельца, и он пытался внедрить нововведения, которые недопустимо снизили бы зарплату и были потенциально опасными для окружающей среды. К счастью, профсоюзам и местным властям удалось это предотвратить. Но какое отношение мог он иметь к унизительной ситуации, в которой оказалась Грейс?

— Да, Грегори, — подтвердил Кен, безжалостно копируя тревожное дрожание ее голоса. — Я отлично понимаю, что происходит, — едко продолжал он. — И зачем вы здесь. Но если вам хотя бы на минуту пришло в голову, что я могу поддаться на шантаж и пойти на попятный…

Грейс проглотила комок в горле.

Неужели Кен Эдвардс — а это наверняка он — действительно думает, что она из тех женщин, которые действуют подобным образом? Особенно потрясло ее слово «шантаж». Но разве случившееся в действительности намного лучше? Разве легче это перенести, не говоря уж о том, чтобы объяснить кому-то другому? Разве более уважительной причиной показалось бы то, что она напилась — пусть и по несчастливой случайности — и просто не ведала, что творит? Лечь в постель к абсолютно незнакомому мужчине, делать то, что она делала, и что хуже всего — делала с большой охотой… Женщине ее профессии, ответственной за формирование и воспитание юных умов…

Грейс содрогнулась, представив, как отнеслись бы к ее поведению некоторые из родителей ее учеников, не говоря уж о членах попечительского совета школы.